Драконья кровь - Демина Карина

Томас кивнул.

– У тебя нос грязный, – сказал он, уставившись на этот самый нос.

– У тебя не чище.

– Думаю. – Он провел ладонью по щеке, оставляя темные полосы порошка. – Знаешь, если я кому скажу, то вряд ли поверят.

– Знаешь, – я села на не очень чистый пол, который некогда был светлым. Теперь, отскоблив верхний слой, я видела это дерево. – Даже если я это скажу, мне тоже не поверят. Дерри… он запретил говорить кому бы то ни было… сказал, что слишком опасно, что многие захотят изучить мой дар. И вряд ли станут спрашивать мое мнение.

И я ему поверила.

Я молчала. Гранит же всегда был необщителен. И про тот наш полет не знал даже Старик. Не знаю, с чего это вдруг я разоткровенничалась. Страх потеряла? Или Дерри слишком уж переоценивал мой талант?

В любом случае тему стоило сменить. И, взявшись за скребок, я вернулась к полу.

– Потом появились белые люди. Сперва их было немного, но они принесли с собой железные ружья, лошадей и болезни. Мама сказала, что белые люди никогда не признают свою вину, сколько бы лет ни прошло, но айоха помнят, что некогда были могучим племенем. А еще киары, мепайо и уйнеско. Великий союз, который мог собрать огромную армию, распался, столкнувшись с коварством белых людей.

Шорк-шорк. Скребок снимает темную стружку с дерева, которое больше деревом не пахнет. И я вытираю пот со лба. Я вспоминаю эту историю.

Ее бы следовало рассказать на языке айоха, но вот беда, я не знала этого языка. Я лишь помнила гортанную песню, которую пела матушка, но после она спохватывалась и переходила на английский. Женщина, которую взял в дом белый человек, должна соответствовать ему.

– Белые люди опутали землю паутиной железных дорог. Они пришли и остались. Они подкупили мепайо, и те обратили оружие против союзников. Они подарили уйнеско заразу, от которой тело покрывалось красной сыпью, а глаза переставали видеть, и тех не стало. Они сокрушили воинственных киаров, у которых воинов было столько же, сколько бизонов в Великих степях… и бизонов сокрушили тоже. Они пришли к айоха, чтобы и их загнать в резервации…

Томас забрал у меня скребок.

И работал он молча, сосредоточенно. А я говорила. Страшную некрасивую сказку, в которой нет ни принцев, ни принцесс, ни благородных рыцарей.

– Они пришли сюда. И оказалось, что айоха спрятались за драконьими крылами, в горах, где было слишком сложно воевать, да и чего ради? Но белые люди привыкли доводить дело до конца. И они уничтожили бизонов, прогнали китов и косаток, оставив драконов без еды. Они думали, что те обратят внимание на айоха, но у айоха были Хозяева, и драконы решили, что белое мясо ничуть не хуже красного.

Я взялась за ведро, воду в нем следовало бы поменять. А еще подумала, что этак мы до утра с уборкой провозимся.

– Погоди. – Томас перехватил мою руку. – Не таскай тяжести. Я сам.

Сам. Ну да, самому проще…

– Значит, драконы принялись за переселенцев?

– Вроде того… люди стреляли драконов. Драконы… они ведь знают, что добыча, а что нет. Поэтому коров здесь никто не пытается завести. Овечек вот пробовали, но они слишком нервные, пусть бы их никто и не драл. А вот коров так и вовсе за добычу считают. Мы же… мы и нужны не столько, чтобы кормить их, а чтобы приучать к себе.

Томас молча поднял меня и усадил в кресло, аккурат на розовый свитер.

– Да я и сама могу.

– Можешь, – не стал спорить он, отжимая тряпку. – Но наши тут… набедокурили, мне и убирать. А ты уже потом… я вообще пару лет часть дома снимал. Не сам. Четверо мы скидывались, так оно проще. И дешевле. И вообще…

Пол он скоблил весьма ловко, сметая грязь во второе ведро. Кажется, в нем Дерри некогда держал песок.

– Если дракон с детства привыкает к людям, он не станет на них охотиться. Поэтому дикие и опасны. Дикие знают, что все, что меньше их, – это добыча… а дракона и из нынешнего ружья не так просто застрелить. К счастью.

– Найдутся охотники?

– Всегда найдутся. Время от времени приходится воспитывать идиотов, которые решили, что им закон не писан, а штраф не так уж и велик. Или просто захотят показать, какие они крутые. С драконами так нельзя. Драконы… они ведь и убить могут. А потом будут расстраиваться.

