Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России? - Зорина Светлана

Второй момент: книга и автор должны быть интересны кому-то еще кроме меня (хотя и последнее тоже важно). Я спрашиваю себя, насколько широка аудитория той темы, о которой я хочу поговорить со своим читателем/слушателем/зрителем. Смогу ли я своей аудитории рассказать что-то интересное по этому новостному поводу.

Новое и интересное – это два краеугольных камня, на которых, собственно, и строится домик журналистики. На мой взгляд.

С.З.: Новое, интересное и, может быть, популярное? То, что вызывает споры, дискуссии?

Н.К.: Не обязательно популярное. Споры и дискуссии – да, но это не всегда равно популярности. Есть достаточное количество популярных авторов, чьи книги регулярно входят в топы бестселлеров, но мне неинтересно о них писать. И не потому, что они никому не нужны. Напротив, они нужны читателю, что и показывают рейтинги. Но в этих книгах нет ни того, что может вызвать общественный шум, ни моего литературоведческого к ним интереса. Поэтому как-то так получилось, что о них практически не пишут и не говорят, хотя и читают.

С.З.: Давайте на этот вопрос посмотрим с точки зрения издателя. А ему какие книги интересно представить для рецензии, для освещения в СМИ?

Л.Ш.: Для издателя этот выбор крайне важен и мучителен. Я уверен, что любой издатель мечтает о бестселлере. Ведь, в конце концов, успешная книга – это подтверждение профессиональной состоятельности, прозрачная и объективная оценка интереса к тому, что ты делаешь. Поэтому… да, в идеале хочется, чтобы было так: я отправил Наталье Кочетковой на рецензию книгу, она о ней написала, а на следующее утро на нас как из рога изобилия посыпались заказы от дистрибьюторов, и мы начинали судорожно закупать бумагу, чтобы книгу срочно допечатать. Так выглядит модель счастья. И случается, она срабатывает. Но надо быть слишком наивным, чтобы все время на нее полагаться. А для начала необходимо правильно выбрать книгу, чтобы поместить ее в эту модель. Конечно, если это пятнадцатая книга автора, у которого четырнадцать предыдущих методично попадали в топы продаж, то никакой новостной повестки, скорее всего, не возникнет. И тут нужны иные инструменты донесения информации до целевой аудитории. Для каждого СМИ мы стараемся сформировать адресное предложение, выбрать то, о чем рецензент захочет и сможет написать интересно. А для такого невероятно качественного, деликатного и редкого инструмента, как рейтинговый литературный критик, мы постараемся подобрать книгу, от прочтения которой он сам непременно получит удовольствие. Только тогда можно рассчитывать на публикацию, высок шанс, что материал будет действительно интересный – и это важный этап в рождении бестселлера.

С.З.: То есть главное, чтобы Наталья написала о книге?

Л.Ш.: Если профессионал высочайшего уровня пишет рецензию на нашу книгу – это уже большая удача и признание. Значит, мы не ошиблись с издательским решением, а затем и правильно определили мотивы, которыми руководствуется критик в рамках конкретного СМИ. Даже негативная рецензия от Кочетковой – это хорошо и уж точно неординарно. Если наши книги часто попадают в обзоры Натальи на Lenta.ru, это уже означает, что мы издаем интересные, неординарные книги.

С.З.: Насколько я знаю, рейтинг публикаций Натальи действительно очень высок на Lenta.ru…

Н.К.: Тут все же важно оговориться, что рейтинги публикаций зависят от общего рейтинга издания. «Ленту» в сутки читает плюс-минус 3 млн человек; соответственно, мои тексты в месяц прочитывает примерно 1 млн человек. Цифры колеблются в зависимости от того, высокий сезон или затишье в книжном мире, идет ли книжная ярмарка, или, наоборот, все ушли в отпуск, и никаких релизов нет. Новизна – это тоже понятие относительное. Да, есть условные литературные генералы. Например, новый роман Барнса, или Исигуро, или ранее не переведенный на русский язык роман уже покойного Сарамаго. Даже творчество писателей, о которых мы вроде как уже давно все знаем, может стать информационным поводом. Например, из недавних изданий «Азбуки» – новые переводы Туве Янссон и Джеральда Даррелла. Надо ли об этом говорить журналисту? С моей точки зрения, конечно, надо. Это событие. Ведь огромное количество людей выросло на книгах Туве Янссон. А сколько тех, кто читает «Моя семья и другие звери» Даррелла? Понятно, что новый перевод отчасти вызван технической необходимостью, сложностью с правами или, может быть, незначительными, но все же купюрами в первоначальном переводе. Тем не менее новый перевод, даже если отвлечься от сугубо профессиональных технических издательских особенностей, – это все равно новый язык, по сути, новая книга.

Разговор с читателем

С.З.: Мир изменился, изменился читатель. Какие тексты сегодня интересны для читателя? Каким языком они должны быть написаны?

Н.К.: Если пятьдесят лет назад критик говорил с Литературой (с большой буквы, а то и капслоком), то сегодня его адресатом стал читатель. И это не может не влиять на язык, которым критик или книжный обозреватель говорит со своим читателем. А своего читателя хорошо бы если не любить, то хотя бы уважать. Я не поклонник идеи «держать своего читателя за дурака». Мне бы хотелось, чтобы мы говорили на равных и никто из нас не чувствовал себя идиотом. Намеренно огрубляю, но если вас так и подмывает употребить слово «амбивалентный», то лучше приберегите его для доклада на конференции историков литературы.

Работа в интернет-изданиях отличается от работы в печатной прессе. Я много лет была сотрудником «Известий», потом журнала Time Out. В разных должностях: от корреспондента до шеф-редактора. А потом перешла работать в Интернет и смогла наконец «посмотреть в глаза» своему читателю. И это, надо сказать, был незабываемый опыт: я вдруг поняла, что ему интересно. Я беру любой гаджет и смотрю, сколько людей в минуту читает мой текст, сколько людей прочло мой текст с того момента, как он был опубликован, сколько людей и в каких соцсетях его перепостили. То есть вся картина у меня перед глазами. В этом смысле, конечно, Интернет дает довольно серьезные возможности для исследования аудитории и понимания того, кто что читает. Хотя иногда отрывок из какой-то книги, или рецензия на книгу, или интервью с автором собирают огромное количество читателей, просто сотни тысяч, а книга продается ровно так, как ожидали издатели. То есть тираж не провалился, все в порядке, но книга не становится таким бестселлером, каким бестридером становится текст на сайте. Это тоже важно держать в голове.

С.З.: И текст литературного критика стал короче…

Н.К.: Здесь не все однозначно. С одной стороны, все привыкли пролистывать пуши о новостях, быстро просматривать посты в соцсетях, но при этом появился так называемый формат лонгрида, который зачастую подразумевает не просто длинный текст, а по-настоящему длинный текст. Это не 10 000 знаков, а, скажем, 30–40 тысяч. У меня выходили тексты объемом 35–45 тысяч знаков, которые становились бестридерами, то есть в сутки набирали более 100–200, а то и 400 тысяч читателей. Часто в этих текстах есть еще и видео или инфографика, анимация, музыка. Это так называемые спецпроекты.

В этом смысле интернет сейчас предлагает полярные форматы. С одной стороны, это что-то очень короткое, очень быстрое, что можно пролистнуть. Например, десять новостей просмотришь на ходу и даже не споткнешься. Но есть и по-настоящему долгое чтение для какого-то очень длинного и спокойного вечера.