Глубокоуважаемый микроб (сборник) - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дурак! Не предположили, а доказали! Убедительно доказали. Теперь эти разработки японцы у себя пускают. У них даже дворника не возьмут на службу, пока не выяснят, кем он был в предыдущем рождении.
— А конкретно? — спросила Дилемма.
— Конкретно — собрали Совет безопасности, вызвали туда человека и сказали: «Ты можешь храмы и автостоянки сооружать, крупнейшие в мире. Но учти, что мы ждем от тебя угрозы. Так что отныне тебе, товарищ хороший, запрещено возводить в Москве пирамиды и усыпальницы. Чуть что — мы тебя, как Хеопса, замуруем в твою пирамиду, и доживай там свой срок».
— И что? Что? — Карие глаза Дилеммы ярко пылали.
— Поплакал он. Все же натура у него хеопсовская. Потом смирился. Важнее должность сохранить. Ей соответствует погребение на Новодевичьем.
Василий Борисович помахал пальцами, призвал официанта и заказал еще бутылку виски и побольше пепси-колы.
— А кого еще проверяли? — спросила Дилемма.
— Мы политиков не трогали, — сказал Питончик с лукавой пьяной усмешкой.
— А если из правительства? — спросила Дилемма.
Но Питончик повернулся, захватив недопитую бутылку, потому что не могло быть у него такого пьяного состояния, чтобы он своего не взял, и побрел к себе в каюту. Так что Удалов узнал в тот вечер много, но недостаточно.
Больше к разговору о перерождениях не возвращались, так как у Питончика появились интересы, связанные с дочкой одного министра из соседнего полулюкса, которая спала с телохранителем Дилеммы. В результате разразился скандал с мордобоем, а Удалова никто больше не замечал и с ним почти не здоровались.
Корнелий верил и не верил информации, сообщенной ему Питончиком, и в нем роились дополнительные вопросы. Только задать их было невозможно.
До самого последнего дня.
В последний же день, когда лайнер гордо подошел к причалу Одесского порта, судьба в последний раз столкнула бывших собеседников на трапе. Как в трагедии, где в последней сцене выходят все жертвы и мерзавцы, чтобы выяснить отношения.
Первой спускалась Дилемма в оранжевых волосах и зеленом плаще. Пограничники при виде ее сделали под козырек. Телохранитель пронзил их волчьим взглядом. Затем спускался Удалов с супругой. Уже на набережной он догнал Дилемму и негромко сказал ей вслед:
— До свидания, Дилемма Матвеевна. Рад был с вами познакомиться. Спасибо от публики за ваш талант.
Дилемма обернулась на голос. В момент расставания что-то дрогнуло в ее сердце. Она улыбнулась, сверкнула карими глазами, взмахнула ресницами и сказала:
— А славно мы с вами надрались в тот вечер!
Ксения ахнула: Удалов ей не во всем признаётся.
— Не бойтесь, мамаша, — сказала ей Дилемма. — У нас с вашим мужем доверительные отношения, но не интим.
— Вот именно! — раздался голос сверху. Там спускался Василий Борисович. Сам Питончик. — Мы славно посидели.
Оказывается, и он мог быть сентиментальным. Удалов расплылся в улыбке.
— Рад с вами попрощаться! — крикнул он.
Они все остановились у трапа на причале. Синий «мерседес» медленно двигался вдоль борта.
— Ну вот, за мной уже приехали, — с некоторой ностальгией в голосе сказал Питончик.
— Тогда скажите скорее, а то всю жизнь буду мучиться, — страстно взмолилась Дилемма. — Скажите, чей перерожденец тот человек, который так грубо с женщинами обращается? Я буквально торчу, когда его по телику показывают!
— Все в жизни не так просто, кошечка, — сказал Василий Борисович, ласково, но твердо хватая короткими пальцами эстрадную звезду за подбородок и поворачивая ее к себе с намерением, видно, впиться на прощание губами в розовые губки гражданки Вагончик. — Ты думаешь, если человек заявляет, что намерен вымыть свои сапоги в Индийском океане, значит, он в предыдущем рождении был Александром Македонским?
— Да, — прошептала Дилемма, не пытаясь вырваться.
— А когда проверили на генетическом уровне, оказалось, что в предыдущем рождении наш с тобой герой был чукчей!
— Ах! — вырвалось у Удалова.
— Вот именно. И этот товарищ чукча всю жизнь мечтал вымыть ноги в теплой воде. А так как советская власть дала чукче начальное образование и поведала о стране Индии, а вот горячую воду в те края не провела, то и образовалась у чукчи мечта, не реализованная ввиду ранней гибели чукчи на клыках моржа.
