Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

имели большинство не как таковое, а потому, что фактически большинство крупных землевладельцев в Западном крае было польского происхождения. В Гос. совете предложение Пихно не встречало большого сочувствия, и при его обсуждении б. обер-прокурор Синода, кн. А. Д. Оболенский так формулировал старую «имперскую» точку зрения: «Основное начало нашей государственности заключается в том, что в Российской монархии есть Русский царь, перед которым все народы и все племена равны. Государь Император выше партий, национальностей, групп и сословий. Он может спокойно сказать: “Мои поляки, Мои армяне, Мои евреи, Мои финляндцы”. Все они – Его…»

Однако, к удивлению многих, председатель Совета министров П. А. Столыпин высказался сочувственно о проекте Пихно, который большинством голосов был передан на комиссию. С этого момента, в мае 1909 г., определился новый курс Столыпина – провозглашение нового принципа русского национализма.

В русском обществе, до 1905 г. «чуравшемся» национализма, в это время тоже начинали проявляться национальные течения. В. Б. Струве выступил в «Слове» с рядом статей о «национальном лице». «Русская интеллигенция, – писал он, – обесцвечивает себя в российскую… Так же, как не следует заниматься обрусением тех, кто не желает «русеть», так же точно нам самим не следует себя «оброссиивать». В тяжелых испытаниях последних лет вырастает наше национальное русское чувство, оно преобразилось, усложнилось и утончилось, но в то же время возмужало и окрепло. Не пристало нам хитрить с ним и прятать наше лицо»[169].

В литературном журнале «Весы» известный поэт Андрей Белый выступил (в 1909 г.) с резкой статьей против «засилья» нерусских элементов в литературе и художественной критике. «Главарями национальной культуры, – писал он, – оказываются чуждые этой культуре люди… Чистые струи родного языка засоряются своего рода безличным эсперанто из международных словечек… Вместо Гоголя объявляется Шолом Аш, провозглашается смерть быту, учреждается международный жаргон… Вы посмотрите на списки сотрудников газет и журналов в России: кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите сплошь имена евреев… пишущих на жаргоне эсперанто и терроризирующих всякую попытку углубить и обогатить русский язык».

Такие статьи, необычные для русской интеллигенции, свидетельствовали о значительной перемене умонастроений. Но, конечно, между этим национализмом в области культуры и великорусским государственным национализмом Столыпина разница была велика.

Осенью 1909 г. Столыпин внес в Совет по делам местного хозяйства проект введения земства в девяти западных губерниях, причем в задание входило, чтобы эти земства имели русское большинство. Правительство в то же время поддерживало выдвинутый епископом Холмским Евлогием проект выделения русских частей Седлецкой и Люблинской губ. в особую Холмскую губернию.

Возникший вновь конфликт между русской властью и Финляндией по поводу вопросов общеимперского законодательства побудил Столыпина вернуться на путь, оставленный в 1905 г., и провести без согласия финского сейма законопроект о соотношении между Российской империей и Финляндией. К тому же циклу «националистических» мер принадлежал и проект ограничения немецкой колонизации в западных губерниях, где после 1905 г. значительно усилилась скупка помещичьих земель немцами-колонистами. Думское большинство, в общем, отнеслось сочувственно к этим мерам, тогда как оппозиция резко против них восставала.

Законопроект о Финляндии, внесенный в Думу 14 марта 1910 г., вызвал многочисленные протесты за границей: группы видных профессоров-юристов печатали «манифесты», доказывая неправомерность законодательства по финляндским делам без согласия сейма; свыше 400 французских депутатов и сенаторов прислали протест в Гос. думу. Финский сейм отказался дать заключение по проекту, признав его противоречащим основным законам В. к. Финляндского.

П. А. Столыпин, защищая проект в Гос. думе, признал юридическую спорность вопроса: «Масса материалов, документов, актов, касающихся отношений Финляндии к России, дает возможность защищать всякую теорию: достаточно для этого повыдергать из архивных груд нужные для этого материалы… Для этого не нужно особой недобросовестности. Достаточно некоторой предвзятости и предубежденности». Отстранив юридические соображения, премьер ссылался на государственные интересы России и утверждал, что отклонение проекта было бы сочтено в Финляндии признаком слабости: «Разрушьте, господа, этот опасный призрак, нечто худшее, чем вражда и ненависть, – презрение к нашей родине».

Думская оппозиция из протеста покинула зал, когда большинство высказалось за ускоренный порядок обсуждения; правые и националисты оказались в большинстве, и правительственный проект прошел полностью, хотя октябристы и собирались внести в него ряд смягчающих поправок.

В Гос. совете, несмотря на возражения не только левых, но и нескольких правых, проект был принят огромным большинством; он стал законом 17 июня 1910 г. По этому закону финский сейм сохранял только совещательный голос во всех существенных вопросах как общеимперского, так и внутреннего законодательства (о печати, о собраниях и союзах, о народном образовании, о полиции и т. д.). До издания новых законов в силе, однако, оставались старые, и фактически особых перемен в Финляндии не произошло. Но антирусские течения в этой области значительно усилились: финляндцы сочли, что русская власть – на этот раз с согласия русских народных представителей – нарушила вторично их исконные права.

П. А. Столыпин, сам долго проживавший в Западном крае (у него было имение в Ковенской губернии, с 1897 г. он был назначен ковенским губернатором и предводителем дворянства), с особым вниманием относился к вопросу о западном земстве. Он решил отложить его введение в тех губерниях, где русских элементов было слишком мало (Ковенской, Виленской, Гродненской), а в остальных шести[170] ввести земское положение 1890 г. со значительными поправками. Так как почти все крупное землевладение было польским, ценз был вдвое понижен против общерусского; избиратели были разделены на две курии, польскую и русскую, причем русская везде избирала большее число гласных. Особые правила закрепляли преобладание русских в управах и в составе земских служащих.

В Гос. думе этот проект подвергся ожесточенной критике слева за нарушение равенства национальностей. Столыпин горячо защищал свой проект. «Мы стремимся, – говорил он (7.V.1910 г.) оградить права русского экономически слабого большинства от польского экономически и культурно сильного меньшинства… Достойна ли русского правительства роль постороннего наблюдателя, стоящего на историческом ипподроме или в качестве беспристрастного судьи у призового столба и регистрирующего успехи той или иной народности? Цель проекта, – заключил премьер, – запечатлеть открыто и нелицемерно, что Западный край есть и будет край русский, навсегда, навеки!»

В этих же прениях Столыпин произнес свои известные слова (по адресу поляков, упрекавших его в мстительности): «в политике нет мести, но есть последствия».

Дума приняла проект со значительными поправками, смягчавшими его антипольский характер. Она уменьшила число представителей духовенства, отвергла требование, чтобы председатели управ и большинство служащих были русскими, но сохранила самый принцип национальных курий. При окончательном голосовании против проекта высказались как левые, так и правые; и даже националисты, устами еп. Евлогия, объявили, что только «с болью в сердце» голосуют за такой искаженный проект. Тем не менее проект был принят Думой большинством 165 против 139 голосов. Гос. совет приступил к его обсуждению только через восемь месяцев.

В