История рыжего демона - Роджер Желязны

«ДОРОГА НА ЗЕМЛЮ»

«ДОРОГА В РАЙ»

«ДОРОГА В АД»

«ДОРОГА, ПО КОТОРОЙ ВЫ СЮДА ПРИШЛИ»

Последняя стрелка была повернута как раз в том направлении, откуда он пришел.

Выбрав одно из направлений, Мак решительно зашагал в ту сторону, куда указывала стрелка.

В тех краях Лимба, где было назначено заседание суда, определяющего дальнейшую судьбу человечества, выдался серый день. Низкое небо нависло над землей — так часто бывает зимой в этих краях. С утра редкие крупные снежинки кружились в воздухе, но сильного снегопада не ожидалось. Воздух был чист и прозрачен. На горизонте на фоне мутно-серого неба резко выделялась голубая линия Плато Небытия. Само собой разумелось, что в такой день каждый мог заглянуть далеко вперед.

Мефистофель и архангел Михаил сидели рядышком на высоком столбе, недавно освобожденном Симеоном Столпником. Аскет нашел лучший способ смирения духа, чем простое сидение на столбе, и принял обет просмотреть все повторные показы игр, сыгранных командой «Пираты Тампа-Бей».

Михаил не был в Лимбе с того самого дня, когда он встретился с Мефистофелем в трактире «На пол-пути», чтобы положить начало новой Тысячелетней войне между силами света и тьмы. Он с любопытством оглядывал знакомые места. Ему очень нравилось, что все в Лимбе осталось по-старому. Та же приятная дымка, застилающая горизонт (хотя сегодня она была на удивление легкой и прозрачной), та же размытая граница между Небом и Землей — казалось, что небесный свод плавно переходит в земную твердь; все те же размытые, полинялые краски и нечеткие контуры предметов, все те же плавные, закругленные линии. Неопределенность! И ее вечные спутники — моральные сомнения! После долгой жизни в мире абсолютов архангел Михаил находил в этом неизъяснимую прелесть и новизну.

— Лимб остался таким же, как раньше! — умиленно сказал Михаил.

— Дорогой мой архангел, — сказал Мефистофель, — если ты сдержишь ненадолго свою страсть к парадоксам и обратишься к наблюдению, то заметишь кругом тысячи перемен. Взгляни вон туда. Разве ты не видишь грандиозное строительство, которое началось совсем недавно?

— Ах, это… — произнес Михаил небрежным тоном. — Это все преходяще. А так — куда ни посмотришь, везде все тот же старый добрый Лимб… Интересно, что они там возводят? — прибавил он, поглядев на запад.

Мефистофель повернул голову в ту сторону, куда глядел архангел Михаил:

— Разве ты не знаешь? Это новое здание Суда, где вскоре Ананке объявит нам свое решение.

Михаил разглядывал контуры строящегося здания.

— Какое благородство форм! Какое изящество линий! — восхищался он.

— Просторное помещение, — сдержанно заметил Мефистофель. — Я слышал, что на заседание Суда приглашено всего несколько представителей от каждой из сторон. В списке приглашенных есть даже один или двое смертных. Это уже что-то совсем новое. Ведь раньше они никогда не присутствовали на нашем Суде.

— Мы поступили справедливо, пригласив смертных, — произнес Михаил назидательным тоном. — В конце концов это их судьба будет решаться на Суде!

Мефистофель фыркнул:

— Ну и что же? В старые добрые времена создания Света и создания Тьмы не просили совета у людей. Мы просто сообщали им свое окончательное решение, а уж нравилось оно им или нет — это было их личное дело. Волей или неволей они должны смиряться с Судьбой и подчиняться Необходимости.

— Так было в старые времена, — возразил ему архангел Михаил. — С тех пор прогресс шагнул далеко вперед. В мире появились мощные силы, помогающие нам устанавливать Великое Равновесие, — Наука и Рационализм. Я верю в них.

— Еще бы! — сказал Мефистофель. — При архангельской религиозности — как в них не поверить!

— И наоборот, — в тон Мефистофелю отозвался Михаил. — При дьявольской склонности все отрицать — как их не отвергнуть! Ничего другого я от тебя не ожидал.

— Что верно, то верно, — согласился Мефистофель. — Очко в твою пользу. Наши мнения расходятся во всем, и это существенно ограничивает кругозор каждого из нас.

— Поэтому судьей в нашем Споре выступает Ананке, — сказал Михаил.

— Где она находится сейчас, хотел бы я знать? — спросил Мефистофель.