Сказав так, Питончик страстно впился устами в губы певицы, и Ксения Удалова резким движением оттащила мужа к таможне и пограничному контролю.
А синий «мерседес», на котором, как подумал Питончик, приехали за ним, притормозил возле целующихся Дилеммы с Питончиком, бесшумно и быстро опустились тонированные стекла, и изнутри засверкали ярко-белые вспышки. Оказывается — стреляли. Оказывается, за Василием Борисовичем приехали не друзья, а враги.
Питончик опустился на мокрый холодный асфальт, увлекая за собой Дилемму. Которой, впрочем, было все равно, потому что погибла и она.
Закричала Ксения, ахнул Удалов — к счастью, в тот момент они уже были в нескольких шагах от места трагедии.
На похороны Удаловы не попали — у них уже были заказаны на тот день билеты до Вологды.
У Корнелия осталась на сердце тяжесть.
Многое пришлось ему в жизни видеть, но такого зверства — ни разу.
Поэтому можно понять, почему он ни с кем из друзей не поделился сведениями о перерожденцах. Словно возникла черная шторка в памяти — а за ней прятались беседы, которые он вел на теплоходе.
А приподнялась эта шторка в тот неприятный день, когда Усищев предложил гражданам Великого Гусляра избрать в каждом подъезде по доносчику, чтобы он информировал правительство города о настроениях и неправильных словах.
В тот день Удалов пошел с профессором Минцем погулять по набережной. Многие жители города пошли в тот день погулять по набережной или даже в парк. Наиболее осторожные уехали в лес, к озеру Копенгаген. Усищева все принимали всерьез.
Удалов с Минцем гуляли себе по набережной, раскланивались со знакомыми, но разговаривали вполголоса. И тут Минц неожиданно дал толчок размышлениям своего друга.
— Иногда мне кажется, что Усищев в прошлой жизни был унтером Пришибеевым. Был такой герой в сатирическом рассказе Чехова. Любил все запрещать и пресекать. А притом — жулик и пройдоха, если я не путаю его с каким-то другим унтером.
— Ты хочешь сказать, что он жил раньше? — вырвалось у Корнелия, и тут же с кристальной ясностью перед его внутренним взором предстала сцена в салоне теплохода «Память „Нахимова“», пьяный взгляд Василия Борисовича и горящие карие глаза несчастной Дилеммы.
— Есть такая теория, — сказал Минц и запустил в речку Гусь плоский камешек.
Надвигалась зима, и ближе к берегу река уже начала покрываться ледком, отчего камешек подпрыгнул, звякнул по льду и только потом сгинул в черной ноябрьской воде.
— Но научно не подкрепленная.
— Значит, может, мы с тобой уже пожили свое?
— Не исключено, — улыбнулся печально профессор. — И даже померли.
— А мне один покойный человек говорил, что в одном нашем институте уже измерительная аппаратура работает, а японцы даже на работу без проверки не берут.
— Какой еще проверки? — воскликнул Минц.
— Чтобы избежать опасности. Если человек в предыдущем рождении был партизаном, то его ни за что нельзя брать на работу стрелочником. Рано или поздно происхождение скажет свое, и он подорвет вверенный ему поезд.
— Где ты набрался этой чепухи?
— Я же говорю — целые институты этим занимаются. А мы здесь прозябаем!
Удалов не хотел обидеть профессора, но, конечно, обидел. Тот замолчал и стал смотреть на седые облака.
— В Москве даже опыт с одним большим начальником провели, — сказал Удалов, дотрагиваясь до рукава своего друга. — Он отличается гигантизмом за народный счет. То собор, то монумент, а людям жрать нечего.
— И что же? — спросил Минц.
— А то, что он оказался перерождением египетского фараона Хеопса.
— Маловероятно!
— Что маловероятно? Есть постановление правительства — ему запрещено впредь возводить на территории России пирамиды и обелиски.
Минц усмехнулся. Он все еще был настроен скептически.
— А еще один человек, который хотел ноги в Индийском океане вымыть, оказался… — заговорил Удалов.
— Только не говори, что он перерожденец Александра Македонского.
— Нет, он перерожденец чукчи, который по теплой воде тос ковал.
— Почти смешно.
— А вы проверьте. Вы ученый, вам все карты в руки.
— А что? Вот я направляюсь на той неделе в Барселону на конгресс по генной инженерии, там и поговорю с кем надо.
На том они и расстались, а ночью Удалову кошмарно снилась несчастная Дилемма Кофанова, распростертая у его ног на мокром и холодном асфальте одесского причала.