Звездные самураи - Кен Като

Внезапно из кабины шаттла донесся какой-то сигнал. Стало видно как в темном проеме люка мигает красная лампочка. Пилота сигнал захватил врасплох в самый неподходящий момент. Он вздрогнул и начал поспешно застегиваться. Затем повернулся и бросился к шаттлу, на ходу вытаскивая бластер. В этот момент грохнул выстрел. Когда раскаленная дуга коснулась шлема пилота и отшвырнула на крыло шаттла, бластер вылетел из руки. В отверстие люка ударило сразу несколько лучей и шаттл загорелся. А через какую-то долю секунды получивший пятидесятикиловольтный удар пилот медленно сполз на землю.

С деревьев посыпались обрезанные лучами ветки, потом снова все стихло. Эхо выстрелов медленно замерло вдали. Замолчал и сигнал, стихло гудение насекомых и воцарилась мертвая тишина.

— Черт!

Пилот сел и оглядел склоны. У него отчаянно колотилось сердце. Он увидел собственное отражение в блестящем боку шаттла: хромированный шар шлема с одной стороны — там куда угодил разряд — был дочерна опален. К тому времени как он с трудом поднялся на ноги из открытого люка шаттла уже выбивалась тонкая струйка синего дыма, а откуда-то из-под днища капало горючее, вместе с которым из машины медленно вытекала жизнь.

Кто бы ни стрелял в него, возможности к отступлению он ему не оставил. Пилот снова оглядел окрестности, нервы его были напряжены до предела, он едва не впал в панику. Сквозь полуоплавленное забрало шлема окружающие долину скалы в инфракрасных лучах казались светящимися, листва переливалась всеми оттенками синего и пурпурного. Долина превратилась в какой-то запутанный лабиринт, в котором ничего невозможно было разобрать. Те, кто на него напал могли находиться где угодно и быть их могло сколько угодно. Потянуться за бластером, который лежал неподалеку на краю крыла значило обречь себя на мгновенную смерть. Он поднял руки к голове, поднял забрало, а затем приложил ладони ко рту и крикнул в окружающую тишину:

— Аната но о-намаэ ва? — Как ваше достопочтенное имя?

Наконец до него донесся ответный крик.

— Не двигаться!

Снова начали жужжать насекомые. Он услышал приближающиеся к нему откуда-то сзади шаги и машинально хотел было обернуться, но тут же снова раздался тот же приказ и он замер. От прикосновения дула бластера к обожженной коже на шее он непроизвольно вздрогнул.

Чьи-то сильные руки быстро сняли с него портупею и шлем, а потом развернули и он оказался лицом к лицу с мрачного вида человеком в защитном комбинезоне.

— Ты!

У Барба Истмана от удивления отвалилась челюсть.

— Будь я проклят! Хайден Стрейкер.

— Барб? Боже милостивый, никогда я еще никому не был так рад! — На лице Хайдена отразилось удивление и облегчение. Он потер обожженное ухо.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— То же самое я хотел бы спросить и у тебя! Ты сжег мой шаттл. Господи, да ведь ты и меня едва не прикончил!

— Принял тебя за каньца.

Радость от неожиданной встречи понемногу улеглась и он обратил внимание на неожиданную жесткость в голосе Истмана. Отвернувшись, Хайден пробормотал:

— Ну и ну!

— Никто же не ожидал встретить здесь тебя, Стрейкер! Какого черта ты здесь делаешь, почему прячешься в этой долине?

— У меня важные новости для коменданта Рохана. Как же еще я мог добраться до Бейкера? Собирался дождаться окна, а затем добраться до станции и уповать лишь на то, что там поверят, что я действительно тот, за кого себя выдаю. — Его рука поднялась было к ожогу на щеке, но замерла, так и не коснувшись кожи. — Черт, как больно!

— Твое счастье, что мы вообще не превратили тебя в пар. Мы тут всегда настораживаемся, когда кто-нибудь начинает заходить на посадку. Кто бы то ни было.

— Неужели это достаточная причина, чтобы открывать огонь без всякого предупреждения?

— При том положении в котором сейчас Бейкер — да. В такое время рисковать не стоит. Слушай, Стрейкер, ты лучше расскажи, в какую игру ты играешь.

— Я ведь уже сказал… да и вообще, что за игру ты имеешь в виду?

Но Истман стоял на своем.

— То есть ты хочешь сказать, что вовсе не собирался в Каноя-Сити?

— В Каною? Но ведь она вроде по-прежнему занята каньцами, разве нет?

— Точно.

— Тогда в чем же дело? За кого ты меня принимаешь?

— С тех пор как ты исчез, американцам на Осуми пришлось несладко. Я слышал, ты был в Мияконодзё. Лизал задницы самураям, что ли? Вел двойную игру? Продавал нас с потрохами, да? А у тебя есть хоть какие-нибудь доказательства, что ты не проклятый предатель?

