Слон для Карла Великого - Дирк Гузманн

Имма по совету Исаака решила отправиться в монастырь. Там, как они вместе решили, она должна ждать его. Но вместо того, чтобы направить саксонку в монастырь поблизости Кёльна, ее перевели в Санкт-Альболу в Септимании. Септимания! Эта самая южная часть империи франков находилась на границе с эмиратом Омейядов и для такого франкского дипломата, как он, была так же недостижима, как луна. Однако сейчас Септимания находилась в пределах досягаемости. Через тридцать лет. Павия и император были близко, а после того как Карл Великий примет подарки из Багдада, Исаак освободится от всех дальнейших обязательств и поскачет верхом к монастырю Санкт-Альбола.

«Что же, – со страхом подумал он, – я найду там?»

Он снова взглянул вверх, на небо. Сириус и звезды, которые образовывают Пояс Ориона, в его фантазии создали иную картину. В черноте ночного неба Исаак мысленно нарисовал очертания птицы с одним крылом.

7

– Сестра главная певчая! Сестра главная певчая! – возгласы нарушили тишину крестообразного церковного коридора. Имма сердито остановилась, быстро закончила свою мысленную беседу с Господом, перекрестилась и подняла взгляд. Между аркадами к ней поспешно шла Мадельгард. Ее ряса без рукавов – одеяние послушницы – развевалась над полом. Волнение – это последнее, что могла стерпеть здесь Имма. Это было место для духовного погружения, источник религиозной свежести, а вовсе не выгон для гусей. Кроме того, время сексты[17] закончилось, и сейчас в монастыре царила обеденная тишина.

– Тихо! – прошипела Имма послушнице, когда Мадельгард, запыхавшись, подбежала к ней. – Я расскажу о твоем поведении на собрании капитула. Проявляй почтение к Господу и проси прощения.

Монахиня опустилась на колени прямо на устланный соломой пол коридора. Ее маленькая фигура почти полностью исчезла в складках рясы, сшитой из мешковины.

– Сестра главная певчая, – раздался почти беззвучный голос из свертка ткани у ног Иммы. – Это из-за Аделинды.

Конечно же, Аделинда! Маленький духовный мир септиманийского монастыря Санкт-Альболы знал только двух нарушителей спокойствия: сарацин и Аделинду. Душевный покой Иммы был нарушен:

– Что она сотворила на этот раз? Помочилась в горшки в трапезной? Подсыпала перец в овес лошадям? Что же случилось, во имя святого Бенедикта, говори!

Ее слова гремели о стены, как обломки скал. Остальные монахини замерли в галерее. Если бы она не была главной певчей, то есть второй по рангу монахиней в монастыре, то их шипение поставило бы ее на место.

Послушница не решалась ни поднять взор, ни повысить голос:

– Она заблудилась в садовом лабиринте. Еще вчера вечером. А теперь она не может оттуда выбраться. Я ей говорила, чтобы она туда не ходила. Только сестра настоятельница, сестра главная певчая и патер Иммедиатус могут найти оттуда выход. И это все знают. Но она лишь рассмеялась и исчезла в живой изгороди. Когда надо было идти на ночное богослужение, в монастырской спальне ее не оказалось. Тогда я пошла туда сразу же после третьей молитвы и услышала ее зов из садового лабиринта. Пожалуйста, сестра главная певчая, сестра Имма, пожалуйста, спасите ее! Она, наверное, так боится, совершенно одна в этих кустах!

«Целую ночь в садовом лабиринте, к тому же под дождем! Это приведет ее к духовному очищению, – подумала Имма. – Чего не удалось добиться с помощью лишения пищи и свободы, то довершит сие невольное самонаказание. Аделинда будет тихой как агнец. Мокрый заблудший агнец. Имма выведет ее оттуда к Господу и наконец сделает эту черную овцу послушной частью стада».

Она поспешно оставила послушницу. Ожидание триумфа окрыляло ее, и полноватая монахиня поспешно выскочила на улицу, вперевалку прошла мимо монастырского лазарета, пекарни, где выпекали хостии[18], мимо монастырских уборных и вошла в сад. Шлепанье ее сандалий нарушило тишину.

Имма замедлила шаг, однако ее пульс продолжал бешено биться. Перед ней находился садовый лабиринт, расположенный рядом с огородом для целебных растений сестры Инфирмарии. Был виден только вал из листвы, такой высокий, что до его верхушки невозможно было достать даже вытянутой рукой и стоя на цыпочках. Он был таким же плотным, как настоящий каменный забор. За ним прятались живые изгороди и деревья, пышные, сильные и переплетенные между собой. Это чудо Имма и аббатиса монастыря задумали и заложили тридцать лет назад. Саженцы, которые они тогда посадили, стали сегодня могучими деревьями. Живые изгороди и кусты извивались, словно змеи, вдоль тропок и образовывали гигантский садовый лабиринт – сеть дорог, загадку геометрии.

