Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй - Александр Свечин

Одновременно с поднятием благосостояния, с накоплением мобилизационных запасов, с насыщением техникой реформа отбросила и основы обручевской системы, обанкротившейся в Русско-японскую войну. На место сосредоточения заблаговременно перволинейных войск в западной пограничной полосе и создания особых резервных частей внутри государства были выдвинуты территориальный принцип и начало создания скрытых кадров. 128 батальонов, приблизительно 10 % всей русской армии, были выведены из Варшавского и Виленского военных округов и размещены во внутренних областях, ближе к источникам их комплектования и пополнения при мобилизации. 196 резервных и крепостных батальонов, приблизительно 15 % нашей армии, были переформированы в полевые части; было сформировано 6 новых корпусов (всего 37) и 7 новых полевых дивизий (всего 70 дивизий и 17 стрелковых бригад). Одновременно удалось, без количественного увеличения армии в мирное время, добиться увеличения среднего мирного состава полков на 20 офицеров и 377 солдат; половина полков получила, сверх того, увеличение своего состава на скрытый кадр резервного полка — 19 офицеров и 262 солдата. Увеличение мирного состава позволило значительно повысить энергию обучения. Скрытые же кадры обеспечивали формирование 35 второочередных дивизий. Одновременно достигались и значительное повышение качества и, при том же мирном составе, мобилизационное увеличение на 10 % большее, чем при системе Обручева. Отказ от системы Обручева приводил к значительно высшей ступени рационального использования содержимых в мирное время кадров. В этом отношении реформа Сухомлинова, безусловно, продолжала линию милютинских реформ.

Русская армия при мобилизации должна была достигнуть состава в 1812 батальонов, 835 батарей, 926 эскадронов и сотен, около 90 батальонов инженерных и железнодорожных войск + крепостная артиллерия + значительно развившиеся оперативные тылы; без запасных частей ее численность должна была достигнуть 3300 тыс., т. е. увеличиться на 168 % по сравнению с мирным составом — 1230 тыс. солдат.

Перед Мировой войной предположения русского генерального штаба следовали по тому же направлению, которое было избрано и во Франции: намечалось, по большой программе, увеличить главным образом мирный состав перволинейных дивизий и полнее обеспечить их артиллерией и техническими средствами. Мотивировка этой большой программы, долженствовавшей вызвать к 1916 г. увеличение русской армии в мирное время на 39 %, гласила, что участь современной войны определяется результатами первых столкновений, успех коих зависит от качества перволинейных войск. Это намечавшееся развитие находилось под сильным давлением Франции, заинтересованной прежде всего в готовности и быстроте выступления русской армии[120].

Условия Мировой войны толкнули русское командование встать на недостаточно политически подготовленный путь вооруженного народа. Обманчивое внутреннее политическое затишье, кажущийся гражданский мир, принесенный Мировой войной, твердивший, казалось, о мощи капитализма, позволили русскому командованию, зажмуря глаза, мобилизовать все новые массы, разжижать кадры армии, оставив всякую осторожность, и новыми сотнями тысяч прапорщиков и миллионами едва обученных и вовсе не воспитанных солдат. И в условиях империалистической войны были такие крепы, которые удивительным образом позволяли этому огромному ополчению не рассыпаться и даже неплохо сражаться, хотя всегда имелись опасения массовых сдач в плен и паник. Но достаточно было начаться революционному движению в тылу, как эта армия обречена была развалиться, обнажив свою крестьянскую классовую сущность; массовым исполнителем русской революции, в особенности ее первых стадий, явился замаскированный в солдатскую шинель крестьянин.

Новые материальные факторы. Чрезвычайно талантливый и прозорливый германский военный мыслитель Шлихтинг, давший теорию оперативного искусства Мольтке, полагал на склоне своих лет, что это оперативное искусство будет господствовать сотни лет, так как в основе его лежат новые великие области, которыми овладел человеческий гений — пар и электричество. У Наполеона не было железных дорог и телеграфа, у Мольтке они были, и пройдут, может быть, столетия, прежде чем человечество сделает от железных дорог и телеграфа новый шаг, который будет иметь в военном деле такое же значение. Шлихтинг поэтому не слишком интересовался Англо-бурской и Русско-японской войнами: тот же материальный базис, на котором действовал Мольтке, должен был, по его мнению, привести к тем же оперативным выводам.

