Ужас в музее - Говард Лавкрафт

Несколько мгновений я молча смотрел на него, задаваясь вопросом, что же могло так сильно потрясти моего приятеля. Я знал Брюса как человека со стальными нервами и железной волей, и видеть его в столь явном смятении было само по себе неординарным событием. Я протянул коробку с сигарами, и он машинально взял одну.

Только раскурив вторую сигару, Брюс наконец нарушил молчание. Он уже овладел собой и вновь стал решительным, уверенным в себе человеком, каким я его знал.

— Прэг, — начал он, — сегодня со мной приключился самый дикий, самый жуткий случай из всех, какие только можно представить. Не знаю, решусь ли я рассказать тебе все, ибо боюсь, ты сочтешь меня сумасшедшим, — и я не стану тебя винить, коли ты придешь к такому мнению! Но в моей истории нет ни слова вымысла, клянусь.

Он умолк с драматическим видом и выпустил несколько колечек дыма.

Я улыбнулся. Мне не раз доводилось выслушивать предиковинные повествования, сидя за этим самым столом. Вероятно, я внушал людям доверие в силу некой особенности своей натуры, ибо порой мне рассказывали такие истории, за возможность услышать которые иные отдали бы полжизни. И все же, несмотря на свою любовь ко всему странному и опасному, несмотря на свою тягу к исследованию глухих уголков малоизвестных стран, я был обречен на прозаичную, однообразную, бедную событиями жизнь простого коммерсанта.

— Тебе приходилось слышать о профессоре ван Алистере? — спросил Брюс.

— Ты имеешь в виду Артура ван Алистера?

— Его самого! Так ты знаком с ним?

— Еще бы! Мы знакомы не один год — с той поры, как он оставил должность преподавателя химии в университете, чтобы сосредоточиться на своих экспериментах. Я даже помог Артуру с выбором проекта звуконепроницаемой лаборатории, впоследствии оборудованной на верхнем этаже его дома. Потом он настолько погрузился в научные изыскания, что уже не находил времени для общения.

— Наверное, ты помнишь, Прэг, что в годы нашей учебы в университете я увлекался химией?

Я кивнул, и Брюс продолжал:

— Около четырех месяцев назад я потерял работу. Как раз тогда ван Алистер поместил в газете объявление об ассистенте, и я откликнулся. Он помнил меня по университету, и мне удалось убедить его, что я достаточно сведущ в химии, чтобы попробовать свои силы в качестве ассистента. Секретаршей у него работала молодая женщина по имени мисс Марджори Парди — чрезвычайно ответственная и обязательная особа, причем столь же привлекательная, сколь компетентная. Она немного помогала ван Алистеру в лаборатории, и вскоре я обнаружил, что она проявляет неподдельный интерес к научным исследованиям и ставит свои собственные опыты. Собственно говоря, она почти все свое свободное время проводила с нами в лаборатории. Ясное дело, подобное тесное общение не могло не перерасти в близкую дружбу, и вскоре я начал обращаться к ней за помощью при проведении сложных экспериментов всякий раз, когда профессор был занят. Казалось, для нее вообще не существует неразрешимых проблем. В области химии она чувствовала себя как рыба в воде!

Примерно два месяца назад ван Алистер отделил перегородкой часть лаборатории и оборудовал там отдельный рабочий кабинет для себя. Он сказал, что собирается провести серию экспериментов, которые в случае успеха принесут ему вечную славу, но категорически отказался посвящать нас в подробности. С тех пор мы с мисс Парди все чаще и чаще оставались наедине, предоставленные сами себе. Порой профессор по несколько дней кряду безвылазно сидел в своей новой лаборатории, даже не выходя перекусить. Как следствие, у нас появилось больше свободного времени, и наша дружба окрепла. Я все сильнее восхищался опрятной миловидной девушкой, одетой во все белое вплоть до резиновых перчаток, которая находила неподдельное удовольствие в возне с вонючими колбами и липкими химикалиями. Позавчера ван Алистер пригласил нас в свой рабочий кабинет.

— Наконец-то я достиг успеха, — провозгласил он, показывая нам бутылочку с бесцветной жидкостью. — Вот препарат, который будет признан величайшим из всех известных открытием в области химии. Я хочу прямо сейчас, у вас на глазах, проверить его эффективность. Брюс, будьте любезны, принесите мне кролика.

Я выполнил просьбу, сходив в соседнее помещение, где мы держали кроликов и морских свинок, предназначенных для опытов.

Ван Алистер посадил животное в небольшой стеклянный ящик, где оно едва поместилось, и накрыл крышкой. Потом он вставил в отверстие в крышке стеклянную воронку, и мы с мисс Парди подступили ближе, приготовившись внимательно наблюдать за экспериментом.

Профессор откупорил бутылочку и занес руку с ней над узилищем бедного зверька.

— Теперь посмотрим, увенчался мой многонедельный труд успехом или нет!

Медленно, аккуратно он вылил в воронку содержимое бутылочки, и мы увидели, как тонкая струйка жидкости потекла в ящик с испуганным животным.

Мисс Парди сдавленно вскрикнула, а я протер глаза, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает. В ящике, где еще секунду назад сидел живой, дрожащий от страха кролик, теперь осталась лишь кучка тонкого белого пепла!

Профессор ван Алистер повернулся к нам с глубоко удовлетворенным видом. Лицо его сияло омерзительным ликованием, а в глазах горел странный, безумный огонь. Он заговорил с нотками превосходства в голосе:

— Вам, Брюс, и вам, мисс Парди, выпала великая честь присутствовать при первом успешном испытании препарата, который произведет настоящий переворот в мире. Он моментально превращает в пепел все, с чем вступает в контакт, кроме стекла! Только подумайте, что это значит! Армия, вооруженная стеклянными бомбами, наполненными моим составом, сможет уничтожить весь мир! Дерево, металл, камень, кирпич — все, решительно все исчезнет под воздействием такого химического оружия, оставив после себя не больше, чем осталось от нашего подопытного кролика, обратившегося в горстку тончайшего белого пепла!

Я бросил взгляд на мисс Парди. Лицо у нее было белое, как ее рабочий фартук.

Ван Алистер пересыпал то, что осталось от кролика, в бутылочку и аккуратно прикрепил к ней этикетку. Признаться, меня самого била нервная дрожь ко времени, когда он отпустил нас и мы удалились, оставив его одного за плотно закрытыми дверями кабинета.

Как только мы вышли оттуда, нервы у мисс Парди окончательно сдали. Она пошатнулась и наверняка упала бы, если бы я ее не подхватил. Едва ее мягкое расслабленное тело оказалось в моих руках, я не выдержал и, отбросив всякое благоразумие, крепко прижал девушку к груди. Я запечатлевал на ее прелестных алых устах поцелуй за поцелуем, пока она не открыла глаза, в которых сиял свет любви. После бесконечно долгой минуты блаженства мы спустились с небес на землю, осознав, что лаборатория совсем не то место, где можно изливать свои чувства. Ван Алистер в любой момент мог выйти из кабинета, а если бы он, в нынешнем своем душевном состоянии, застал нас в объятиях друг друга — даже представить страшно, что могло бы произойти.