Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль

– Прекрасные слова! – прохрипел Бурландо. – Прекрасные слова! Но за что тогда вы платите мне, во имя…

– Мы не платим вам. Позвольте мне объяснить. Мы с гражданином де Бацем – финансисты. Мы занимаемся операциями, суть которых вам будет трудно понять. Аресты и прочие неприятности, какими бы необоснованными подозрениями они ни были вызваны, нам совершенно ни к чему. Нашей свободе и жизни они не угрожают, поскольку на деле мы – истинные патриоты, но они могут подорвать к нам доверие, а это весьма повредило бы нашему делу. Дабы избежать помех, мы готовы поделиться частью прибыли с патриотами, чья искренность не вызывает сомнений. Вам, гражданин Бурландо, как я уже сказал, мы готовы доверить триста луидоров. Распорядитесь ими, как сочтете нужным. Несомненно, при помощи этого пожертвования вы сумеете сделать много добра.

Бурландо переводил взгляд с Моро на де Баца и обратно. Андре-Луи льстиво улыбался. Барон хранил непроницаемое выражение лица. Он не одобрял действий друга, но все же позволил ему поступать по-своему. Муниципальный офицер ответил не сразу. Его двойной подбородок утонул в грязном шейном платке, глаза стали задумчивыми. Он понял, что эти аристократишки, являются они иностранными агентами или нет, могут оказаться настоящими дойными коровами. А когда он высосет мошенников, обескровит их до предела, у него еще будет время исполнить свой долг перед нацией и отправить их к палачу. Поэтому он со спокойной совестью и смачным богохульством изъявил свое согласие.

Де Бац с видимой неохотой вынул из ящика секретера пачку ассигнаций и отсчитал требуемую сумму.

Глаза Бурландо заблестели. Он спрятал деньги в карман и рассмеялся.

– Вот это воистину доказательство патриотизма! Считайте Бурландо своим другом, граждане. А дружба Бурландо, ей-богу, надежная защита в наши тревожные дни.

Только когда он ушел, барон выразил свое несогласие с методами Андре-Луи:

– Чего ради такие траты?

– Траты? Вы ведь не дали ему настоящие?

– Конечно нет. Но и фальшивыми ассигнациями нельзя так разбрасываться. Теперь мы никогда не избавимся от этого негодяя.

– Он тоже так думает. – Андре-Луи улыбнулся. – Подождите здесь, покуда я не вернусь. Я не задержу вас надолго.

Моро взял шляпу и без дальнейших объяснений удалился. Он быстро прошел через террасу Фельянов и сад Тюильри к Цветочному павильону. Там ему сообщили, что Комитет общественной безопасности не заседает, но секретарь у себя в кабинете. Андре-Луи пожелал, чтобы его проводили туда.

Гражданин Сенар, один из наиболее ценных агентов на жалованье у де Баца, был уже знаком с Андре-Луи. Худой, болезненный человек с острым желтоватым лицом и копной преждевременно поседевших волос, которые на расстоянии казались напудренными, мрачно нахмурился при виде посетителя.

– Ах, morbleu! Какая дьявольская неосмотрительность! – пробормотал он себе под нос.

Андре-Луи улыбнулся.

– Не тревожьтесь, Сенар. – И он выложил на стол секретаря свой мандат агента.

– Что это? – Сенар изумленно уставился на документ. – Опять работа Русселя?

– Ну вот! Неужели вы считаете нас такими недотепами? Зачем же совершать подлог, если его так просто обнаружить? Вам следовало бы узнать эти подписи: Амар, Кайо, Севестр. Кроме того, среди ваших бумаг должно быть подтверждение от этого учреждения.

Сенар рассмотрел мандат внимательнее и вернул его владельцу. Выражение лица секретаря стало еще более хмурым.

– Но тогда… Я не понимаю.

– Мой дорогой Сенар, неужто вы никогда не встречали человека, работающего на два лагеря? – Андре-Луи пристально и многозначительно посмотрел на секретаря, который и сам получал деньги от обеих сторон.

– Ясно. То есть я хотел сказать, я в полной темноте. В каком качестве вы явились сюда сейчас?

