Мясник - Мария Барышева

Семагин нетерпеливо махнул рукой.

— Ну, давай полтинник. По старой дружбе.

Полученного «гранта» он внимательно осмотрел, после чего спрятал в свой бумажник, улыбнулся и подвинулся ближе к Вите, и на нее пахнуло сладковатым запахом его туалетной воды.

— Может, хочешь вина? — спросил он негромко и мягко. — Скажи, какого, я схожу. Включить магнитофон?

— Нет, Вадик, боюсь, сегодня ничего не получится, — Вита застегнула папку и встала. — Только что звонил мой приятель — он ждет меня на набережной, так что мне нужно идти. Но, я надеюсь, мы еще встретимся? — она сделала шаг в сторону и остановилась перед Вадимом, потом подвинулась так, что их ноги соприкоснулись, и, закинув руку на затылок, неторопливо поправила прическу. Семагин чуть прикрыл глаза и улыбнулся кошачьей улыбкой. — Теперь-то я знаю, где тебя найти. Только Вадик, милый, я тебя очень прошу, никому не говори обо мне и этой папке. Ну, я надеюсь, тебе не надо объяснять, почему?

— Да уж понимаю. Потом дашь статейку почитать, ладно? Телефон мой знаешь?

— Да. Я позвоню тебе на днях, Вадик, обязательно. Все, мне нужно бежать, пока. Отдай мои сапоги.

Без осложнений покинув квартиру Семагина, Вита вышла во двор, посмотрела на часы, потом торопливо зашагала было в сторону трамвайной остановки, но тут требовательно запищал телефон в сумке. Она вытащила его, посмотрела на номер, пробормотала: «Только тебя мне сейчас не хватало!», — и ответила на вызов.

— Слава богу, дозвонилась, — воскликнула где-то далеко Наташа Чистова. — Вита, Светка Матейко уезжает!

Вита осмотрелась, потом зашла за большой развесистый абрикос и, оглядывая двор, спросила:

— Откуда ты знаешь? Ты что, разговаривала с ней?

— Да, я ей звонила на сотовый. Понимаешь, я очень беспокоилась после того, как ты…

— Елки, Наташка, да что ж тебя к ним как магнитом тянет?! Не лезь — сказала же! Ты зачем меня наняла?! Какой смысл?! Ладно. Что она тебе сказала?

— Отец отсылает ее в Екатеринбург к родственникам. У нее самолет через два часа.

— Адрес дала? Говори, я Екатеринбург хорошо знаю.

Наташа продиктовала ей адрес и телефон. Телефон Вита записала, после чего спросила, не говорила ли Света чего-нибудь об обстановке в Волгограде.

— Сказала, что у ее отца были какие-то разборки, но толком она ничего не знает, — голос Наташи звучал глухо и устало. — Она очень напугана, Вита.

— Ничего, может, поумнеет теперь слегка. Ты-то как там? Хорошо спряталась? Никто за тобой не ходит?

— Вроде нет. Господи, сколько это еще будет продолжаться?! Ты ничего не узнала о Славе?

— Нет, Наташ, нет пока, — Вита крепче прижала к животу папку и закрыла глаза. — Ладно, давай, не трать деньги. Что будет, сразу позвоню.

— А я их и не трачу. За этот телефон кто-то платит — наверное, те, кому я нужна. Чтобы звонить мне периодически. Николай Сергеевич — очень общительный человек. Мне можно ему отвечать?

— Отвечай на здоровье, может что интересное скажет. Только не части. Все, пока.

