Королевская кровь-4 - Ирина Котова

— Да, моя госпожа, — сказал он, глядя, как вспыхивает в ее глазах радость и как она бледнеет от волнения. — Нашли шамана. Если прикажете, я подготовлю листолет, и мы можем вылететь через полчаса.

— Конечно! — крикнула она срывающимся голосом. Но тут же поправилась, повторив спокойно:- Конечно. Распорядитесь, полковник.

Путь до стоянки старого шамана занял более трех часов, и Пол вся извелась за это время. С ней полетели и Свенсен, и Игорь Иванович, и Люджина, наложившая на нее несколько щитов и очень корректно попросившая не выходить из-за спин сопровождающих, пока не скажут, что на месте безопасно. Пол была готова на все. И мысленно подгоняла листолет. Быстрее же. Быстрее!

Пейзаж внизу сменялся с заснеженных сопок, покрытых хвойными деревьями, на белую равнину с чахлой растительностью, странными красноватыми скалами, облепленными снегом и периодически попадающимися стоянками кочевников. Олени при стоянках держались стадами и сверху казались похожи на маленьких червячков с рогами — если бы червячки умели улепетывать от проносящегося над ними листолета с такой скоростью и врассыпную.

Земля под листолетом уходила назад, и впереди уже открывалось седое море, и вечерний сумрак быстро окутывал тундру, а они все летели — пока не показались огоньки очередной стоянки, и аппарат не замедлился, опускаясь.

Поля терпеливо выждала, пока гвардейцы проверят местность, хотя ей хотелось бежать — только нетерпеливо притоптывала ногой, и покорно зашагала вслед за своими сопровождающими, кутаясь в шубу и сжимая ворот побелевшими пальцами. Было очень холодно, и хлесткий ледяной ветер выдул из нее все тепло, выстудил до самых костей, выбил слезы из глаз.

У яранги шамана, на которую указал Свенсен, королева остановилась, унимая зачастившее сердце. Вздохнула и зашла внутрь, оставив охрану снаружи.

Шаман снова был пьян и снова походил на кучу шкур, среди которых виднелось коричневое сморщенное лицо. Внутри сильно пахло сивухой и травами, и дымилась в его руках длинная трубка, наполняя жилище табачным дымом, и так же, как и в прошлый раз, земля была устлана несколькими слоями шкур, а посреди дымил очаг, дым от которого собирался в подвешенную к потолку широкую трубу и уходил наружу.

— Здравствуй, старый Тайкахе, — сказала Полина, садясь. — Знаешь, зачем я пришла?

Старик разглядывал ее мутными от алкоголя глазами. Молчал. Затянулся трубкой, глотнул чего-то из фляжки.

— Я подарок тебе принесла, — проговорила Пол. Расстегнула шубу, достала сверток и протянула шаману свой свадебный полог. — С себя, Тайкахе.

Он поцокал языком, наклонился вперед и ловко подхватил ткань. Провел коричневыми грязными пальцами по ней, принюхался.

— Богатый дар. И не жалко тебе?

— Мне ничего не жалко, — сказала она сухо. — Как мне спасти мужа, Тайкахе?

Шаман пьяно засмеялся-закрякал и тут же закашлялся, снова приложился к фляжке.

— Выкупить у смерти такого заложника дорогого стоит. Что ты готова отдать за его жизнь, женщина-солнце?

— Все, — ответила она, не задумываясь. — Все.

Он смотрел на нее узкими глазами-щелками. Встал, сбросил шкуры — оказался под ними сухощавый и невысокий старик с длинными космами и крепкими руками. Подошел к сидящей Поле и начал ее обнюхивать — волосы, шею, губы, грудь. Пахло от него травой и алкоголем, табаком и, на удивление, сухой чистотой. Никакого старческого запаха.

— Мужа приняла, — сказал он удовлетворенно и вернулся на место, — дала ему, что просил. Правильная женщина. Связь есть, связью держишь. Храбрая женщина. Великий Медведь доволен тобой. Теплее стало у нас, еще теплее станет.

— Что мне делать, Тайкахе? — повторила она настойчиво.

— Иии, быстрая какая, — покачал головой старик. — Жди. Смотреть буду. Что увижу — скажу. А полог твой, — он снова погладил плотную ткань, — оставлю. Привезешь ко мне сына, если родишь, проведу обряд и закутаю, чтоб беды стороной обходили. А пока пусть у меня побудет. Сиди и молчи, женщина-солнце, не мешай мне с духами говорить.

Он бормотал что-то, сыпал в огонь травы — и запах пошел сладковатый, вязкий, и Полину вдруг повело, глаза налились тяжестью — а в руках шамана появился широкий барабан и колотушка, и он поставил инструмент меж скрещенных ног и начал бить в него. Гулкий звук учащался, старик что-то пел странным горловым голосом, что-то вскрикивал, а дурман туманил ее разум, и она сама не заметила, как стала раскачиваться вместе с ним, то откидываясь назад, то склоняясь вперед, почти к очагу, чувствуя, как огонь ласково окутывает ее лицо, гладит по шее. Гулкие удары проникали в нее, вибрировали в ней, разносились далеко за пределы яранги, и то ли от трав, то ли от песни этой казалось ей, что нет больше стен, что летит она вместе с заклинаниями над промерзшей тундрой, и видит далеко вокруг — и тяжелое море, скованное на горизонте высокими льдами, и изгибающуюся поверхность Туры, и множество огоньков-поселений, и столицу с лежащим у окна Демьяном, и далекий свет ее сестер. И еще выше поднималась она, и видела уже все столицы, связанные плетениями владык, держащих Туру, и хрустальный холод небосвода чувствовала и дыхание пульсирующих звезд — и чьи-то внимательные взгляды, строго ожидающие от нее чего-то. Сможет ли, постигнет ли?

— …беда, беда… — завывал шаман, и она одновременно и растекалась ветрами над Турой, чувствуя игру гигантских стихийных духов, и четко видела его: старик изменился, словно став выше ростом, и лицо у него было молодое, красивое — только глаза были слепы, и смотрели эти глаза в суть вещей, — …чую беду, рядом смерть, рядом…

Огонь трещал, и в отсветах этих мелькали перед ней смутные картины то ли прошлого, то ли будущего, и маленькие снежные духи, сбежавшиеся в ярангу, сверкающие, как льдистые ежики, кололи ей ноги и руки, вытягивая силу, и плясали огненные бабочки в очаге, и далекое море рокотало, ударяясь о край земли, как огромное живое существо, старое и мудрое…

— …слушай, — выл шаман, и дикий ветер с мерзлого моря шумел в его словах, — смерть не уходит, не взяв то, за чем пришла… слушай, жена мужа своего… — голос его был гортанный, мощный, — боги все видят, все знают… будет у тебя в три дня возможность его спасти, но смотри, не отступись, не дрогни… дрогнешь — умрет! Умрет! — изо рта его пошла пена, он забился в судорогах, крепко сжимая барабан, и Пол вдруг рухнула вниз, в свое тело, протянула руки к старику, через огонь, и пламя игриво куснуло ее, потекло по пальцам, собралось в горсти — и королева умылась этим огнем, чувствуя, как уходит раздвоенность сознания, как возвращаются силы и уверенность, и все сомнения сгорают, осыпаются пеплом.