Квентин Дорвард - Вальтер Скотт

— Государь, — ответил Квентин, — я могу доказать свидетельскими показаниями, что во время моего пребывания в Льеже я не думал выдавать себя за французского посланца и что эта роль была мне навязана ослепленной толпой, на которую не действовали никакие мои уверения. Все это я рассказал приближенным епископа, как только мне удалось вырваться из города, и тогда же советовал им принять меры для обеспечения безопасности замка; послушайся они меня, очень возможно, что ужасы последующей ночи были бы предупреждены. Это правда, что в минуту опасности я воспользовался тем влиянием, которое давало мне мое мнимое звание, чтобы спасти графиню Изабеллу, спастись самому и, насколько я был в силах, предотвратить дальнейшее кровопролитие. Повторяю и готов поклясться, что я не имел никаких поручений от французского короля к гражданам Льежа, а тем более инструкций подстрекать их к мятежу и что, воспользовавшись навязанным мне званием посланца короля Людовика, я поступил в этом случае как человек, который в минуту опасности, спасаясь сам и спасая других, поднимает для обороны первый попавшийся щит, не заботясь о том, имеет ли он право на украшающие его гербы и девизы.

— Ив этом случае нельзя не признать, что мой юный спутник и пленник поступил вполне благоразумно и весьма находчиво, — вмешался Кревкер, который не в силах был дольше молчать, — и, разумеется, поступок его не может быть поставлен в вину королю Людовику.

В зале пронесся ропот одобрения, который радостно отозвался в душе короля, но пришелся сильно не по вкусу герцогу Карлу. Он грозно оглядел собрание, и, вероятно, единодушно выраженное мнение его знатнейших дворян и лучших советников не помешало бы ему дать волю своему необузданному и деспотическому нраву, если бы в эту минуту де Комин, предвидевший бурю, не объявил неожиданно о прибытии в Перонну герольда от города Льежа.

— Герольд от ткачей и гвоздильщиков? — воскликнул герцог. — Но все равно, ввести его сюда! Клянусь пречистой девой, я выведаю у этого герольда, каковы планы и надежды пославших его господ! Во всяком случае, он скажет мне больше, чем желает сообщить нам этот юный франко-шотландский воин!

Глава XXXIII. ГЕРОЛЬД

Ариэль Чу! Они ревут.

Просперо

Пусть яростно охотятся за ними.

В зале произошло движение, для посла очистили место; все с любопытством ждали появления герольда, которого мятежные жители Льежа осмелились послать к такому высокомерному и гордому государю, как герцог Бургундский, да еще в такую минуту, когда он имел полное основание особенно гневаться на них. Не следует забывать, что в ту эпоху герольды посылались только от одного монарха к другому, да и то лишь в торжественных случаях. Дворянство же посылало простых вестников, стоявших по своему званию гораздо ниже герольдов. Не мешает, кстати, заметить, что Людовик XI, ценивший лишь реальные выгоды власти, всегда питал презрение к герольдам и к геральдике, к «красному, синему и зеленому со всеми их побрякушками»183, тогда как его противник Карл, имевший совершенно иной характер, придавал им большое значение.

Посол, представший теперь перед лицом двух монархов, был одет в герольдскую мантию, расшитую гербами его господина, между которыми особое место занимала голова вепря, отличавшаяся, по мнению знатоков этого дела, скорее вычурностью, чем точным соблюдением законов геральдики. Весь его наряд, всегда довольно пестрый у герольдов, был сплошь покрыт позументами, вышивками и другими разнообразными украшениями, а плюмаж184 на шляпе был так высок, словно предназначался для того, чтобы обметать потолок. Короче говоря, костюм его был преувеличенной карикатурой на роскошную одежду герольдов. Голова вепря повторялась не только на каждой отдельной части платья, но даже шляпа его имела эту форму, причем с высунутым языком и окровавленными клыками, или, выражаясь должным образом, представляла собой удлиненную и зубчатую пасть. В самом же герольде с первого взгляда поражала какая-то смесь робости с напускной дерзостью, словно он сознавая, что предпринял опасное дело, и чувствовал, что его может выручить только смелость. Той же смесью робости и развязности отличался и поклон, которым он приветствовал государей, поклон, бросавшийся в глаза своей неловкостью, что было уже совсем странно для герольда — человека, привыкшего вращаться при дворе.

— Кто ты, во имя дьявола? — таким приветствием Карл Смелый встретил этого странного посла.

— Я Красный Вепрь, — ответил герольд, — оруженосец Гийома де ла Марка, милостью божьей государя — епископа Льежского…

— Как! — воскликнул было Карл, но тотчас сдержался и сделал герольду знак продолжать.

— …и, в силу прав его супруги, графини Амелины де Круа, графа де Круа и владетеля Бракемонта.

У герцога, пораженного дерзостью, с какой в его присутствии осмеливались произносить эти титулы, казалось, отнялся язык, и герольд, ободренный этим молчанием и думавший, вероятно, что речь его произвела должное впечатление, продолжал:

— Annuncio vobis gaudium magnum185. Возвещаю вам, герцог Бургундский и граф Фландрский, от имени моего господина, что по получении разрешения нашего святейшего отца в Риме и назначения заместителем ad sacra186 он намеревается вступить в отправление обязанностей государя — епископа Льежского и поддерживать свои права в качестве графа де Круа!

Всякий раз, как посол прерывал свою речь, герцог произносил только: «Вот как!» — тоном человека, который до крайности изумлен и взбешен, но не дает себе воли, желая дослушать все до конца. К великому удивлению всех присутствующих, он воздерживался даже от свойственной ему резкой жестикуляции и сидел неподвижно, покусывая ноготь большого пальца — обычная его поза, когда внимание его бывало сосредоточено, — и потупив глаза, словно он боялся их поднять, чтобы не выдать бешенства, клокотавшего в его груди.

Между тем посол продолжал смело излагать то, что ему было поручено передать:

— Итак, именем государя епископа Льежского, графа де Круа, я требую, чтобы вы, герцог Карл, отказались от всяких прав и притязаний на свободный имперский город Льеж, которым вы завладели силой и беззаконно распоряжались вместе с покойным Людовиком Бурбоном, его бывшим недостойным епископом…

— Вот как! — снова произнес герцог.

— Чтобы вы вернули городу знамена, которые у него захватили, всего числом тридцать шесть; заделали проломы в его стенах; исправили разрушенные вами укрепления и признали моего государя, Гийома де ла Марка, епископом Льежским, законно и свободно избранным советом каноников, как то значится вот в этом протоколе.