Вита отключила телефон, и Наташа за сотни километров от Волгограда сделала то же самое. Положив телефон на стол, она чихнула и плотнее закуталась в купленное вчера одеяло — отопление не работало, а в старой однокомнатной квартире, где она теперь жила, сквозило из всех щелей. Она встала и включила старенький хозяйский обогреватель, потом поставила чайник и снова села на табуретку и замоталась в одеяло. Хорошо бы было включить колонку и набрать горячую ванну, но газ горел слишком плохо. Как бы не простудиться. Она и без того чувствовала себя неважно, а завтра уже нужно было выходить на работу — ей посчастливилось устроиться продавцом в большой павильон, где торговали мясными и кисломолочными продуктами. Наташа сделала это не только потому, что нуждалась в деньгах. На работу ее выгнало одиночество — старый враг, борьба с которым уже не раз обходилась ей очень дорого. Бесконечное сидение в чужой квартире наедине со своими мыслями сводило с ума. Ни телевизора, ни магнитофона в квартире не было, и, в конце концов, она не выдержала и купила маленькую дешевую магнитолу, чтобы знать, что творится в мире и иметь возможность иногда послушать музыку, чтобы отвлечься. Вот и сейчас Наташа нашла по радио «Европу-плюс», и кухню заполнила какая-то веселая зарубежная песенка. Она сделала звук погромче, но радио все равно не заглушало тягостных и мучительных мыслей. Что со Славой и где он? Если он жив, почему они не дают ей с ним поговорить? Где сейчас Вита? Удастся ли ей хоть что-то узнать? Иногда Наташа думала, что взвалила на нее слишком тяжелую и опасную задачу, фактически выдвинула ее на передний план вместо себя. Хоть она и рассказала ей все честно, и Вита пошла на это по доброй воле и уже взяла деньги, легче от этого не становилось. Во время каждого телефонного разговора с Витой ей то и дело хотелось сказать, что она все отменяет… но каждый раз что-то ее удерживало. Не дай бог с Витой что-то случится — она никогда себе этого не простит. Сегодня у нее был такой странный голос, такой встревоженный и немного растерянный. Но она не сказала условленной фразы, значит, пока все в порядке. Но если что-то… хоть что-то… Нужно обязательно узнать, где она — всегда знать, где она, чтобы успеть приехать, хоть Вита и запретила. Вита, Вита… вся надежда на тебя, только на тебя… пожалуйста, пожалуйста!

Не выдержав, Наташа опустила голову на сложенные руки и тихо заплакала, а в динамике одна веселая мелодия сменялась другой, и за окном на старые акации снова и снова обрушивался ледяной зимний ветер.

Остаток дня Вита провела в центральной волжанской библиотеке, просматривая газеты за два последних года. Она сама не знала, что именно ищет и для чего — как она уже убедилась, в газетных статьях ничего толком не говорилось и для того, чтобы что-то выявить, нужно, во-первых, иметь связи Колодицкой, во-вторых, знать, где искать. Конечно, проще было обратиться к Вовке-Санитару, у которого было полно приятелей в правоохранительных органах, или позвонить старому знакомому из центра общественных связей УВД, который бы наверняка подсказал что-нибудь толковое, но Вита не стала делать ни того, ни другого. Ей казалось, что сейчас она идет по очень тонкому льду, и если на него встанет еще кто-то, то недолго и провалиться. Но своими поисками она ничего не добилась — невозможно было понять, где под «несчастным случаем» или «скоропостижной кончиной» скрывается самоубийство, а где под тем же «самоубийством» скрывается именно такой случай, какие описывались в бумагах Колодицкой. Вита нашла только три случая, которые показались ей более-менее подозрительными, и переписала фамилии погибших вместе с датами в свою записную книжку. Статью, посвященную Павлу Ивановичу Александрову, «скончавшемуся от инфаркта прямо на рабочем месте», она прочла с недоверием, пытаясь понять, не спрятана ли и под этими строчками какая-нибудь еще одна очень некрасивая смерть. Она не знала, что именно в этой статье говорилась чистая правда. Александров уже давно страдал от гипертонии; в последний месяц, живя в постоянном страхе, он совсем сдал, и известие о смерти Колодицкой, на которую он возлагал большие надежды, стало для него подобием пистолетного выстрела — он умер мгновенно и тихо и просидел в кресле около получаса, прежде чем в кабинет заглянула встревоженная его молчанием секретарша.