Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

Время, проведенное в Турции, он иронично назовет «днями ленивой собаки». 1820 дней! Седьмая часть жизни! Монотонный ритм ее в Турции не дает исследователю почти никакого материала для наполнения биографии Карла XII. Взять любой месяц из недалекого прошлого, и он по своему содержанию затмит все пять лет его турецкого «плена». Дни ленивой собаки, когда время для него остановилось...

А из Стокгольма и шведских провинций до короля скоро стали доноситься раздирающие душу отчаявшиеся голоса и призывы о помощи. Несмолкаемые, с каждым днем все более настойчивые, истеричные, они станут постоянным аккомпанементом к его монотонной бездеятельности или кажущейся активности. Сразу после Полтавы в стране случился страшный неурожай. В 1710 году Швецию посетила чума. Она прошлась по всей Европе, но после голодного года Швецию она затронула больнее всех. В восточные провинции вернулся царь Петр — теперь навсегда. Вслед за взятием Эльбинга, Риги, Динамюнде, Ревеля, Пярну, Аренсбурга, Кексхольма и Дерпта пал Выборг, бывший шведским с самого момента своего основания в 1293 году. К осени 1710 года перед царем Петром капитулировали десять крупных крепостей, на завоевание которых, иронично писал датский посланник в России Ю. Юань (Юль), пошло меньше пороха, нежели на салюты и фейерверки в Санкт-Петербурге по случаю их падения. Опять зашевелилась Дания и снова обулась в военные сапоги. Правда, генерал Стенбок под Хельсингборгом задал датчанам хорошую трепку[197], но они не успокоились.

Антишведское трио — Петр, Август и Фредрик — уже 18 октября 1709 года в Торне (Торуни) согласовали все статьи договора о союзе против Швеции[198]. Дипломатия Фридриха Вильгельма Прусского стала демонстрировать заинтересованность в присоединении к Северному альянсу. 17 октября прусский король по Одеру выплыл навстречу Петру I и в Мариенвердере поздравил его с Полтавской победой. В наступательный союз против шведов пруссак, однако, не вошел — он, как и его предшественник Фридрих I, занял выжидательную позицию, чтобы «погреть руки» попозже, когда ситуация прояснится окончательно.

Король Станислав не был еще свергнут, но он «испарился» из своего королевства, как утренний туман, а вместе с ним «испарилась» и вся польская политика Карла XII[199]. Август Сильный порвал Альтранштедтский договор и вернулся на польский трон.

Многим, в том числе и автору данной книги, всегда казалось непонятным слишком долгое отсутствие короля на своей земле. Ну да, у него не стало армии; конечно, ранение на первых порах делало его неподвижным и бездеятельным; понятное дело, пути возвращения в Европу были официально перекрыты — царь Петр со своими «повеселевшими» после Полтавы союзниками об этом позаботился. Но все-таки это был Карл, а не какой-нибудь созерцатель жизни и меланхолик Левенхаупт! Он должен был вернуться домой и найти способы преодолеть препятствия, ему надо было показаться на глаза своему народу и самому успокоить «паникеров», ему следовало своим присутствием поддержать сторонников и старых боевых товарищей, взяться самому за восстановление армии, финансов и тому подобного, как это делал его отец, к чему его неустанно призывала Ульрика Элеонора в своих письмах, — одним словом, сделать все, что он попытается делать пять лет спустя с помощью Гёртца, когда было уже слишком поздно.

Почему же он все-таки так долго задержался в Турции? Не позволяло вернуться самолюбие? Возможно, но все-таки маловероятно. Не преодолел шока после Полтавы? Вероятно, но непохоже на Карла. Считал, как полагают некоторые историки, находиться в Турции выгодным и необходимым? Действительно, Карл в войне с Россией делал ставку на султана и крымского хана и мечтал появиться в Польше во главе 55-тысячного шведско-турецко-татарского войска. Об этом пишут все или почти все биографы короля, но нам это кажется малоубедительным. Королю достаточно было пожить в гостях у султана год, максимум два, чтобы понять, что никаких политических и военных приобретений шведам там не добиться. Как талантливый полководец, он должен был понимать, что ни султан, ни крымский хан царю Петру с его новой армией после Прута уже нестрашны. Напрашивается вывод, что Карлом XII, возможно, овладел какой-то психический недуг, своего рода наваждение, умственная спячка, помутнение сознания, которые в его положении — если вспомнить все несчастья и неудачи, перенесенные им в последние месяцы русского похода, — не были бы уж такой большой неожиданностью. Это, возможно, объяснило бы многое, но достоверно знать этого никому не дано.

Немецкий историк Ф. Оттов делает такое наблюдение: «Карл на самом деле вовсе не был... превосходным мастером владения сложными ситуациями и преодоления неблагоприятных обстоятельств, каковым он представал перед окружением и желал себя видеть. Скорее он был натурой депрессивной, иногда способной на удивительные манифестации воли и энергии, но их проявления ни в коей мере не выдавали стабильную силу души, способную переносить все перипетии высоконапряженного существования. Поэтому его деятельность часто сменялась более или менее длительными периодами неожиданного погружения в состояние упадка духа и потерянности, которые выражались то в апатичной бездеятельности, то почти в лихорадочной активности, которыми он, очевидно, пытался заглушить собственную неуверенность».

Перед Карлом XII после Полтавы стоял выбор способа действий: либо уйти в глухую оборону и оставить вещи такими, какими они стали после русского похода, либо признать Полтаву всего лишь неблагоприятным эпизодом и создавать основу для новой наступательной политики, с привлечением солидных и сильных союзников, конечной целью которой по-прежнему должно оставаться нанесение поражения России и заключение с ней мира на шведских условиях. И король Швеции выбрал, естественно, второе — это недвусмысленно следует из его знаменитого письма к оборонной комиссии Швеции. Был ли этот выбор умным и целесообразным для страны? Вряд ли. Если бы Карл XII успокоился на «достигнутом» или бы, к примеру, погиб в сражении, Швеция могла бы получить от России куда более выгодный мир, нежели тот, который она получила в 1721 году. Но король не погиб и сделал выбор, который был достоин его,— иначе он поступить не мог. Резон и здравый смысл — это качества посредственных людей, утверждает в своем упоении личностью Карла Ф. Г. Бенгтссон, Люди же выдающиеся, такие как Карл XII или Наполеон, идут другим, своим путем, потому что они так видят и изменить себя не могут и не желают. И упрямством, непоколебимой приверженностью своим принципам, идеалам и императивам они способствуют собственной погибели — такова логика великих людей.