Эхо войны. - Ольга Шумилова

Да, дурдом — очень правильное слово. И он еще надолго. До первой брачной ночи — как пить дать, а возможно, еще и неделю после.

Я покорно иду в приемную, потому что действительно обещала сделать Этану внушение, что развлекаться запугиванием своих подчиненных как минимум неэтично, и вынести мору, благополучно пережившую все катаклизмы последних месяцев в своем садке, из которого она утром снова выросла.

Несгибаемая секретарша семенила рядом, возмущенно бурча, что нам, конечно, уже все равно, если мы съезжаем чуть ли не до осени, а ей еще там работать, не говоря уже о том, что исполняющий обязанности коменданта тоже не понимает эстетику мор в приемной. Судя по тому, с каким придыханием были сказаны последние слова, в приемной назревал роман. Временный начальник форта был приезжий, поскольку во время прорыва погибло почти все руководство, и, как говорят, очень симпатичный молодой полковник.

Ну–ну.

На пути в приемную меня перехватил Лаппо и, таинственно понизив голос, пробормотал что–то по поводу «исповеди перед столь важным шагом», потащив меня в сторону библиотеки. Рутта попыталась выдрать меня из наглых лап конкурента, но переспорить языкатого парня в последнее время уже не удавалось никому.

Что–то он вконец распоясался, обормот.

— Давай, выкладывай свои грехи, сын мой, — я уселась на стол и принялась копаться в карманах, пытаясь сообразить, в котором из них порвалась подкладка и не туда ли провалилась карта–ключ от сейфа, и что со мной сделают, если я не найду ее до отъезда.

— Ой, ладно вам, фарра. Просто сил моих нет выносить больше этот бардак. И ваших, я подозреваю, тоже. Прикроете меня до вечера, ладно?

— Какого вечера, балбес? Ты еще на ночь ко мне попросись, тогда уж точно все поверят, что ты со мной ведешь беседы о спасении души… И вообще, я во всем этом процессе лицо постороннее, запрусь в кабинете, и никто меня оттуда не достанет. А тебе положено — все–таки жених, — я наконец нашла карман с разорванной подкладкой, правда, без карты, и категорично подытожила: — Раньше надо было думать.

Парень тяжело вздохнул.

Да, на Тиссе женится он. По этому поводу весь форт — или то, что от него осталось — чесал языки три месяца без перерыва. Не знаю, возможно ли для этой дамы встать на путь истинный в принципе, но пока она держится, после пережитых потрясений бросая плотоядные взгляды исключительно на будущего супруга.

Как–то я спросила, что думает по этому поводу сам Лаппо, на что он сказал маловразумительное: «Свобода — это такая вещь…» Я так и не поняла тогда, о ком он говорил — о Тиссе, или о себе самом.

Да, он тоже оказался свободен, хотя и нельзя сказать, что это малого ему стоило. Никогда не покидать форт, не светиться нигде и никогда, даже по новым документам, которые удалось полулегальными путями организовать.

Майор–северянин отступился, уехав еще в начале зимы, как только встал с больничной койки. Я молча дала ему просмотреть запись некоего разговора, и на этом дискуссия по данному вопросу закончилась. Объект CN–678 погиб при прорыве. Тело сгорело. Точка.

Вот только казалось мне, что даже для него это было всего лишь предлогом.

Хотя, возможно, только казалось…

Тогда, три месяца назад, он поразил меня — тем, что, едва открыв глаза, схватил за руку и спросил только одно, напряженно вглядываясь в мое лицо:

— Вы убили его?!

— Нет… — я качнула головой, мысленно холодея. Это и было тем, что я должна была сделать?… И сделала — неверно?

— Я знал, что вы выберете правильно, фарра, — напряженные плечи расслаблено опустились, закрылись глаза.

— Что?…

— Я не знаю, когда наступит мир. Через десять лет, сто, тысячу… Но он будет причиной того, что мир станет возможен… Поэтому — все правильно, фарра. Сколько бы лет ни прошло, но этот день… все же настанет.

Настанет.

Я буду верить в это, что бы ни говорили о том, что пророчества лгут.

Хлопает дверь читального зала, в дверях возникает Отшельник, застывая на пороге. Удивленно вскидывает брови, но ничего не говорит по поводу того, что Лаппо, вообще–то, должен находиться в противоположном крыле замка.

— Фарра, там книга пришла. Вы заказывали.

— Ага, — я киваю и торопливо скрываюсь в соседней комнате, пока меня не нашел кто–нибудь еще. Книга. Большая историческая энциклопедия. Я усаживаюсь перед монитором и начинаю пролистывать страницы на экране.

Я все помню — даже то, что обещала сделать когда–то во сне. Пусть даже до этого три месяца не доходили руки, но я хочу знать, когда все это началось. Как говорит Зима, из принципа. А еще, потому что в происходящих тогда событиях втайне надеюсь найти ключ.

Так, Солярика. Четвертая династия. Боги мои, когда вообще была четвертая династия, кто бы мне сказал…

Я пролистываю череду портретов, бегло просматривая только проставленные под ними годы и названия периодов… И замираю, не веря своим глазам.

Глаза — все тот же холодный янтарь, единственный в своем роде. Вместо неровно обрезанных волос — коса, спускающаяся ниже поясницы. Но лицо то же, не постаревшее ни на день.

Я закрываю глаза. Открываю.

Смотрю на цифры — да, четвертая династия. Абсолютно точно, для безграмотных вроде меня здесь даже указан порядковый номер.

Уже ни на что ни надеясь, я ищу глазами имя.

Алесдер Рои. Второй император четвертой династии.

Погиб при кораблекрушении в возрасте ста тридцати лет. Трон унаследовал сын, Торон II, при регентстве…

Я закидываю голову и хохочу — до слез, потому что это на самом деле совершенно не смешно. Генетическая линия правителей Солярики выверялась столетиями, это маги, для которых почти не существует пределов. Ни–че–му.

Волосы встают дыбом от мысли, куда можно направить эту силу. И если… Если он все же продолжит эту войну, боюсь, мы рискуем… слишком сильно.

Я тяжело поднимаюсь из–за стола и иду к двери. Еще одна головная боль. Этан не обрадуется, это точно.

Лаппо сидит на том же месте, уныло подперев щеку ладонью. Повинуясь внезапному порыву, я неуверенно спрашиваю:

— Слушай… А как тебя зовут… на самом деле?

Он удивленно смаргивает.

— Кай. Кайлен, то есть. Кайлен Морой. Только это секретная информация, сами понимаете.

Слава богам, хоть это имя мне ни о чем не говорит.

— Твое «я быстро» опять растянулось до вечера.

Мы опять изволим брюзжать. Тьфу!

— Соскучился? — я саркастически приподнимаю бровь.

— Да, — Этан обезоруживающе улыбается, и тут же портит эффект, сунув мне в руки считыватель. — Читай вслух.

Я пробегаю текст глазами и начинаю читать. Черт, черт, черт… С севера идут снегопады, перекроют путь еще не меньше, чем на месяц.

— Надо выезжать сейчас, иначе мы застрянем.