Реквием по империи - Диана Удовиченко

— Ближе к делу! — прервал ее обвинитель, бросив на меня извиняющийся взгляд.

— Ах да, я и говорю, — Андрония притворно смутилась, — назад возвращаться было уже поздно. Я и решила заночевать при храме, благо дело в моем доме налажено так, что экономка и без меня справляется. Время шло к полуночи. Разыскала я матушку, попросилась на ночлег. Та разрешение дала, а сама плащ накинула — и прочь вышла. Я в окно посмотрела — каюсь, любопытна. Гляжу, а там всадники, в храмовом дворе. Мать Лаурита на лошадь села и отбыла куда-то.

— Когда она вернулась? — уточнил обвинитель.

— Не знаю, любезный господин, спала я. Но под утро, когда уже светать начало, меня разбудил стук копыт. Должно быть, это мать Лаурита приехала…

— Стыдись, Андрония, — вдруг спокойно произнесла жрица.

Сводня строптиво вскинулась, собираясь ответить, но обвинитель жестом остановил ее, выкрикнув:

— Подсудимая, молчать!

Лаурита, не обратив на него никакого внимания, продолжила:

— Чем же тебе заплатили, что ты пошла на предательство?

Подбежавший по знаку обвинителя стражник ударил жрицу по лицу.

— Суд удаляется на совещание! — торопливо объявил секретарь.

Все происходящее давно уже производило впечатление плохо отрепетированного спектакля. А ненадежность и откровенная продажность последней свидетельницы вызвали у меня возмущение. Что тут вообще творится, и кто главный дурак? В этом я и решил разобраться. Выход в астрал… прикосновение к сознанию Лауриты… Ощутив вторжение чужого разума, женщина вздрогнула. А я погрузился в хитросплетение ее мыслей, чувств и свойств натуры. Это был настоящий омут! Жесткий, по-женски изворотливый, но по-мужски логичный ум. Смелость, решительность, даже наглость. Умение рисковать, тяга к игре. Чувственность, искушенность в любовных утехах. Гордость, даже гордыня. И затмевающая все, огромная, непомерная жажда власти. Интриги, осуществленные и еще только задуманные, которые я увидел в мыслях жрицы, поражали размахом и утонченностью. Она действительно содержала отряды наемников. Подсовывала власть имущим дорогих блудниц, которые приносили ей интересные сведения. Вкладывала деньги храма в торговлю и неустанно преумножала их. Мечтала о главенстве Неи, а лучше — о единобожии. Покрывала темные секты, поклоняющиеся демонам. Была готова вступить в схватку с другими жрецами… но она не убивала Варелию и не посылала к ней наемников. Я собрался было вернуться в свое тело и объявить о невиновности Лауриты во всеуслышанье. Но что-то остановило меня, и я продолжил исследовать закоулки сознания жрицы. Так… сожаление о гибели Ридрига Второго… уважение к покойному монарху… а это что? Ненависть, полная и всепоглощающая. Причем пустившая в душе крепкие корни. Лаурита ненавидела Дарианну настолько, что сожалела о своей помощи повстанцам. Девушка не пошла на сделку с самой сильной служительницей богов. Мало того, неосторожно оскорбила ее. Лаурита запомнила это. И если она останется в живых, то будет мстить. Я попытался проникнуть в ее планы. Заговоры и стычки, подкупы и предательства, лжепророки и секты, страдания и смерти…

Вернувшись в свое тело, я глубоко вдохнул и попытался сообразить, что же мне теперь делать с этим знанием. Справедливость требовала не наказывать женщину за чужое преступление. А здравый смысл подсказывал: она не должна жить. Лаурита опасна для императрицы и для всего народа. Но какое я имею право решать ее судьбу? «Имеешь, — произнес внутри меня холодный голос, — ты имеешь право на все. Ты — изначальный и должен действовать во имя высшей справедливости. Одна жизнь не стоит жизней многих…» Со мной говорила Вселенная. Или это я стал ею. Вдруг пришло понимание: человеческая мораль — ничто, ряд принципов, придуманных умными для удобства управления дураками. Я — выше морали, мое предназначение — спасти этот мир. Ему еще не время погибать, так сказала Вселенная. Для того чтобы действовать, мне необходим порядок. Все, кто может его нарушить, должны быть уничтожены…

Не было ни заключительной речи обвинителя, ни последнего слова подсудимой. Спустя всего пять минут жюри вернулось с вердиктом:

— Рассмотрев все свидетельства и доказательства, высокий суд признает подсудимую Лауриту Ортега виновной в убийстве жриц храма Морриган. И приговаривает ее к смертной казни через повешение…

Я молчал.

Копыл выпростал из складок мантии какой-то свиток и быстро подошел к столу жюри. После короткой беседы председательствующий объявил:

— Повелением императрицы империи Галатон Дарианны Первой подсудимой оказывается последняя милость! Повешение заменяется отсечением головы! Приговор будет приведен в исполнение двадцать третьего числа месяца Брижитты, в девять часов утра, на Площади Семи королей.

Конвой повел жрицу к выходу. Лаурита шла, гордо распрямив плечи, высоко подняв голову, сохраняя на лице ледяную невозмутимость. На мгновение встретившись с ней взглядом, я увидел в черных глазах презрение.

Когда я покинул здание суда, солнце клонилось к закату. Ощущение всемогущества медленно уходило, оставляя в теле слабость, а в душе — грязь. Я был настолько вымотан, что не имел сил даже на угрызения совести. Казалось, способности изначального покинули меня вместе с энергией тела и разума. Добравшись до дворца, я прошел в свои покои и забылся тяжелым сном, больше похожим на обморок. Разбудил меня слуга, сообщивший, что скоро начнется казнь Лауриты.

С самого утра над Виндором висели низкие лохматые тучи. Но близость дождя не пугала собравшуюся на площади Семи королей толпу, жаждавшую кровавого зрелища. За ночь виселица с телами исчезла, а на ее месте появился помост с новенькой плахой. Мы с Дарианной стояли на дворцовом балконе, защищенные от непогоды магическим куполом. Рядом притулился Копыл. Императрица кивнула, и Вадиус дал знак к началу казни. Привели Лауриту, одетую в черный плащ смертника. Руки жрицы были связаны за спиной. Женщина тряхнула головой, бесформенный капюшон упал, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она сама поднялась по ступеням и остановилась посредине помоста — спокойная, величавая и удивительно красивая какой-то грозной, отчаянной красотой. «Королева…» — восхищенно пробормотал Вадиус и осекся под тяжелым взглядом Дарианны. Глашатай объявил приговор. Толстый угрюмый палач, похожий на мясника, взял Лауриту за плечо и подтолкнул к плахе. Жрица покорно сделала один шаг вперед, но неожиданно вырвалась и, обернувшись к балкону, громко крикнула:

— Именем Неи златокудрой я проклинаю тебя, императрица Дарианна и тебя, Рик-бастард!