Шлихтинг ошибался. Не говоря уже о новых изобретениях — авиации, радио, автомобиле, пулеметах, газах, те самые материальные факторы, знакомые Мольтке, — железные дороги и телеграф, — увеличились в количестве, в распространении, в своей мощи; этот количественный рост имел для военного искусства и качественные последствия.

Железные дороги. Эпоха Мольтке не знала еще таких примеров, как отправление в первые 4 дня летних каникул на север, на морское побережье, с Штеттинского вокзала по двум железнодорожным линиям 200 тыс. пассажиров в 297 поездах (1907 г.). Железные дороги позволили человечеству в XX веке вступать на месяцы отдыха как бы вновь в кочевой период существования.

Железные дороги перестали в XX веке играть первенствующую роль в один лишь начальный момент войны — перевозок по сосредоточению. В XX веке оперативное развертывание почти не ускорилось по сравнению с эпохой Мольтке; ошибочно было бы искать эволюцию в этом направлении. Но изобилие железных дорог, наличие рокировочных линий позволяют ныне отказаться от жесткого плана перевозок, допускают сохранение свободных линий, разработку нескольких вариантов, сохранение оперативного резерва, который может быть брошен по любому направлению. Генерал Мишель предлагал одну треть французской армии развернуть на германской границе, одну треть — на бельгийской и одну треть первоначально задержать у мощного парижского железнодорожного узла, чтобы затем распорядиться этим оперативным резервом в зависимости от обстановки. И этот план Мишеля был несравненно более планом XX века, чем принятый план Жоффра — жесткого развертывания на германской границе. Русский генеральный штаб перед Мировой войной вносил все большую гибкость в свои планы развертывания.

Но если железные дороги в период перевозок к границе представляют совершенно иное по гибкости орудие, чем они были в 1870 г., то роль их в течение самой войны радикально изменилась. Вместо одиночных поездов на фронт они теперь подают ежедневно сотни поездов снабжения и укомплектования; благодаря развитию железнодорожных войск и организации, совершенно незнакомой Мольтке, восстанавливаемая железнодорожная сеть теперь ползет за армией, принимает самое энергичное участие в оперативном маневрировании, заштопывает прорехи на фронте, удлиняет фланги; она вносит уравновешивающее начало, сдерживая наступающего, и, подпирая оборону, толкает к созданию позиционного фронта. В течение самой войны производятся капитальные работы по проложению новых линий и развитию существующих. Новая роль железных дорог вызвала совершенно отличные отношения между фронтом и тылом; фронт стал крепче, тыл на него надвинулся и, выполняя в течение операции ответственную работу, стал чувствительнее.

В Мировую войну русская железнодорожная сеть поколебала знаменитое утверждение, которым Мольтке начинает официальную историю войны 1870 г.: «Ошибки в первоначальном сосредоточении принадлежат к числу тех, которые почти невозможно исправить». Когда выяснилась опасность правому флангу всего нашего развертывания против австро-венгерцев, железные дороги в короткое время высадили к западу от Люблина новую, 9-ю армию, что придало полную устойчивость пострадавшей в начале Галицийской операции 4-й армии; а прорыв, образовавшийся между 4-й и 5-й русскими армиями, был заполнен подвезенными подкреплениями, которые нанесли поражение забравшимся в него частям X австрийского корпуса. Точно так же наиболее удачные маневры Людендорфа в Восточной Пруссии против самсоновской армии, сосредоточение им же ударной группы против нашего правого фланга в Лодзинской операции, наконец, Марнская операция Жоффра — стали возможны лишь благодаря оперативным переброскам по железным дорогам.

О работе железных дорог по перегруппировкам и снабжению в конечном периоде Мировой войны дают представление следующие цифры: в кампанию 1918 г., начавшуюся 21 марта переходом немцев в наступление и закончившуюся 11 ноября, за 236 дней, фронт Антанты получил 17 тыс. поездов, высадивших резервы (максимум 198 поездов в сутки), и 50 тыс. поездов, обслуживавших снабжение (максимум 424 поезда в сутки). Напряжение железных дорог в критические моменты перегруппировок было даже большим, чем в период первоначальных перевозок по сосредоточению.