– В качестве агента комитета, разумеется. Я пришел исполнить свой долг. Сделать одно разоблачение. Муниципальный офицер по имени Бурландо, прикрепленный к секции Лепелетье, берет взятки. Я позволил ему считать меня агентом некой иностранной державы, а он принял от меня деньги и согласился держать язык за зубами.

– Тут требуются доказательства, – заметил Сенар.

– Их нетрудно будет получить. Полчаса назад я заплатил негодяю триста луидоров ассигнациями. Если ваши агенты поторопятся, они найдут деньги у него в кармане. При его доходах он не сумеет объяснить, каким образом смог честно получить такую сумму.

Сенар задумчиво кивнул.

– Представьте доклад в письменном виде, и я немедленно отдам соответствующий приказ.

Через час муниципальный офицер Бурландо в сопровождении двух солдат Национальной гвардии предстал перед председателем своей секции, дабы объясниться по поводу найденных у него трехсот луидоров. Когда бедняга понял, в какую нехитрую западню его заманили, он взревел от ярости как безумный, но ничего не сказал, дабы не быть обвиненным в чем-то худшем. Ему пришлось выслушать прочувствованную речь председателя о гражданской добродетели, о необходимости чистоты в рядах служителей закона и о чудовищности мздоимства, заслуживающего самой суровой кары. Потом несчастного отвели в Бисетр дожидаться суда, который с неизбежностью должен был отправить его на гильотину. Пачку ассигнаций передали Сенару, и Комитет общественной безопасности вернул ее своему агенту Андре-Луи Моро вместе с теплыми словами благодарности за искусное разоблачение негодяя, опорочившего пост, который ему доверила нация.

– Вы по-прежнему думаете, что Бурландо нас еще побеспокоит? – спросил Андре-Луи де Баца.

Барон покачал головой, глядя на него.

– Временами вы меня просто пугаете, Андре.

– К этому я не стремлюсь. Лучше распорядитесь мной так, чтобы я пугал других.

В тот же вечер они взялись за дело. Им предстояло запугать братьев Фрей.

Глава XXIII

Братья Фрей

Известная красотка госпожа де Сент-Амарант и ее еще более прелестная дочь[243] и на втором году революции по-прежнему украшали собой знаменитый игорный дом под названием «Пятьдесят». Былое великолепие этого заведения для избранных слегка потускнело, но оно все еще оставалось самым популярным в окрестностях Пале-Рояля, и доступ туда, как и прежде, можно было получить только по рекомендации.

Туда и отправился тем вечером барон де Бац в сопровождении Андре-Луи. Они надеялись отыскать Проли, который, по слухам, был там частым гостем. В этом заведении барона хорошо знали, и потому его двери с готовностью распахнулись перед гасконцем и его спутником.

В залах, обставленных тяжелой резной мебелью, некогда роскошной, но теперь несколько поистершейся, было довольно людно. Несколько лет назад публика в этом заведении сплошь состояла из элегантных, напудренных, хорошо воспитанных господ, которых теперь осталось здесь совсем немного. Гораздо чаще попадались грубые и вульгарные искатели – и искательницы – удовольствий, которым революция с ее доктринами равенства открыла двери всех увеселительных заведений. Де Бац оглядел игроков, сидевших за карточными столами, и прошел в следующую залу, где играли в рулетку и где посетителей было еще больше. Там он не без труда отыскал за одним из столов светловолосого и светлокожего Проли. Друзьям повезло: за стулом Проли стоял Юний Фрей, смуглый крепыш тридцати с небольшим лет, одетый с истинно республиканской простотой.

Де Бац указал на них своему спутнику и собрался было подвести его к ним, но в это мгновение стройная молодая женщина в лилово-розовом платье с серебристой отделкой отвернулась от стола и неожиданно столкнулась лицом к лицу с Андре-Луи. Ее ярко-синие глаза изумленно распахнулись, хмурая складка на лбу разгладилась. Хорошенькое личико мгновенно преобразилось, прелестные губы раскрылись в улыбке, обнажив крепкие белые зубы.

– Скарамуш! – воскликнула она и в следующее мгновение, повинуясь бездумному порыву, повисла у Андре-Луи на шее и расцеловала его на глазах у изумленной публики.