Правила возвышения - Дэвид Коу

— Я сообщу советникам о своих намерениях, — сказала она. — Я не вижу необходимости обращаться к ним по другим вопросам.

Хаган приподнял бровь и снова еле заметно улыбнулся.

— Вы уверены, миледи?

Герцогиня кивнула, словно прогнав последние сомнения.

— Да. Пожалуйста, Хаган, проследите за тем, чтобы квартирмейстер получил все необходимое, — велела она напоследок.

— Непременно, миледи.

Шона направилась обратно в свои покои, испуганная собственным решением, но одновременно ободренная мыслью, что они наконец-то начали действовать. Однако не успела она пройти и нескольких шагов, как Хаган окликнул ее:

— Миледи!

Она остановилась и повернулась.

— Думаю, герцог гордился бы вами.

Шона не сумела сдержать улыбки. Она не сомневалась, что Хаган прав.

— Пожалуйста, капитан, докладывайте мне о ходе приготовлений, — сказала она, снова трогаясь с места.

— Конечно, миледи.

В течение следующего дня весь замок кипел жизнью — словно люди, жившие и работавшие там, только и ждали, когда герцогиня поставит перед ними какую-нибудь задачу, выполнением которой они смогут заняться. Возможно, Шоне следовало бы понять это раньше (Яван наверняка понял бы), но она была слишком поглощена собственными страхами. Однако теперь она видела их воодушевление, их рвение. Герцог говорил ей о том, как зачастую сплачивается группа людей, не имеющих между собой ничего общего, когда они вместе делают одно дело; или как солдаты черпают силу и мужество друг в друге, просто готовясь вместе к войне. Но до сих пор она не понимала этого.

Ближе к вечеру, сразу после предзакатных колоколов, Хаган доложил Шоне, что квартирмейстер и его люди приготовили продовольствие.

— Все фургоны нагружены, миледи, — сказал капитан, когда они медленно шли по внутреннему двору, оценивая работу квартирмейстера. — Мы можем выступить, когда вы пожелаете.

Солдаты Хагана опять тренировались, сразу за последними фургонами. Шоне показалось, будто в движениях мужчин появилась живость, которой им недоставало еще вчера. Очевидно, даже на них подействовало возбуждение, охватившее замок.

— Пожалуйста, похвалите квартирмейстера от моего имени, — сказала герцогиня. — И передайте ему благодарность от меня.

— Слушаюсь, миледи.

С минуту они шли в молчании. Потом Хаган набрал в грудь воздуха, словно собираясь с духом, и Шона поняла, что именно он скажет, еще прежде, чем мужчина открыл рот. Сегодня они оба получили послания — он от Ксавера, она от герцога. Как всегда, капитан стеснялся спросить, что пишет герцог, словно Яван стал бы строчить ей из тюрьмы Андреаса любовные письма.

— Все в порядке, Хаган. — Шона с трудом сдерживала улыбку. — Можете спрашивать.

— Благодарю вас, миледи. Герцог сообщил что-нибудь новое?

— Боюсь, что нет. — Письмо было коротким, как большинство посланий. Они с Фотиром находились в добром здравии. Остальных своих людей он не видел, но у него не было оснований полагать, что с ними обращаются дурно. На сей раз Яван упомянул о Тависе, но сообщил лишь, что о местонахождении сына ничего неизвестно, — в остальном же письмо не содержало ничего, достойного внимания. — А Ксавер?

Мужчина помотал головой; несмотря на свой огромный рост и могучее телосложение он выглядел в тот момент как маленький мальчик.

Шона взяла Хагана за руку.

— Терпение, капитан. До сих пор Андреас не причинил им никакого вреда, и теперь ему нет смысла делать это.

Он кивнул, но продолжал хранить молчание.

Они прошли между фургонами с продовольствием, а потом обошли все повозки. Когда они вернулись к тому месту, откуда начали путь, Хаган остановился, и герцогиня отпустила его руку.

— Если у вас все, миледи, мне следует вернуться к занятиям с солдатами.

— Вы не обманете меня, Хаган Маркуллет. Вам просто хочется заорать на кого-нибудь, но вы боитесь заорать на меня.

Он ухмыльнулся:

— Да, миледи.

Шона тоже улыбнулась:

— Хорошо, Хаган. Ступайте к своим солдатам. Только не обращайтесь с ними чересчур жестоко. Им предстоит долгое путешествие.

Капитан открыл рот, собираясь ответить, но еще не успел вымолвить ни слова, когда в дальнем конце города начали звонить колокола.

Шона нахмурилась. Предзакатные колокола уже прозвонили, а до вечерних еще оставалось несколько часов.

— Как вы думаете, что…

Хаган потряс головой и поднял руку, призывая Шону к молчанию. Минуту спустя зазвонили и другие колокола.

— Первыми были вересковые ворота, — тихо проговорил капитан, склонив голову к плечу и прислушиваясь. — Сейчас к ним присоединились каменные ворота и дальние ворота.

Теперь герцогиня слышала гул голосов. В дальнем конце города кричали люди. Солдаты прекратили тренировку с первым ударом колокола и теперь приближались к герцогине и капитану, держа наготове мечи.

У Шоны бешено забилось сердце, и кровь застыла в жилах; она дрожала всем телом и задыхалась.

— Что случилось, Хаган? — прошептала она. — На нас напали?

Крики приближались, и колокола звонили уже у всех городских ворот.

— Нет, на нас не напали, — ответил капитан, и единственная слеза скатилась у него по щеке. — Прислушайтесь к крикам, и вы все поймете.

На памяти Хагана такое произошло лишь однажды. Айлел Торалдский умер, когда он был еще ребенком, слишком маленьким, чтобы понять весь смысл события. Но он все равно помнил смерть первого Айлина так же отчетливо, как и день рождения своего сына и день смерти жены. Тогда ему было всего восемь и он жил при дворе своего отца, кергского тана. Теперь отцовский замок принадлежал брату Хагана. Как младшему сыну, Хагану досталось поместье Маркуллетов и вместе с ним графский титул. В поместье находилась могила Дарии, и несколько раз в году Хаган ездил туда, часто вместе с Ксавером.

Постоянно живя в Кергском замке, они оба считали свое родовое поместье всего лишь большой деревней. Даже замок Маркуллетов казался ничтожным и захудалым. Разумеется, он не являлся крепостью. И хотя Хаган по-своему любил родные места, он нисколько не огорчался, что живет далеко от них.

Но тридцать три года назад, когда умер старший Айлин, отцовский замок казался ему самым величественным и роскошным в мире. Слуга и стражники обращались с мальчиком как с принцем, и он целыми днями воображал себя таковым. Но однажды в поместье прискакал всадник, весь запыленный и еле живой от усталости, — он принес известие о смерти короля, задержался ровно настолько, чтобы напоить свою лошадь и на скорую руку подкрепиться самому, а потом продолжил путь в Кергский замок. Но за это короткое время — буквально за несколько минут — Хаган Маркуллет понял, что за стенами замка Маркуллетов лежит огромный мир, частью которого ему безумно захотелось стать.