Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Высшим органом государственной власти после переворота стал Временный военно-административный совет, он же Дерг (амхарск. — «совет», «комитет»). Первоначально Дерг сформировали 108 представителей различных армейских частей со всех концов страны. Одним из них был майор Менгисту Хайле Мариам, депутат от Третьей дивизии, расквартированной в провинции Харар. Хотя в своем первом декрете от 4 июля 1974 года офицеры заявили, что верны императору, они вскоре начали аресты членов правительства, проверяя, насколько сильное сопротивление это может встретить. Когда они убедились, что режим слаб, они взялись за самого императора: 12 сентября он был арестован.

Начались репрессии. Многие ключевые чиновники старого режима были без долгих разбирательств убиты. В декабре Дерг объявил, что Эфиопия отныне становится социалистическим государством. Император Хайле Селассие умер (вероятно, был убит) в тюрьме 27 августа 1975 года. В том же году Дерг национализировал земельную собственность, включая всю городскую и сельскую землю, а также почти всю частную собственность. Авторитарные действия режима вызвали цепь вспышек сопротивления по всей стране.

Обширные регионы были присоединены к Эфиопии в ходе колониальной экспансии императора Менелика II, победителя в битве при Адуа, о которой мы уже говорили (стр. 237). Среди этих земель были провинции Эритрея и Тиграй на севере и Огаден на востоке страны. В первых двух в ответ на жестокости Дерга возникли движения за независимость. В свою очередь, во Временном военно-административном совете также начались распри, и скоро Дерг развалился на несколько фракций. Майор Менгисту оказался самым жестоким и самым умным из всех своих соратников. К середине 1977 года он физически устранил большинство своих соперников и единолично возглавил режим, который не потерпел немедленного краха только потому, что был спасен широкомасштабными поставками оружия и прибытием военнослужащих и военных советников из Советского Союза и с Кубы в конце ноября того же года.

В 1978 году были устроены национальные торжества в честь четвертой годовщины свержения императора Хайле Селассие. К этому времени Менгисту был бесспорным лидером Дерга. В качестве своей резиденции он выбрал Большой дворец императора Селассие, который стоял заброшенным со времени упразднения монархии. Во время торжеств диктатор сидел на позолоченном кресле, совсем как когда-то император, и принимал парад. Официальные церемонии снова происходили в Большом дворце, и Менгисту восседал на императорском троне. Более того, он стал сравнивать себя с Теодросом II, императором-реформатором середины XIX века, пытавшимся возродить былую славу Соломоновой династии. Давит Волде Гиоргис, один из соратников и министров Менгисту, рассказывает в своих мемуарах:

«В начале Революции все мы отказывались иметь что-либо общее со старыми временами. Мы не водили машин и не носили костюмов, а галстук считался чуть ли не преступлением. Любая деталь внешнего облика, делавшая вас ухоженным и буржуазным, все, что намекало на благополучие и утонченность, отвергалось нами как часть старого порядка.

Но в 1978-м все это начало меняться. Материальное благополучие постепенно стало считаться приемлемым, а затем и необходимым. Модная одежда от лучших европейских дизайнеров стала униформой всех высших чиновников и членов Временного совета. У нас было все самое шикарное — лучшие дома, роскошные машины, шикарный виски, шампанское, еда. Это был полный отказ от идеалов Революции».

Гиоргис живо описывает, как изменился Менгисту, когда стал единоличным диктатором:

«И тут проявился подлинный Менгисту: мстительный, жестокий и самовластный… Многие из нас, тех, кто до этого разговаривал с ним, не вынимая руки из карманов, потому что он был один из нас, вдруг обнаружили, что перед ним следует стоять навытяжку и почтительно внимать ему. Раньше, говоря с Менгисту, мы обращались к нему «ты» (ante), теперь же мы поняли, что как-то незаметно переключились на почтительное «вы» (ersiwo). Он переехал в более обширный и роскошный кабинет во дворце Менелика, стал пользоваться машиной императора… Мы думали, что совершили Революцию во имя равенства, а получили нового императора».

Специфический вариант порочного круга, иллюстрациями которого могут служить и переход власти от Хайле Салассие к Менгисту, и переход от британского колониального управления в Сьерра-Леоне к диктатуре Сиаки Стивенса, кажется настолько необычным, что заслуживает собственного имени. Как мы уже упоминали в главе 4, немецкий социолог Роберт Михельс назвал подобную схему «железным законом олигархии». По словам Михельса, внутренняя логика олигархических режимов — а на деле всех организаций с олигархической структурой — такова, что их институты самовоспроизводятся не только пока у власти пребывает одна и та же элита, но даже когда власть переходит к совершенно новым людям. Однако Михельс, возможно, упустил из виду, что история, по словам Карла Маркса, всегда повторяется — в первый раз в виде трагедии, во второй — в виде фарса. И дело не только в том, что многие постколониальные лидеры Африки перебрались в те же резиденции, ставили на должности тех же людей, практиковали те же способы управления рынком и изъятия ресурсов, что и колониальные власти или монархи предшествующего периода, — было и кое-что и похуже.

Конечно, выглядело фарсом, когда пламенный борец с колониализмом Стивенс занялся покорением того же народа менде, который пытались подчинить себе и англичане; когда для контроля над внутренними областями страны он стал опираться на тех же вождей, что назначили британцы; когда он управлял экономикой ровно теми же методами, что и колониальные власти, — экспроприировал доходы фермеров, ограничивал свободу торговли, монополизировал добычу алмазов.

Конечно, выглядело фарсом — но пополам с трагедией, — когда Лоран Кабила, поднявший армию Заира на борьбу с диктатурой президента Мобуту, пообещавший освободить народ и положить конец удушающей коррупции и репрессиям, сам установил режим столь же коррумпированный и, возможно, столь же жестокий. И уж точно выглядело фарсом, когда Кабила попытался установить собственный культ личности по образцу культа Мобуту.

Разве не выглядит фарсом, что сам режим Мобуту опирался на нещадную эксплуатацию населения в гораздо большей степени, чем веком ранее Свободное государство Конго — колония бельгийского короля Леопольда? Фарсом, конечно, было и то, что марксист Менгисту поселился во дворце, едва не провозгласил себя императором и обогащался сам и давал обогащаться своей свите совершенно так же, как этот делали Хайле Селассие и другие императоры прежних эпох.