Путешествие по Сибири и Ледовитому морю - Фердинанд Врангель

От этой скалы берег покрыт холмами, между которыми лежали большие кучи китовых ребер, но очень мало было наносного леса. Переехав через устье еще одного ручья, мы расположились на ночлег в 24-х верстах при устье значительной реки, протекающей среди гор и называемой чукчами Веркон. Река эта при впадении в море полторы итальянские мили шириной. Левый берег ее низмен и покрыт крупным песком, а правый, напротив, скалист и образует крутой мыс, обрывисто выдающийся в море и возвышающийся до 280-ти футов отвесно. Я назвал его мысом Кибера. На скале находится конусовидная гора, называемая чукчами Ечонин.

Версты три с половиной севернее мыса Кибера скалистый остров, обставленный огромными торосами, и две с половиной версты в окружности. Не зная, что чукчи называют его Амгаотон, я именовал его Шалауровым в память путешественника, своей предприимчивостью, терпением и смертью в этих краях вполне заслуживающего, чтобы имя его хоть таким образом было сохранено для потомства. На севере и западе Шалаурова острова скалы поднимаются на 15 сажен высоты; западная строна их склоняется отлого к морю и покрыта вся китовыми ребрами, лежащими здесь в небольших отдельных кучках. Они составляют следы хижин народа, некогда здесь обитавшего и питавшегося рыбой и морскими млекопитающими, преимущественно китами, употребляя их огромные ребра вместо бревен и шестов при сооружении хижин.

Говорят, что язык этого народа был непонятен кочующим оленным чукчам и много сходствовал с наречием оседлых чукчей на берегах Берингова пролива, доселе живущих в землянках, устроенных на китовых ребрах, с одним только входом сверху. Впрочем, достаточно доказано, что оседлые чукчи составляют с алеутами и гренландцами одно поколение, распространенное таким образом по берегам Ледовитого моря, от восточных краев Америки до Шелагского мыса.

Марта 13-го дул слабый западный ветер, и хотя покрыл весь небосклон туманом, но не произвел никакого влияния на температуру. Термометр показывал поутру 19°, а вечером 25° мороза.

Нагрузившись насколько можно более наносным лесом, здесь нами найденным, оставили мы берег и направили наш путь по льду прямо на север. В четырех верстах от берега зарыли мы с известными предосторожностями часть наших запасов в лед, который был здесь не толще полутора аршина. Глубина моря была 5 сажен; грунт – жидкий зеленый ил. Разгруженные нарты отослали мы отсюда в Колымск.

Марта 14-го, проехав 17 верст NNO (при 25° и 28° мороза) по довольно гладкому льду, были мы остановлены огромными торосами, через которые надлежало пешнями прорубать дорогу. До позднего вечера работали мы с величайшими усилиями и, подвинувшись версты на три вперед, вынуждены были остановиться на ночлег от усталости и для исправления поврежденных нарт.

На следующий день при 20° холода и пасмурной погоде езда была еще затруднительнее вчерашней. Мы работали пешнями целый день в бесконечных торосах и подвинулись только на 5 верст. Нарты наши, устроенные совсем не для такого пути, пришли в самое жалкое положение, и мы вынуждены были остановиться и хоть несколько привести их в порядок. Сегодня на середине дороги нашел я глубину моря в 19 сажен; грунт состоял из песка, смешанного с глиной.

Торосы становились все выше и плотнее, а между ними лежали огромные бугры рыхлого наносного снега. Уверившись в невозможности проникнуть далее с тяжело нагруженными нартами, я решился оставить здесь большую часть наших запасов и отослать назад восемь нарт. Мы вырубили во льду две ямы и положили в них провианта и корма для собак на 23 дня. На четырех нартах хотел я с Козьминым и пятью проводниками пробираться далее на север. Мы нагрузили сани наши как можно легче и взяли с собой только на пять дней провианта и несколько дров.

Сильный западный ветер, затемнявший воздух метелью, не позволял нам, однако, предпринять немедленно дальнейшее путешествие к северу. Ночью на 18-е число ветер перешел к WNW, постепенно крепчая, превратился в шторм и разломал около нашего лагеря лед. Мы очутились на большой льдине, сажен пятьдесят в поперечнике. От сильного ветра лед с шумом трескался, щели расширялись и некоторые простирались до 15 сажен ширины. Льдина, на которой находились мы, носилась по морю. Так провели мы часть ночи в темноте и ежеминутном ожидании смерти. Наконец наступило утро, и ветер сплотил нашу льдину с другими, так что вечером 18-го марта были мы снова на неподвижной ледяной поверхности. Море под нами было в 19 сажен глубиной при глинистом грунте.

Буря затихла 19-го, и небо прояснилось, но на севере поднимались густые испарения, по-видимому, из открытого моря, отнимая у нас надежду проникнуть далеко к северу. Несмотря на то, мы не оставили нашего намерения и решились попытаться проложить себе дорогу среди окружающих нас торосов. Беспрерывно в течение целого дня работали мы, обходили огромные трещины, еще не сомкнувшиеся, и переправлялись через другие, покрытые уже тонкой ледяной корой. Весьма медленно подвигались мы и, отъехав десять верст, остановились на ночлег у высокой льдины, и имея в виду азиатский берег.

Марта 20-го погода была ясная: ветер затих, северная часть горизонта покрывалась темным голубым отливом; термометр показывал 19° холода. Огромные, один на другой нагроможденные торосы, стояли стеной и совершенно отняли у нас возможность проникнуть далее. Мы решились взять направление на WNW, но, проехав верст восемь, встретили огромную щель, по-видимому, только что затянутую тонким и совершенно гладким ледяным слоем. Обойти ее не было возможности, ибо она простиралась к WNW и OSO до краев видимого горизонта. Тут расположились мы на ночлег на 19 ½ саженях морской глубины; дно моря составлял глинистый грунт, смешанный с песком.

На следующее утро первым занятием нашим было осмотреть окрестности и изыскать средства к продолжению пути. Торосы, находившиеся на северном краю щели, были, по-видимому, прежнего образования и казались нам менее круты и плотны, а потому надеялись мы проложить себе между ними дорогу далее к северу. Но проникнуть туда не было иного средства, как только переехать по тонкой ледяной коре, покрывавшей щель. Мнения моих проводников были различны. Я решился на это предприятие, и, при невероятной скорости бега собак, удалось нам оно лучше, нежели мы ожидали.

Под передними санями лед гнулся и проламывался, но собаки, побуждаемые проводниками и чуя опасность, бежали так скоро, что сани не успевали погружаться в воду и, быстро скользя по ломавшемуся льду, счастливо достигли до противоположного края. Остальные три нарты ехали в разных местах, где лед казался надежнее, и также все благополучно переправились на другую сторону. Здесь вынуждены мы были дать отдых утомленным собакам.