— Этого не знает никто. Пути Судьбы неисповедимы. Она порой бывает весьма непостоянна и эксцентрична, но никогда не берет на себя труд что-либо объяснять. Она лишь объявляет нам свое решение. Так должно быть, изрекает она, но не говорит почему.

Мефистофель заметил маленькую темную фигурку, медленно двигающуюся по плоской бесцветной равнине Лимба.

— Кажется, кто-то идет, — обратился он к Михаилу. — Кто бы это мог быть?

Михаил прищурился. Даже орлиный взор архангела не сразу смог различить силуэт человека на фоне бескрайней Лимбийской пустыни: он казался всего лишь маленьким размытым темным пятнышком, не больше булавочной головки.

— Это Мак Трефа, — сказал Михаил, приглядевшись.

Мефистофель долго всматривался в туманную даль, затем удивленно поднял одну бровь:

— Ты не ошибся? Ведь это же тот самый смертный, с которым я подписал договор. Он участвовал в нашем эксперименте, в Великом Споре между светом и тьмой…

Михаил улыбнулся:

— Не могло ли случиться так, дорогой мой демон, что ты совершил большой промах — там, в Кракове? Скажем, ты заключил сделку не с тем человеком, и лже-Фауст стал представителем рода людского в нашем Споре?

Мефистофель пожирал глазами маленькую темную фигурку. Его губы были плотно сжаты, а в темных глазах горел дьявольский огонь.

— Кажется, тут дело не обошлось без вмешательства одного знакомого мне духа! — сказал он, повернувшись к Михаилу.

— Ты слишком высокого мнения обо мне, — скромно ответил Михаил.

Мефистофель снова принялся разглядывать идущего сквозь туман человека.

— Да, это он — смертный, с которым я имел дело все это время… Ты уверен, что это не Фауст? — вновь обратился он к Михаилу.

— Абсолютно уверен. Это Мак Трефа, мелкий преступник и картежный шулер. Ты оплошал на этот раз, приняв карманного воришку за ученого доктора Фауста.

— Уж не воображаешь ли ты, что я спущу тебе это с рук? — язвительно осведомился Мефистофель. — Ты сильно ошибаешься, если считаешь меня этаким благодушным простачком!

Михаил улыбнулся, но ничего не ответил.

— Ладно, мы вернемся к этому разговору позже, когда все прояснится само собой, — сказал Мефистофель. — А сейчас мне пора отправляться в банкетный зал. Силы тьмы устраивают небольшой банкет… Интересно, куда держит путь этот малый? — прибавил он, еще раз взглянув на одинокого путника, бредущего по бескрайней равнине Лимба.

— Взгляни на стрелку указателя, — ответил ему Михаил, — и ты увидишь, что он направляется прямо в рай.

— Правда? Вот уж никогда бы не подумал, что эта дорога ведет туда!

— Время от времени направление меняется, — заметил Михаил, — и тогда меняется весь маршрут.

— Но почему?

— Мы, служители добра, — ответил Михаил высокомерно, — предпочитаем не тратить время, отвечая на праздные вопросы.

Мефистофель только пожал плечами. Оба духа одновременно растворились в воздухе — они направились в здание Суда.

Прогуливаясь по широкому двору перед зданием Суда, Аззи случайно встретил самого Микеланджело. Демон узнал великого художника по фотографии, которую он видел в учебнике по истории искусства, будучи еще студентом в Университете преисподней. Микеланджело как раз заканчивал огромную фреску.

— Прекрасная работа! — сказал Аззи, подойдя поближе.

— Будьте добры, отойдите немного в сторону, чтобы не загораживать мне свет, — ответил художник. — Здесь очень плохое освещение, и незачем делать его еще хуже.

Аззи отошел на несколько шагов.

— Как приятно творить, зная, что служишь искусству, не правда ли? — осторожно спросил он.

Микеланджело презрительно усмехнулся и промокнул свой потный лоб тряпкой, которой он вытирал кисти.

— Разве это искусство? — ответил он. — Это всего лишь ремесло. Я поправляю кое-какие детали в одной своей старой картине.

— Но ведь вы можете рисовать новые картины, если захотите? — удивился Аззи.

— Конечно, могу. Но для того чтобы создать подлинный шедевр, художнику нужно вдохновение. А где искать источник вдохновения, чем восхищаться после того, как ты побывал в раю?

Аззи промолчал — он никогда раньше не задумывался над этим. Микеланджело снова взялся за кисти и краски. Наблюдая за его работой со стороны, Аззи подумал, что художник совершенно счастлив.