Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого - Александр Солженицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разъезжают по Невскому легковые автомобили с рабочими:
– Граждане, не волнуйтесь. Совет рабочих депутатов призывает всех к спокойствию и выдержке, он блюдёт волю народа. Завтра утром будет опубликовано решение.
Но не редеет Невский, а даже, кажется, разыгрывается.
* * *Проехали медленно на моторе вооружённые милиционеры, просят разойтись и спокойно ждать решения Совета.
В это время с Садовой выехали другие милиционеры, с красным знаменем: „Да здравствует социальная революция!”
Сумятица.
* * *Около полуночи у Публичной библиотеки – летучий митинг. Неизвестный в циничных выражениях нападал на Временное правительство. Толпа сначала слушала спокойно, потом стала требовать, чтоб он назвал себя.
– Член Совета рабочих депутатов!
– Мандат.
Полез искать по карманам – не нашёл. Поднялся шум. Стали наступать на него с угрозами. Дружки заслонили его, и он скрылся.
* * *За полночь прошёл слух, что верные правительству царскосельские полки идут в Петроград.
* * *По пустеющему Невскому проскакали верховые солдаты, пятеро, винтовки накось за спиной:
– Долой Ленина!… Не верьте ему!…
64
А с площади перед Мариинским дворцом и после десяти часов вечера, и в одиннадцать, и к полуночи – толпа не только не расходилась, а кажется ещё добавлялась. Всех держало сознание, что вот здесь, перед ними, во дворце, сейчас…
И толпа, всё более сдруженная своим стоянием и разговорами по соседству, ждала: быть может, ещё этой ночью здесь нам придётся вмешаться и повлиять? Что там делается во дворце? На семь ладов представляли ход и исход этого важнейшего заседания.
– Нам Россия не простит, если мы не сумеем сберечь её в сегодняшнем испытании.
– Всё наше спасение – в единении. Жертвовать личным – во имя общего!
– Будем верить!
– Да кроме веры у нас других ресурсов не осталось, увы.
– Бескровная революция казалась таким чудом! А вот опять приходится верить только в чудо…
Загадочен виделся свет во многих окнах дворца, мало кто знал внутреннее расположение: где же может сейчас происходить заседание? Что там делают с нашими министрами? Пытаются их согнуть, сломить?
– Нет, господа, в нашей революции есть, есть здоровый государственный инстинкт! Исполнительный Комитет – ведь не взывает против правительства. Благоразумие – вот уже берёт верх.
– „Власть масс” – это красиво произнести, но это – розовая мечта. Сами массы не могут править собой без направляющего меньшинства с ответственными навыками мышления. Именно потому и важно, чтобы сейчас интеллигенция не растерялась.
– Да в самые тяжёлые, в самые трагические моменты не следует забывать: как алмаз гранится алмазом, так и свобода в своих излишествах исправляется свободой же!
От времени до времени посылали внутрь лазутчиков: как-нибудь пробраться, что-нибудь узнать или попросить кого же нибудь выступить. Но только и узнали, что даже корреспонденты главных газет не допущены в совещание!
Что же, что же там решается?? Сжаты сердца.
Нет, не уйдём. Не расходитесь!
Перед полуночью подъехал ко дворцу генерал Корнилов и деловито пошёл внутрь. Его не смели подхватывать на руки и не просили у него речи, но восторженно рукоплескала и кричала ему толпа петербуржан, пока он прошёл внутрь. Генерал-надежда!
Сегодняшний угар – непременно развеется! – в этом упование России.
Что спасёт Россию – неизвестно, но спасёт что-то сильное, яркое, животворящее!
Вскоре затем заметилось движение в окнах балкона второго этажа. Возились фигуры у просветной двери, что-то не получалось у них? Потом открыли рядом окно, – и через подоконник в пальто и шляпе пролез – кто же? При фонарях, при оконных и лунных отсветах -
Некрасов опять! Соскочив на балкон, снял шляпу и приветственно ею махал, привлекая внимание. Его встретили – раскатистыми по площади рукоплесканиями. И он – вдохновлённо, звонко, с размахиваниями:
– Граждане! Министр иностранных дел Милюков – (вперебив бурнейшие аплодисменты, „ура”, „ура!”) – сейчас делает доклад по вопросу чрезвычайной государственной важности!
И слова-то какие! У самого голос дрогнул, и толпа замерла, ожидая.
– Он не может выйти к вам сию минуту, но выйдет, как только окончит свой доклад.
„Ура-а-а-а”, – слишком даже оглушительное. Милюков – становится символом. Но – и Некрасов же не потерялся:
– Граждане! Кучки людей не могут смутить Временное правительство! Эти кучки пытаются представить себя в виде большого организованного движения, выдать себя за голос народа – но так и остаются кучками. Ваше присутствие здесь – доказывает, что они – не имеют почвы! Правительство уверено в поддержке народа и выполнит свой долг!