Глава 6

Милдред лежала поперек кровати. На животе. Положив голову на руки. Она наблюдала за человеком, которого пора было бы выставить из жизни, пока она не слишком привыкла к его присутствию.

Лука делал вид, что не замечает взгляда.

Он двигался плавно, текуче, что было удивительно для огромной нескладной его фигуры. И, остановившись в углу, он замирал, чтобы в следующий миг сделать шаг назад.

Обернуться. Вздохнуть.

– Что не так? – спросила Милдред.

Ночью говорить было как-то проще. И пусть она понимала, что эта простота существует исключительно в ее голове, но…

– Все не так. – Он поскреб щетину, которая пробивалась и на щеках, и на макушке. – Все с самого начала не так. Смотри. Сколько в этом городке народу? Пять тысяч человек. Это ж вообще…

От него и пахло зверем. Немного.

– Пять тысяч – не так и мало. – Она потянулась.

Было хорошо. И неправильно.

То есть где-то в глубине души шевельнулась совесть, упрекнула: Майкл пропал, девочки погибли, а трупов, если Милдред правильно поняла, скоро станет больше. Ей бы переживать, а не наслаждаться этой украденной минутой покоя.

– Все у всех на виду. И вроде каждый про соседа что-то да знает. Только нам с этого знания… Мэр потребовал, чтобы я задержал Эшби. Я бы и задержал, но на каком основании? Пожар? Не смешно. Это его имущество. Он может и дом сжечь, коли желание возникнет. Да и…

Лука махнул рукой.

– Ненормальная мамаша, которая утверждает, что ела человечину? И убеждена, что ее сын – порождение зла? Рожа симпатичная? Это все не то… Весь дом перерыли.

Милдред кивнула.

– Я просил их не лезть, потому что Чучельник не идиот, чтобы держать Майкла в доме. И вообще… вот скажи, как можно похитить мага?

– Понятия не имею.

– И я не имею.

Лука сел на кровать, и Милдред провела ладонью по его темной спине.

– Успокаиваешь?

– И утешаю.

Она потерлась щекой о его плечо.

– С Эшби не все так просто. С Лукрецией. Она не идет у меня из головы. И не столько ее рассказ, сколько она сама. Знаешь, я ведь видела похожее. Слышал про Проклятую падь? – Милдред закуталась в покрывало. По ночам становилось прохладно.

– Это та, где семейка ненормальных держала гостиницу?

Они не выглядели ненормальными. Нет, на первый взгляд и Миклош Подольски, и супруга его, пухленькая улыбчивая блондинка, казались людьми весьма милыми.

Трое детей. Старшему двадцать один. Близнецам по шестнадцать.

– Они и вправду…

– Убивали? Да.

– Нет, про это я знаю.

Под лопаткой у Луки шрам в виде белой звезды, которую хочется накрыть ладонью. И Милдред накрывает, пытаясь угадать, когда и где был получен этот шрам. В деле наверняка есть. Но она не станет заглядывать в его дело. Это как-то… неправильно.

– И ели. Да. Не всех, иначе хватились бы раньше. Время от времени, когда появлялся кто-то, кого они считали достойным своего, гм, стола. Юноша или девушка, не старше двадцати пяти, без вредных привычек, которые портят вкус. Так он мне сказал.

Лука обернулся. И во взгляде его Милдред прочла вопрос.

– Я пытаюсь понять, как они думают. Это важно. Сколько лет подряд Чучельник убивал, оставаясь незамеченным? А Подольски? О них ведь узнали практически случайно, когда они ошиблись, неправильно рассчитав дозу снотворного. И есть ведь другие. И эти другие убивают, пусть не каждый день, но все равно убивают. И пока мы будем отрицать необходимость исследования подобных людей, они продолжат скрываться среди обычных. И убивать продолжат.

– Когда ты злишься, у тебя глаза темнеют.

– Я не злюсь.

– Ага.

– И вообще… – Милдред дернула плечом. – Дело не в этом. Не в Подольски даже… то есть и в них тоже. Когда я говорила с ними, то обратила внимание, что дети ведут себя иначе. Им диагностировали шизофрению, но это была не она. У шизофрении есть довольно четкая симптоматика, и кое-что выбивалось из общей картины. Да и ситуация, когда все дети в одной семье заболевают шизофренией, при том что ни родители их, ни предки до пятого колена не имели в анамнезе признаков сумасшествия, необычна.