Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

Начало реформ

На рубеже 80-х, преодолевая все трудности, Поднебесная выходила на новый путь. Подтолкнуло же на него событие даже не районного масштаба, а масштаба одной деревни, вернее, одной народной коммуны – в уезде Фэньян провинции Аньхой. Состоявшие в ней крестьяне, которым надоело прозябать на грани нищеты и голода, решили поделить землю и инвентарь между отдельными семьями. Ни в коем случае не присваивая их, а как бы взяв в аренду у государства.

Но в то время китайские руководители, даже Дэн Сяопин, в соответствии с устоявшимися за десятилетия взглядами, несколько иначе представляли социалистические реалии. Вышло постановление, в котором говорилось о восстановлении приусадебных участков и подсобных промыслов, но основную работу предписывалось выполнять по-прежнему коллективно – по меньшей мере побригадно. Однако когда летом 1979 г. партийное руководство провинции Аньхой посетило крамольную деревню, увиденное оказалось весьма впечатляющим. Опыт стал быстро распространяться сначала на уездном, потом на провинциальном уровне (похоже, в Китае местные руководители, несмотря ни на что, имели больше возможностей проявлять свою инициативу, или имели для этого больше мужества, чем наши секретари райкомов и обкомов. Во многом благодаря этому они (китайцы) имеют то, что имеют они, а мы имеем то, что имеем мы).

Нанкинская улица – одна из самых оживленных торговых улиц мира, носящая неофициальное название «улица номер один в Китае»

С этого начиналось становление «социализма с китайской спецификой». Подконтрольное, но широкое использование частного интереса и частной инициативы, рыночных отношений – вот его отличительные черты. Но «переходя реку, ногами ощупываем камни» – следуя этой пословице, новое китайское руководство, возглавляемое старым Дэн Сяопином (ему было уже под восемьдесят), не спешило. Ведь предстояло не только развернуть на кардинально иной путь огромную экономику – существенные изменения должны были произойти и в людском сознании. Том самом, которое за многие десятилетия прониклось революционными идеями, на базе которого только и оказалась возможной полоумная и ярая Культурная революция. Людям тоже требовалось время – чтобы в их душах более-менее безболезненно изменились устоявшиеся стереотипы. А от руководителей страны требовались изрядное напряжение воли и большая политическая мудрость, чтобы эти стереотипы изменились, но не слишком.

Китайские лидеры это понимали. Но среди них тоже возникали принципиальные разногласия. Сложилось новое подразделение на радикалов, умеренных и консерваторов. В консерваторах теперь числились те, кто считали, что Китай после 1949 г. развивался в целом в правильном направлении, но мог бы добиться куда большего, если бы не левацкие ошибки Мао Цзэдуна. Задачей на ближайшую перспективу они считали заимствование, с поправкой на китайские условия, той модели реального социализма, которая сложилась в СССР и наиболее развитых странах «народной демократии». Те, кого называли умеренными, не сомневались, что социалистический путь развития предпочтительнее капиталистического, и что в целом сложившийся образ развитого социалистического общества верен – но вот «реальный» социализм, такой, как в СССР, нуждается в существенном улучшении. Радикальные реформаторы тоже были за социализм, но то, как они его мыслили, многим казалось чем-то другим. Они не считали нужным сохранять фактически существующую в КНР однопартийную систему (партий, кроме КПК, там довольно много, но они не имеют никакой возможности влиять на государственную политику), а главенствующая роль планового начала в экономике представлялась им несовместимой с успешным использованием рыночного механизма.

Консенсус удалось найти в том, в чем его уже находили: в признании того, что Китай находится на начальной стадии строительства социализма, а значит, пока возможно всякое. В докладе XIII съезду КПК генеральный секретарь партии Чжао Цзыян (близкий к радикальному крылу) заявил, что будущее Китая – в главенстве общественных форм собственности, но чтобы добиться этого, надо использовать различные формы социально-экономических отношений – в том числе и те, которые устойчиво ассоциируются с капитализмом.