Хайден пораженный подозрительностью Истмана недоверчиво уставился на него.

— Господи, Барб, да что на тебя нашло? — Он вытер пот со лба, затем попробовал пошевелить челюстью. — С ума сошел, или как?

— Я такой же нормальный, как и ты. Просто хочу, чтобы ты знал — я могу пристрелить тебя в любой момент. Прямо сейчас. И никто слова не скажет. А жив ты только потому, что мне тебя жалко. И я держу себя в руках. Сдерживаюсь. Понимаешь?

— Нет, ты похоже и впрямь спятил.

Он пошел прочь, а Истман крикнул ему вслед:

— Ты пойми одну вещь: нам ведь теперь больше никого не подбить. Никакого каньца теперь, когда посреди джунглей как маяк пылает машина, сюда не заманишь. Теперь любой, даже самый задрипанный каньский патруль знает, что мы на поверхности планеты. И если мы проторчим здесь хоть немного дольше, то вряд ли сумеем живыми попасть обратно на Бейкер.

Хайден почувствовал в голосе Истмана укоризненные нотки.

— В таком случае, вам наверное не стоило поджигать мой шаттл.

— Тебе еще повезло, что я не сжег тебя самого… приятель. Хотя и собирался.

Он взглянул на Истмана и заметил, что пламя рвущееся из шаттла отражается у того в глазах.

— Да, здорово вы меня встретили.

— Если ты рассчитываешь на теплый прием с моей стороны, Стрейкер, то боюсь тебе придется ждать чертовски долго.

Один из бойцов, у которого были наушники вмешался в их разговор.

— Сэр, я кажется поймал вектор. Мы привлекаем внимание!

— Нужно смываться отсюда. И быстро!

Они двинулись прочь и через несколько минут добрались до своего шаттла. После старта с ускорением в пять «же» Хайден Стрейкер принялся обдумывать странное отношение к себе Истмана и происхождение явно не так давно появившихся орлов в его петлицах. Это было удивительно и необъяснимо. Перемена же в его отношении к Хайдену была просто разительной.

Он относится ко мне как к врагу, подумал Хайден. Куда же делся тот черный юмор, которым он всегда отличался? Даже пребывая в самом мрачном расположении духа, он всегда был способен на шутку. Таким как сейчас я его еще никогда не видел. Чего стоят одни эти мертвые глаза и то как по-волчьи он обращается со своими товарищами. Может это жалкое метракоровское звание так изменило его?

— Так ты выходит теперь полный лейтенант, да? — спросил он после того, как отключился главный двигатель и появилась возможность перевести дух.

— Как видишь.

— Слушай, Барб, а как там мой отец? Успел «Шанс» проскочить в Два-Девять?

— Отец? — фыркнул Истман. — Нету у тебя никакого отца.

Хайден почувствовал как у него внутри все сжалось.

— Что случилось?

— Да нет, все в порядке, он жив. Плохого же ты мнения о его проклятом таланте. Он не только пробрался в Каноя-Сити во время оккупации, он еще и вырваться оттуда сумел. Все-таки он мужик что надо. Да и боец крутой. Круче чем ты можешь себе представить. Но ведь ты все равно считаешь и его жизненные цели и всю его философию чепухой. Так может и справедливо, что он думает о тебе то же самое.

Хайдена захлестнуло чувство облегчения. Самураи ошибались. По сравнению со смертью бесчестье было просто ерундой. Какое право имеет один человек судить другого? Особенно такой человек как Эллис Стрейкер? Он подчас просто невыносим, вечно груб и постоянно вынашивает какие-то планы. Но, как сказал адвентерский пророк, пусть бросит в грешника камень тот, кто считает себя безгрешным. Вслух же он спросил:

— Отец отрекся от меня, да? И объявил об этом во всеуслышание?

— Именно так, черт меня побери! И рассказал об этом всем до единого. Теперь все знают, что ты трус, вор и лжец. Человек, который в одиночку сумел погубить всю систему Осуми. Человек, подаривший ее каньцам.

Он вздрогнул и неожиданно почувствовал, что у него пересохло в горле. Он вдруг понял, что больше не испытывает казавшегося ему всеобъемлющим и застилавшего глаза страха перед отцом. Теперь же этот страх отступил и Хайден понял, что способен трезво оценивать качества отца. Он сказал:

— Все как раз наоборот — это мой отец вор и лжец. Он все обращает во зло. Он, конечно, поносит меня громко и умело, но теперь я понимаю в чем дело. Просто его пси-талант начал скисать. Когда-то он действительно был крутым человеком, даже более великим, чем я себе представлял, но талант перерос его. И теперь уничтожает его изнутри.