Одержимый - Владимир Санин

– Крюков, Павел Георгиевич.

– Очень приятно. А я вашу книгу на мостике у старпома видел, с надписью. Никогда живого писателя не встречал. Можно пощупать?

– Только чур – без щекотки!

Глаза у Перышкина были веселые, а улыбка белозубая – редкая в наш век химии, делающей из человека ходячую таблицу Менделеева. Красивый малый, таким небалованные девчонки позволяют целовать себя в первый же вечер. И все-таки не выношу, когда меня внимательно разглядывают, будто раздевают глазами.

– Ну, изучил? – не выдержал я. – Уверяю, такой же человек, как и все, разве что гастрит иногда мучает.

– Я из резерва, только вчера сюда попал, – сообщил Перышкин, непринужденно забрасывая ногу на ногу. – Вот уж никогда не думал, что буду плавать с хромым чер… – Он поперхнулся, прищурился и, удовлетворившись каменно-неподвижным выражением моего лица, спросил: – А вы про нас роман писать будете или так, в газету?

Не люблю таких вопросов, но мне всегда их задают, привык.

– Соберу материал, а там видно будет.

– Чего-чего, а баек мы вам подкинем, целый сундук увезете, – заверил Перышкин и небрежно, будто между прочим, поинтересовался: – Вот вы на баке с боцманом беседовали, лед, мол, набирать будем. Это что, в шутку или на самом деле?

Ага, вот почему пришел ко мне Федя Перышкин.

– Скоро собрание, там лучше меня расскажут, – уклонился я.

– Значит, правда, – спокойно констатировал Перышкин, закуривая. Каюта у нас крохотная, мы с Баландиным договорились здесь не курить, но я промолчал, гость все-таки. – А я-то думал, ребята брешут, разыгрывают новичка. Я на «Вязьме» плавал, этот лед у меня вот где сидит.

Перышкин выразительно провел рукой по горлу.

О «Вязьме» и ее приключениях я кое-что слышал, прошлой зимой она так обледенела, что едва спасли. Очень удачно, что на борту есть такой ценный очевидец: как минимум, привычно прикинул я, на три странички блокнота. Но сейчас расспрашивать парня, конечно, не время.

– Разве с вами не беседовали? – спросил я. – Чернышев брал в экспедицию только добровольцев.

– Правильно, беседовали, – весело подхватил Перышкин. – Отец родной лучше не убедит, чем наш зам по кадрам. «Не пойдешь добровольно, сиди в резерве», – вот и вся беседа. До зарезу Перышкин нужен, своего рулевого Чернышев вчера в больницу свез, аппендицит. Мы что, мы, как пионеры, всегда готовы, нам бы гроши да харчи хороши. – Перышкин подмигнул, встал. – А кормежка здесь, говорят, от пуза, Григорьевна – знатная повариха, да и девчонки на мордочку симпатичные, тоже повышает аппетит. Будет охота, заходи, Георгич, в кубрик, у нас для курящих всегда ананасы и шампанское, а для пьющих домино! Впечатление от этого разговора у меня осталось неопределенное. Парень бойкий, отслужил действительную на флоте (между большим и указательным пальцами непременный якорек) и пошел на заработки, мало задумываясь над тем, как жизнь сложится дальше. Таких ребят на рыбацких судах я видывал множество, и ничем особенно друг от друга они не отличались: зарабатывали хорошие деньги, месяц-другой весело жили на берегу и снова уходили в море; рано или поздно они женились, взрослели, иные становились добрыми семьянинами, другие разводились – словом, судьбы как судьбы. Поэтому никаких сюрпризов от нового знакомства я не ожидал и «личному делу» Феди Перышкина отвел в своем блокноте четыре странички.

Я и представить себе не мог, как оно разбухнет.

«Что такое оверкиль и как с ним бороться!»

Так начал свое вступительное слово Чернышев.