На селе начальной стадией реформ стала «система производственной ответственности». Преобладающей стала практика «доведения производственных заданий до отдельного двора». Верховным собственником оставалось государство, но крестьяне получали в индивидуальное пользование участки земли – нередко те самые, которые когда-то, до всех революционных пертурбаций, им уже принадлежали, но, в конце концов, были поглощены народными коммунами – как казалось, безвозвратно. Действующие от имени государства руководители производственных бригад заключали с крестьянскими дворами договоры, в которых оговаривались размер налога и та часть урожая, которая в обязательном порядке должна быть продана государству. При этом закупочные цены были существенно повышены, и увеличивались еще больше, если крестьянин желал продать сверх оговоренного. Хозяйственную деятельность крестьянин мог вести так, как считал нужным, оставшейся частью урожая тоже распоряжался по своему усмотрению. Чтобы крестьяне бережнее относились к своим земельным наделам, были заинтересованы в приобретении дорогостоящих средств производства, сроки действия договоров вскоре были увеличены, а потом стала возможной и передача участка по наследству. Не возбранялся больше и найм батраков. К середине 80-х гг. годовой сбор зерна достиг объема, о котором прежде могли только мечтать – 400 млн. т. Партия торжественно объявила, что с голодом в Китае покончено навсегда.

В городах тоже стал складываться сектор «негосударственных производственных отношений». Сначала частники появились в торговле и в сфере обслуживания, потом стали возникать частные и находящиеся в коллективной собственности мелкие и средние производственные предприятия. Во второй половине 80-х гг. уже около половины работающих горожан было занято в негосударственном секторе, а половина из них – на частных предприятиях.

Дэн Сяопин утверждал: «Нынешний мир – мир открытых отношений. Китай в прошлом был отсталым именно из-за своей замкнутости. После образования КНР нас блокировали, но мы и сами держались замкнуто… Опыт, накопленный за тридцать с лишним лет, свидетельствует о том, что вести строительство при закрытых дверях нельзя – не добьешься развития». Льготным налогообложением привлекались иностранные инвестиции в наиболее современные отрасли экономики. Создавались «специальные экономические зоны», где иностранный капитал получал возможность строить свои предприятия и, опять же, пользовался всевозможными льготами. Самой крупной такой зоной стал прилегающий к Гонконгу район. Особенный интерес к «островкам капитализма» проявляли хуацяо, построившие немало предприятий легкой промышленности и электроники.

Рыночные методы хозяйствования насаждались и на государственных предприятиях. Но здесь возникали трудности, связанные с тем, что их работники привыкли пользоваться льготами, неотъемлемыми от их представления о социализме: бесплатным или дешевым медицинским обслуживанием, дополнительными отпусками, путевками и прочим. Эти люди всегда были самой надежной социальной опорой КПК, и с этим нельзя было не считаться. Отход от жесткого директивного планирования осуществлялся постепенно, но предприятия получали все большую свободу ведения хозяйственной деятельности и свободу выхода на рынок – однако при этом меньше могли рассчитывать на государственную поддержку. Важным следствием таких перемен стало то, что управление предприятиями все в большей степени стало переходить к по-современному образованным и мыслящим технократам – в ущерб традиционным заводским парткомам.

Конечно, появление прослойки «буржуев» и тех, кто предпочел работать на них, а не ради общего дела, ради построения социализма не могло не вызывать напряженности в обществе. Но за десятилетие, прошедшее с начала реформ, средняя зарплата городских трудящихся возросла на 70 %. Темпы роста промышленного производства составили 10 %.

Резко возрос объем внешней торговли. При этом Китай стремился заменить традиционно импортируемые им товары продукцией собственного производства, в том числе изготовленной на принадлежащих иностранному капиталу предприятиях; и в то же время все увереннее осваивал зарубежные рынки, в первую очередь США, Юго-Восточной Азии, Европы. Дешевизна и трудолюбие рабочей силы делали китайские товары конкурентоспособными на них.

Более открытыми стали не только китайская экономика, но и культурная жизнь, быт людей. Все больше молодых китайцев отправлялось учиться за рубеж, все больше людей всех возрастов совершало туристические поездки. Интересно, что во многих кинофильмах пусть не навязчиво, но все же пропагандировалось усвоение западного жизненного стиля – не в ущерб коренным ценностям, разумеется.