Что поднялось! Какие возгласы и рукоплескания! Мы так и верили! Мы так и надеялись! Дурной исход минует Россию.
Ну, после Некрасова стало толпе веселее ждать: наши министры там не сдаются и даже берут верх!
А минут через двадцать открылась, теперь видимо отпертая, высокая остеклённая дверь на балкон – и через неё нормально солидно вышел, без шляпы, седеющий, крепкоголовый, в очках, Милюков.
Наконец его увидела вся площадь – и те, кто не видел прежде на подъезде, – и одобрительный рёв не имел границ, перекатывался за Мойку, за „Асторию”, за Исаакия.
С балконной ли прочной высоты или после своего удачного доклада – казался Милюков много спокойней и вольней, чем на ступенях три часа назад. И гораздо плавней, академичней, объяснительней произносил речь, даже и шутя:
– Граждане! Когда я сегодня днём узнал про демонстрации с надписью „долой Милюкова”, – признаться вам, я испугался. Но испугался – не за Милюкова, а за Россию: если таково настроение большинства – то каково же положение в России? Что сказали бы послы наших союзных держав? Они сейчас же послали бы телеграфные извещения своим правительствам, что Россия изменила союзникам, и сама себя вычеркнула из их списка.
Высоко держал голову, с нарастающей твёрдостью:
– Временное правительство не может стать на такую точку зрения. Временное правительство и я как министр иностранных дел всячески будем защищать такое положение, когда никто не сможет упрекнуть Россию в измене. Россия никогда не согласится на сепаратный мир, позорный мир! Как я сейчас говорил в заседании, Временное правительство – это оснащённое судно с развевающимися парусами. Судно это может быть выдвинуто вперёд лишь при наличии ветра, ветра доверия, – и вот я надеюсь, что вы нам этот ветер устроите.
Ликующий, обещающий гул по площади.
– Мы ждём вашего доверия, чтобы с ним ринуться в путь. И с опорой на ваше доверие мы – выведем Россию на путь свободы и благополучия!
Рукоплескания, возгласы:
– Да здравствует… Да здравствует…
И ура-а-а-а-а-а-а-а…
И Милюков с победной важностью удалился.
Там – заседание продолжалось, но уже исход его прояснился.
Двадцатипятитысячная толпа стала уменьшаться. Группы молодёжи перепевали, скандировали:
– Ленина – и компанию – обратно – в Германию!!
И в просторнеющей толпе чаще и громче раздавалось:
– Долой Ленина!
– Арестуйте Ленина!
И кто бы, правда, за это взялся?
65
Заседание устроили в просторном зале в глубине дворца. Вереница членов Исполкома в затрёпанных пиджаках удивлялась, проходя роскошную Ротонду, потом не менее пышный Квадратный зал, тоже с двухъярусными колоннами, и везде нежнейшие ажурные решётки вперекличку с вязью орнаментов, а полы под ногами почти зеркальные, смотри не поскользнись; и наконец в этот третий зал с кариатидами огромного мраморного камина, а по всем стенам вкруговую росписи каких-то античных историй и всё опять перепутано орнаментом. Чистота и стройность этих залов, залитых электричеством, была, однако, странный мирок, вырванный из огрязнённого суматошного революционного города, и повисала над ним как нереальность: да, сидя тут, правительство может и совсем забыться. Ведь именно в этом дворце столетие медленно вращались жернова русской государственной мысли – и не успели за жизнью, заело их.
Всего набралось заседающих человек восемьдесят, и не всем было место за большим столом, в вальяжных креслах Государственного Совета, остальные садились на удобных диванах вкруг стен.
Все, кого возвысила или не слишком снизила революция, вся новая верхушка России, – все были здесь. Министры сидели за одной частью стола, лишь Керенского не было. Чхеидзе, Церетели, Скобелев, головка Исполкома – за другой частью. На одной долгой стороне стола – Родзянко, едва ль не на два места, и думский Комитет. Худенькому Гиммеру досталось сидеть на дальнем диване и рядом со скучным малоподвижным Сталиным.
Министры приготовились к жёсткой обороне. Ещё днём в довмине сговорились: чтобы не попасть сразу в положение обвиняемых, начать эту встречу не с конфликтной дипломатической ноты, а прежде ввести её в правильные рамки: дать понять представителям Совета всю общую сложность и трудность руководства российским государством. И открывая заседание, князь Львов объявил, что господа министры в пределах своих ведомств изложат Исполнительному Комитету состояние дел в государстве. Почему?