Тогда новая настоятельница монастыря сочла хорошей мысль украсить монастырь Санкт-Альбола чем-то необычным, что символизировало бы жизнь во имя Господа. Вот так и возникла идея лабиринта. Она пришла в голову Имме. И лишь когда они закончили работу и, усталые, стояли между молодыми растениями, она поняла, что они создали: отображение лабиринта под Ирминсулом, сеть из тропинок, в центре которой должны были исполниться ее желания.

Посредине лабиринта монастыря Санкт-Альболы находилась часовня. Она была предназначена для паломников, которые пытались достичь своей цели через мирскую суету, ошибочные пути человеческого бытия. Там жил Он. Посреди бесконечных тупиков, хитросплетений, препятствий, узлов и искривлений, Он там был домом и пастырем для заблудших овец. Хвала Богу! Однако избавление, о котором она втайне мечтала, было не только религиозной природы.

Она проскользнула в заросли. Пахло копытнем и камнеломкой. Она шла, быстро огибая углы и обламывая выступающие ветки широкими бедрами. Направо, налево, направо. Направо, направо, налево. Лабиринт был огромным. Несмотря на спешку и знание местности, ей пришлось потратить полчаса, чтобы проникнуть в сердце лабиринта.

Вот перед ней открылись зеленые просеки, ведущие к круглой поляне, в центре которой стояла грубо сколоченная часовня. Одна половина двустворчатой двери была открыта. Имма вошла внутрь.

Ей было нетрудно найти Аделинду в маленьком помещении. Послушница лежала перед алтарем и спала. Ложе себе она соорудила из листьев. Через маленькое окно в часовню проникал полуденный свет, заливавший спящую ярким сиянием. Как мирно она спала! Какой красивой она была! Дитя Божье. От многих часов, проведенных в скрипториуме[19], ее кожа приобрела благородную бледность. Имма склонила голову набок. Вырезанный из дерева Христос в апсиде, казалось, смотрел сверху вниз прямо на молодую женщину, оберегая ее сон.

Нос Иммы уловил запах вина. Она принюхалась. У нее зародилось подозрение, которое быстро переросло в уверенность. Под скамейкой она обнаружила ведро вместе с черпаком, а в нем – предательскую лужу. Она осторожно наклонилась над Аделиндой. Запах шел также и от нее. Внутри Иммы все закипело от злости. Пьянство в доме Господнем! И к тому же совершенное послушницей ордена! Такого она еще не переживала с тех пор, как тридцать лет назад поступила в монастырь.

Веки Аделинды задрожали. Какой-то миг ее взгляд оставался бессмысленным. Затем, казалось, она различила черты лица сестры Иммы.

– Сестра главная певчая? – послушница дохнула на нее перегаром. – Кровь Господня. Она такая сладкая. – Слова путались у нее на языке.

– Откуда у тебя вино? – Имма уже знала ответ, но ей нужно было признание, которое оправдало бы суровое наказание.

– И всегда сестра Имма ловит меня на горячем, – заплетающимся языком пролепетала Аделинда, засмеявшись своей шутке.

Тяжелый запах заставил Имму отпрянуть.

– Отвечай!

Аделинда сокрушенно вздохнула:

– Сестра-ключница отнеслась ко мне с пониманием и разрешила сделать глоточек. Разве я виновата в каком-то проступке? Так идите и кричите на нее. Это она ввела меня во искушение. – Ее бледные щеки надулись.

– Проступок? Ты согрешила перед Богом. Сначала ты пробралась в подвал и украла целое ведро вина. Вина, которое было освящено для евхаристии. Затем ты спряталась в лабиринте, чтобы предаться пьянству. Ты ночью не приходишь в опочивальню. Твои сестры-монахини боятся тебя до смерти. Ты пропускаешь богослужения. Ты оскверняешь это место своим… перегаром. А теперь ты врешь перед лицом Христа! – Она заставила себя стишить голос до шепота. – Через три дня ты должна была принять посвящение в монахини. А теперь с этим, дитя мое, нам будет лучше подождать еще год.

– Вы не можете так поступить со мной! – вырвалось у Аделинды. – Еще целый год в этой обители! Я этого не вынесу! А ключница сама при каждой возможности прикладывается к выпивке. Разве ее не накажут?

– Я с этим разберусь. Будь уверена. А за клевету ты сейчас будешь закрыта здесь до тех пор, пока Господь не простит тебе прегрешения. Теперь замолчи в доме Господнем и проси прощения!

Аделинда с трудом встала:

– Ладно, я моментально начну молиться и доложу Господу о ваших жестоких наказаниях.