Украина в водовороте внешнеполитических альтернатив. Исторический экскурс в 1917–1922 годы - Валерий Федорович Солдатенко

Крупнейшей республикой в советском государстве являлась РСФСР. Она располагала огромными запасами разнообразных природных ресурсов. На ее территории в 20 миллионов квадратных километров проживало свыше 100 миллионов человек, находились основные предприятия машиностроения, горнодобывающей, оборонной, судостроительной промышленности, легкой и пищевой индустрии, железнодорожного и водного транспорта; сосредоточивались главные научные, инженерно-технические и культурные силы страны. Второй по размерам территории, объему промышленной и сельскохозяйственной продукции была УССР с населением в 26,2 миллиона человек. Украина имела крупную угольно-металлургическую базу и располагала рядом отраслей химической, добывающей и обрабатывающей промышленности. Эти республики являлись также основными производителями хлеба, продуктов животноводства, технических культур и сырья для промышленности.

Прочнейшей же осью, связавшей, спаявшей две республики, два народа, две нации на долгую перспективу были совместно принятые решения об образовании Союза Советских Социалистических Республик. Одновременно это был каркас такого сооружения, внутри которого могли обнаруживаться как огромные новые возможности развития, совершенствования прогресса, так и рождаться трудноопределимые, а то и неразрешимые проблемы.

Сказанное, конечно не приуменьшает роли других союзных республик – учредителей единого государства: Белоруссии и Закавказской федерации (Азербайджана, Армении и Грузии). Входя в органичную взаимосвязь, все они получали огромные перспективы умножения потенций для своего развития.

С образованием СССР были определены в целом целесообразные государственно-правовые формы содружества народов, которые позволяли им объединять свои усилия и более эффективно мобилизовывать ресурсы советских республик в интересах строительства социализма. Значительно укрепилась экономическая и оборонная мощь страны, повысился авторитет ее на международной арене. Более прочным становился союз рабочего класса и трудящегося крестьянства, появились реальные условия для взаимного материального и духовного обогащения народов, развития социалистической культуры. Все это создавало новые возможности для приобщения трудящихся всех наций и народностей к социалистическому строительству, для укрепления морально-политического единства советского общества.

* * *

Первый съезд Советов СССР дал старт жизни нового интернационального государственного образования. Вместе с тем, несмотря на достаточно длительную, предметную работу над документами, призванными регламентировать функционирование союза, как целости, и субъектов, как его составляющих, подготовить документы, которые бы во всех отношениях были безупречными, удовлетворяли интересы всех заинтересованных сторон создать не удалось. Потому-то съезд Советов, учредивший СССР, вполне обоснованно постановил провести дальнейшее обсуждение, совершенствование основополагающих документов, прежде всего союзного договора, и доработать проект Основного закона страны – Конституции, вынести их на рассмотрение очередного, II съезда Советов СССР.

Как известно, и отмечено, в определенной мере отражено выше, основы конституции и даже ее текст попытались подготовить уже в октябре – декабре 1922 г. Тогда же, очевидно, стало понятным: дело это весьма и весьма непростое, как по причине чрезвычайной сложности самого предмета – межнациональных отношений, новизны вставших проблем, действительно не имевших аналога, примера в истории, так и с точки зрения естественного желания застраховаться от возможных негативных проявлений в непростой общественной сфере, упредить нежелательные тенденции, коллизии.

В какой мере означенное выше осознавалось теми, кому судьбой было определено встать у истоков далекоидущих исторических процессов, как соотносились интуитивные ощущения с уровнем теоретических осмыслений, обоснований перспективных планов и действий, сказать непросто. Несомненно одно: период подготовки Конституции СССР не в последнюю очередь был сопряжен с возросшим вниманием общества, его руководящих кругов к национальным проблемам, с попытками найти «профилактическое лекарство» – противоядие против нежелательного воздействия на жизнь национализма с различной сущностью и окраской. В силовое поле объективно начавшихся дискуссий втянулись все национальные регионы, а в эпицентре, как и до того, оказалась Москва, в персонифицированном воплощении – Генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин.

Состояние здоровья вождя большевиков В. И. Ленина не позволило ему, как раньше, влиять на идейно-политическую атмосферу в стране, на процессы осмысления возникающих вызовов, на поиск выверенных научных решений, осуществление взвешенных, хорошо продуманных шагов и политических акций. Очевидно, совсем не случайно в день рождения Союза ССР его обуревало не только чувство гордости за то, что руководимая им партия открывает качественно новую страницу в жизни страны. Собирая последние силы, превозмогая болезнь, он в три приема, 30 и 31 декабря 1922 г., диктовал записки «К вопросу о национальностях, или об “автономизации”».

Основная мысль, которая возникает при ознакомлении с ними, – глубокая внутренняя тревога по поводу того, по правильному ли пути пошло решение в стране национального вопроса, насколько гарантировано бесконфликтное развитие создаваемого союзного государства, сделал ли сам глава этого государства все от него зависящее, чтобы исключить серьезные конфликты в очень чувствительной сфере, способные обернуться большой бедой, а может быть – и вовсе катастрофой.

Хотя формальным поводом для написания письма к партии явилось вроде бы так называемое «грузинское дело»[1163], размышления В. И. Ленина на самом деле намного фундаментальнее и масштабнее. Чего только стоит краткое, но весьма симптоматичное и многозначное замечание: «Видимо, вся эта затея “автономизации” в корне была неверна и несвоевременна»[1164]. Не провиднический ли это ключ – предостережение на будущее? (По ходу заметим, что высказанное удивительным образом созвучно, логично корреспондируется с другой фундаментальной мыслью, вошедшей в историческое ленинское «Завещание», но так до конца и не понятое, убедительно «не расшифрованное»: «…мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм»[1165].)

И сможет ли вообще государственный аппарат, представляющий «из себя буржуазную и царскую мешанину», который заимствован «от царизма и только чуть-чуть подмазан советским миром»[1166], справиться со сверхсложными задачами?

Можно предположить, что вряд ли кто в то время сомневался по поводу того, кого ассоциировали с «главным аппаратчиком». И, думается, именно недоверием к механизмам, призванным гарантировать равенство всех субъектов в создаваемой федерации, обеспечивать абсолютную добровольность в выборе отношения к ней объясняются три очень «неприятных», но и столь же весомых абзаца: «Несомненно, что следовало бы подождать с этой мерой до тех пор, пока мы могли бы сказать, что ручаемся за свой аппарат как за свой. А сейчас мы должны по совести сказать обратное, что мы называем своим аппарат, который на самом деле насквозь еще чужд нам и представляет из себя буржуазную и царскую мешанину, переделать которую в пять лет при отсутствии помощи от других стран и при преобладании “занятий” военных и борьбы с голодом не было никакой возможности.

При таких условиях очень естественно, что “свобода выхода из союза”, которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой, неспособной защитить российских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ. Нет сомнения, что ничтожный процент советских и советизированных рабочих будет тонуть в этом море шовинистической великорусской швали, как муха в молоке.

Говорят в защиту этой