Том 4. Приключения Тома Сойера. Жизнь на Миссисипи - Марк Твен

ПРИЛОЖЕНИЕ «А»

В четверг, в девять утра, «Сузи» покинула Миссисипи и вошла в Староречье, по крайней мере так в мое время называлось устье Ред-Ривер. Сюда слева вливался водный поток, который прорвал и затопил плотины плантации Чендлера, самого северного пункта в приходе Пойнт-Купе. Вода покрывала все это место, хотя плотины рухнули подавно. Скот согнали на большую плоскодонку, и, проезжая мимо, мы видели, как некормленые животные теснились там в ожидании какого-нибудь парохода, который взял бы баржу на буксир. На правой стороне реки лежит остров Тернбулл, а на нем — большая плантация, которая некогда считалась одной из самых плодородных в штате. До сих пор во время обычных наводнений река оставляла остров нетронутым, теперь же только широкая полена воды говорила о том, что здесь были поля. Местами виднелись верхушки окружавших плантацию насыпей, по почти вся она была затоплена.

Листья деревьев, с тех пор как река разлилась, стали зеленее и леса имеют веселый и свежий вид, но безбрежная водная пустыня портит это приятное зрелище. Мы проплываем милю за милей, — а вокруг одни только деревья, погруженные в воду до самых ветвей. Порой лишь вспорхнет лысуха и летит вперед над далеко расстилающейся безмолвной гладью. Иногда из-за кустов скользнет пирога и пересечет Ред-Ривер, направляясь к Миссисипи, но печальные гребцы ни разу не повернут головы, чтобы взглянуть на наш пароход. Пыхтение его звучит музыкой среди этого мрачного безмолвия, которое очень странно действует на человека. Это не мрачное безмолвие глубокого леса или темных пещер, а какая-то странная, торжественная тишина, заставляющая поневоле испытывать благоговейный страх. Сегодня утром мы проплыли мимо двух привязанных среди ивняка плотов, на которых приютились две негритянские семьи. Они, видимо, принадлежали к зажиточному классу, так как у них имелись съестные припасы и три-четыре живых свиньи. Плоты были площадью футов в двадцать, и перед импровизированным убежищем была насыпана земля, на которой они раскладывали огонь.

Течение в Атчафалае было очень сильно, Миссисипи давно питает симпатию к этому руслу, и стоит только посмотреть на нее там, чтобы убедиться в яростных усилиях реки найти кратчайший путь к заливу. В разных мелких суденышках, лодках, яликах, пирогах здесь большая нужда, и много их было украдено пиратствующими неграми, отводящими их туда, где их можно продать всего дороже. По словам мистера К. П. Фер— гюссона (владельца плантаций близ пристани Ред-Ривер, усадьба которого только что затоплена), весь соседний район жестоко пострадал. Верхняя дамба держалась так долго, что негры совсем перестали думать о возможности прорыва, и когда он случился, они оказались во власти воды. В четверг некоторых сняли с деревьев и крыш, но их остается еще очень много.

Только после такого путешествия по затопленной наводнением местности начинаешь ценить землю. Во время плавания по морю ее не ждешь и не ищешь, здесь же, среди дрожащей листвы, тенистых лесных опушек, едва виднеющихся крыш, — здесь ее высматриваешь. Обрадовался бы, кажется, и кладбищу, если бы могильные холмики оказались над водой. Русло реки здесь угадаешь только по отсутствию деревьев — и больше ни по чему. От форта Адамс на левом берегу Миссисипи до берега Рапидс-Периш расстилается водная равнина шириной около шестидесяти миль. Большая часть этого пространства была возделанной землей, в особенности по берегу Миссисипи и за Ред-Ривер. Когда мы вошли в Ред-Ривер, ее перерезало поперек сильное течение в том же направлении, в каком течет Миссисипи.

Через несколько часов мы достигли Блэк-Ривер. Едва мы двинулись по ней, как стали замечать следы катастрофы. Все ивы вдоль берегов стояли без листьев. Один человек, с которым беседовал наш корреспондент, рассказал, что у него было полтораста голов крупного скота и сто свиней. Как только вода стала подниматься, он начал гнать скот в высокое место, в Эвейельс, за тридцать пять миль отсюда, но потерял пятьдесят голов рогатого скота и шестьдесят свиной. Блэк-Ривер весьма живописна, даже когда ее берега покрыты водой. Ясень, дуб, камедное дерево и гикори растут так густо, что берега почти непроходимы, и когда удается проникнуть взглядом в какую-нибудь прогалину между деревьев, то во мраке различаешь только неясные очертания дальних стволов.