В кают-компании собрались все свободные от вахт – вместе с научным составом человек около двадцати. Стулья и табуреты стояли впритык, опоздавшим места не хватило, и они выглядывали из дверей: вся кают-компания была площадью метра три на четыре, а более вместительного помещения на судне не имелось.

Многих я видел впервые. Преобладала молодежь, группировавшаяся вокруг Раи и Зины; за ними шумно ухаживали, и подружки, чувствуя себя в центре внимания, кокетливо отшучивались и хихикали, пока Чернышев не усмирил их грозным взглядом. На девушек с мудрой понимающей усмешкой смотрела моя соседка, женщина лет за сорок, но ухоженная и молодящаяся, с иссиня-черными, под мальчишку волосами и жгучими, чуть раскосыми черными глазами на скуластом лице. Ее уши оттягивали тяжелые серебряные серьги с подвесками, которые при повороте головы смешно позванивали, как бубенчики на лошади. Небрежно накинутый на блузку-безрукавку шелковый платок позволял видеть круглые сильные руки. Некрасива, но глаза и руки хороши, отметил я и методом исключения определил, что это, наверное, повариха.

– … как с ним бороться? – начал Чернышев. – Оверкиль, товарищи, это опрокидывание судна вверх килем, вследствие чего оно неизбежно гибнет вместе с экипажем. Чаще всего это происходит при особо опасных и чрезвычайных гидрометеорологических условиях, к которым мы относим ураганы, а также снежные метели и шторма при низких температурах воздуха, что создает условия для обледенения судов и потери ими остойчивости. Нынче, когда флот в Мировом океане оснащен радиоаппаратурой, можно примерно установить число гибнущих от оверкиля судов. К примеру, лет пятнадцать назад от тайфуна «Рут» в западной части Тихого океана погибли 1703 судна, из них 267 пропали без вести. Скорее всего эти последние и погибли от оверкиля, ибо судно переворачивается внезапно и не успевает дать SOS.

– Не только в ураган, Алексей Архипыч, рудовоз и при пяти-шести баллах может перевернуться, – послышался чей-то голос. – Из-за смещения сыпучего груза.

– Тонкое наблюдение, – похвалил Чернышев. – Встань, Ваня, покажись товарищам ученым, чтобы знали, с кем посоветоваться. Иван Ремез, второй помощник, с отличием окончил мореходку, любит читать, играть в шахматы и перебивать старших по званию. Словом, далеко пойдет. О рудовозах, Ваня, речи нет, в морском бою, если уж на то пошло, корабли переворачиваются и в полный штиль; не станем мы сегодня анализировать и гибель судов от ураганов. Впредь до окончания экспедиции будем заниматься исключительно одной проблемой – обледенением. Если до сих пор мы бежали от него, как развеселый Витя Шевчук на мотоцикле от автоинспектора…

– Подумаешь, кружку пива выпил…

– В которое ты влил двести граммов водки, – уточнил Чернышев. – Скажи спасибо старшине, что тебя догнал, иначе пел бы с ангелами массовые песни под арфу или, скорее всего, варился в котле со смолой. Итак, если раньше мы бегали от обледенения, как моторист Витя Шевчук… – Чернышев сделал паузу, но Шевчук промолчал и под смешки товарищей махнул рукой, – то отныне мы будем его искать. Нам необходимо понять, как быстро в различных условиях нарастает лед на палубе, надстройках, такелаже и рангоуте – это первое; лучшие способы борьбы с обледенением – это второе, и, третье, каково предельное количество льда, которое может набрать средний рыболовный траулер. Для чего нам это нужно, разъяснять не приходится, ибо вы своими глазами видели, как «Бокситогорск» плавал вверх килем и потом пошел ко дну, видели, как Птаха и Воротилин подбирали в море спасательные круги с надписью «Себеж» – все, что оставили на добрую память наши товарищи с этого траулера. Обледенение потому коварнейший враг, что мы лишь на тройку с минусом знаем, как с ним бороться. Для того и вышли в мере: понять! И поймем, не такие уж мы бараны.