Асканио - Александр Дюма

— Так что же ты узнал? — настаивал король.

— Я узнал, что герцогиня попросту купила бриллиант у ростовщика. Кстати, ваше величество, хочу вам сообщить следующее: вступив в пределы Франции, император истратил очень много денег, он даже вынужден был заложить бриллианты. А госпожа д’Этамп с истинно королевской щедростью скупает то, что Карл не может сберечь по бедности.

— А ведь недурно, честное слово!.. — воскликнул Франциск I, вдвойне польщенный и как любовник, и как король. — Но, дорогая герцогиня, — прибавил он, обращаясь к г-же д’Этамп, — вы, наверное, совсем разорились на покупке бриллианта, и, право, мы считаем своим долгом возместить вам этот расход. Не забудьте, что Франциск Первый ваш должник. В самом деле, камень изумительно хорош, и мне хотелось бы, чтобы вы имели его не от императора, а от французского короля.

— Благодарю вас, Челлини, — прошептала герцогиня. — Я начинаю верить, что мы действительно сумеем понять друг друга.

— О чем вы шепчетесь? — спросил король.

— О, сущие пустяки, ваше величество! Я извинился перед герцогиней за свое подозрение, и она соблаговолила простить меня; я тем более ценю ее великодушие, что вслед за этим первым подозрением зародилось второе, более серьезное.

— Какое же? — спросил Франциск I.

Диана, которая отнюдь не была одурачена этой комедией, ибо ненависть делала ее прозорливой, так и впилась взглядом в соперницу.

Герцогиня поняла, что поединок с неутомимым противником еще не окончен, и на ее лицо набежала тень страха, но следует отдать должное самообладанию красавицы: это выражение тотчас же исчезло. Более того, воспользовавшись минутной рассеянностью короля, она снова попыталась забрать у него лилию. Однако Бенвенуто, как бы невзначай, встал между нею и Франциском I.

— Какое? О! Это подозрение поистине чудовищно, — сказал, улыбаясь, художник. — Я просто стыжусь его и не знаю, не будет ли с моей стороны дерзостью говорить о нем. Только строжайшее приказание вашего величества могло бы заставить меня…

— Я вам приказываю! Говорите! — произнес король.

— Хорошо. Прежде всего признаюсь откровенно, хоть причиной этому служит, быть может, наивное тщеславие художника, но я очень удивился, что герцогиня поручила ученику заказ, который мог осчастливить любого мастера. Вы помните моего ученика Асканио, ваше величество? Прелестный юноша! И, клянусь, он мог послужить дивной моделью для статуи Эндимиона.

— Ну, и что же дальше? — нетерпеливо спросил король, хмурясь от подозрения, закравшегося в его душу.

На этот раз герцогиня, несмотря на все самообладание, не могла скрыть своих терзаний: она ясно читала в глазах Дианы де Пуатье злорадное любопытство и, кроме того, прекрасно знала, что если Франциск I способен простить ей государственную измену, то ни за что не простит измены сердечной.

А Бенвенуто, словно не замечая страха герцогини, продолжал:

— Так вот, ваше величество, при мысли о красоте моего Асканио я подумал… простите, быть может, французам мое предположение покажется несколько дерзким, но я сужу по нашим итальянским принцессам, которые, откровенно говоря, ведут себя в делах любви, как простые смертные… Итак, я подумал, что чувство, побудившее герцогиню поручить этот заказ Асканио, не имеет ничего общего с любовью к изящным искусствам…

— Маэстро Челлини, — все более хмурясь, прервал его Франциск I, — думайте о том, что вы говорите!

— Я заранее извинился за свою дерзость, сир, и даже просил ваше величество разрешить мне промолчать.

— Я свидетельница того, что вы сами приказали ему говорить, — вмешалась Диана. — А теперь, когда он начал…

— Никогда не поздно замолчать, если знаешь, что лжешь, — возразила герцогиня д’Этамп.

— Если вам угодно, герцогиня, я замолчу, — предложил Бенвенуто. — Для этого достаточно одного вашего слова.

— Но я желаю, чтобы он продолжал. Вы правы, Диана, некоторые вещи надо доводить до конца, — проговорил король, не сводя глаз с Бенвенуто и герцогини. — Итак, месье, говорите.

— Все это были только предположения, пока некое поразительное открытие не дало мне новую пищу для догадок.

— Какое? — в один голос воскликнули король и Диана де Пуатье.

— Я продолжаю, — тихо сказал Бенвенуто, обращаясь к герцогине.

— Сир, к чему вам держать лилию, пока он рассказывает свою длинную историю? — как бы не слыша слов Бенвенуто, заметила герцогиня. — Ваше величество привыкли так крепко держать скипетр, что я, право, опасаюсь, как бы вы не сломали этот хрупкий цветок.

И герцогиня с присущей только ей улыбкой протянула руку к лилии.

— Простите, герцогиня, — вмешался Бенвенуто, — но этот цветок играет в моей истории важную роль, а потому позвольте мне для пояснения рассказа…

— Так, значит, лилия играет в истории важную роль? — воскликнула Диана, с быстротой молнии выхватив золотой цветок из рук короля. — В таком случае, госпожа д’Этамп права: если эта история хоть отчасти подтверждает мои подозрения, цветку гораздо лучше быть в моих руках. Ведь с умыслом или без умысла, а может быть, просто утратив самообладание, вы, ваше величество, действительно можете его сломать.

Герцогиня страшно побледнела, предчувствуя близкую гибель; она схватила Бенвенуто за руку и уже открыла рот, намереваясь что-то сказать, но, сделав над собой усилие, выпустила руку художника и сжала губы.

— Говорите все, что вам угодно, — процедила она сквозь зубы, — говорите… — И чуть слышно прибавила: — Если посмеете…

— Да, да, говорите, маэстро, но будьте осторожны и не скажите лишнего, — заметил Франциск I.

— А вы, мадам, будьте осторожны и не молчите слишком долго, — тихо обратился Бенвенуто к герцогине.

— Скорее! Мы ждем! — воскликнула Диана де Пуатье, сгорая от любопытства.

— Хорошо, я продолжаю. Представьте себе, ваше величество, вообразите, мадам! Оказывается, герцогиня и Асканио вели переписку…

Герцогиня была готова растерзать Челлини в клочья.

— Переписку? — переспросил король.

— Да, переписку. И, что самое интересное, эта переписка между бедным подмастерьем и герцогиней была любовная.

— Доказательства, маэстро Челлини! Надеюсь, они у вас имеются? — в ярости крикнул король.

— Разумеется, ваше величество, — ответил Бенвенуто. — Сир, я никогда не решился бы высказать такое подозрение, если бы не мог его доказать.

— Так представьте же скорей эти доказательства, раз они у вас есть! — воскликнул король.

— Простите, ваше величество, я ошибся, говоря, что они у меня. Они только что были в руках вашего величества.