В нескольких милях вверх по реке глубина воды на затопленных берегах достигала полных восьми футов, и со всех сторон виднелись крыши хижин, еще державшиеся, несмотря на силу потока. Местами опрокинутую хижину окружали прибитые к ней водой бревна, образуя, может быть, ядро какого-нибудь будущего острова.

Чтобы сберечь уголь (так как его невозможно было достать ни в одном из тех пунктов, которые мы должны были проезжать во время нашей экспедиции), мы высматривали какую-нибудь поленницу дров. Когда наш пароход огибал мыс, мимо нас проскочила пирога, которою искусно управлял юноша; на носу сидела девушка лет пятнадцати, очень красивая, с великолепными черными глазами и скромными манерами. Юноша попросил у нас газету, которую ему и бросили, — юная пара направила свое утлое суденышко на волну, вздымаемую пароходом.

Дальше маленькая девочка, никак не старше двенадцати лет, проплыла в крохотном челноке, управляя им с ловкостью опытного гребца. Девочка была скорее похожа на индианку, чем на дитя белых, и когда у нее спросили, не боится ли она, — она засмеялась в ответ. Она выросла в пироге и могла плыть куда угодно. Она объяснила, что едет собирать ивовые листья на корм скоту и указала домик неподалеку, где на полу вода стояла на три дюйма. К задней двери дома был привязан плот, приблизительно в тридцать квадратных футов, обнесенный чем-то вроде изгороди; на этом плоту стояло шестнадцать коров и двадцать свиней. Семья жаловалась только на то, что теряет свой скот, и тотчас же доставила нам на барке запас дров.

Отсюда до Миссисипи, на протяжении пятнадцати миль, мы не встретили ни клочка земли над водой, и на тридцать пять миль к западу простирались воды разлившейся реки. Блэк-Ривер за один четверг, 23-го, поднялась на дюйм и три четверти и иочью продолжала подниматься. 11о мере того как мы продвигаемся вверх по реке, жилища начинают попадаться чаще, но все еще на расстоянии нескольких миль одно от другого. Почти все они покинуты, и пристройки унесены водой. В довершение этой унылой картины здесь, кажется, не осталось почти ни одного живого существа, и в безмолвии не слышно ни птичьего свиста, ни крика белки. Порой плеснет хвостом угрюмая щука и исчезнет в реке, но больше ни звука, все тихо — тишина мертвая. По реке плывет то чисто выбеленный курятник, то куча аккуратно расщепленных перекладин для изгороди, или дверь, или раздувшийся труп животного, торжественно конвоируемый парой коршунов, — это единственные птицы, которые встречаются здесь; они пируют на трупе, уплывая вместе с ним. Дешевая литография в рамке, изображающая солдата верхом, проплывает мимо, напоминая о чьем-то затопленном доме, лишившемся этого украшения.

Когда стемнело, двигаться дальше стало небезопасно; мы выбрали для стоянки место близ леса и пришвартовали пароход на ночь к большому камедному дереву.

Красивый серп лупы бросал мягкий свет на лес и реку, создавая картину, которая была бы прелестным художественным произведением, если бы художник сумел запечатлеть пейзаж на полотне. Движение машин прекратилось, пыхтение пара смолкло, и тишина сомкнулась над пами; и какая это была тишина! В лесу можно обычно услышать ночью кваканье лягушек, жужжанье насекомых или паденье сучьев; здесь же природа была нема. Из темных глубин леса, приделов этого храма, не слышалось ни одного звука, даже жур чанье воды замерло.

В пятницу утром, как только рассвело, все принялись за работу, и мы двинулись вверх по Блэк-Ривер. Утро было чудное, и река, текущая удивительно ровно, нарядилась в свой лучший убор. Цветы боярышника наполняли воздух восхитительным благоуханием, и не сколько птиц весело щебетали у берегов. Здесь деревья были больше и лес казался старее, чем по реке. Поля попадались чаще, чем возле устья реки, по картина была та же: трубы домов, торчащие среди полей, плавучие негритянские убежища, в суматохе привязанные к какому-нибудь дубу, от скромного жилища только верхушка крыши над водой. Встало солнце в багряном сиянии, и деревья засверкали разнообразными оттенками зелени. Нигде не выглядывает ни фута земли, и вода, видимо, поднимается и поднимается, так как достигает уже ветвей самых высоких деревьев. Все ивы, растущие вдоль берегов, стоят без листьев,— что показывает, как давно уже люди собирают этот корм скоту. Кто-то спросил у старика в пироге, хороший ли это корм для животных. Он перестал грести и ответил, горестно качая головой: «Что же, сэр, этого достаточно, чтобы сохранить тепло в их теле, а нам только того и нужно; вот со свиньями беда, особенно с поросятами. Они ужасно быстро дохнут. Но что же делать? Нам нечем больше кормить их».