Некромант-самоучка, или Смертельная оказия - Ардмир Мари

– Достаточно разговоров. – Гер отбил очередную направленную на него примочку, на этот раз – из арсенала воителей, улыбнулся, позволяя трусливому кузену нанести удар, а себе подождать со сдачей.

Разведчик легко, будто танцуя, увернулся от кулака, затем локтя и пасти не полностью перевоплотившегося метаморфа, который в силу лени так и не овладел быстрым оборотом, а затем… Шаг навстречу и удар – первый из сотни желаемых, хруст, сдавленный и испуганный вскрик застрявшего в обороте пугала по имени Даррей – и лавовая волна накрывает Гера с головой. Но не выжигает, нет. После всего пережитого она уже кажется ласковой, щадящей, даже нежной. Еще удар и еще! Противник, хотя вернее сказать, избиваемый увалень, пытался противостоять вначале ловушками, припасенными в рукаве, затем маневренностью и силой зверя, в коего непростительно долго перевоплощался, но все зря, и даже кинжал, выуженный из ботинка, не помог. Метаморф старшей ветви Дао-дво отступал, сплевывая кровью, Гер наступал, раз за разом ощущая все более горячий и долгий лавовый поток. Мощный, но недостаточный, чтобы выжечь гнев, стыд за кузена, чувство вины перед сероглазой и досаду на нее. Даритель, проклятье! Она – дари– тель.

И где-то на двадцать девятом или тридцатом ударе многоликий понял, что в этот день ему все же суждено выпить – вернее, надраться, – ибо Даррей уже повалился на колени, а злоба, несмотря на боль наплывов, так и не сошла.

Таррах!

Гер посмотрел на небо и зажмурился. В голове все еще было ясно, на сердце – тяжело. Узнать, что ли, где нынче имперцы обитают, и вызвать на поединок Дельгато? Он хотя бы отбиваться будет более уверенно, не то что это… ничтожество.

– Проваливай. На сегодня я с тобой закончил. Вернусь с игр, договорим.

Красавчик, на котором «боевые» ранения вначале еще заживали, а теперь живописной коллекцией украшали и тело, и лицо, недоверчиво и опасливо смотрел на разведчика незаплывшим глазом.

– Ты не посмеешь… Ни за что… – И почти истерично: – Больше никогда не приблизишься к дому. И ко мне и… Отец проведет твое отречение от рода! Ты будешь изгоем! Ты уже изго…

Рывок, и родственничек-недоумок опять за шиворот подвешен перед Гером, дрожит с открытым ртом. И по уцелевшему глазу видно, хочет сказать, но остатки чувства самосохранения не дают.

– Вижу, мозгов у тебя как не было, так и нет. Ты даже не осознаешь глубину той ямы, что выкопал себе. Сговор с имперцем, тайное восстановление связи, попытка убийства невесты сородича и, как следствие, разрушение планов советника Тиши – все это, и не только это, говорит о нарушении заповедей рода Дао-дво. – Ироничный хмык и почти веселое: – Что ж, если хочешь, то так и быть. Встретимся на твоем отречении от рода…

В это мгновение на плече разведчика объявилась кука, довольная жизнью и собой. Грудь колесом, уши, как флаги, расправлены, на тупомордой физиономии улыбка, широкая и мало похожая на змеиную. Но стоило теневой оглянуться, как от ее сияющего оскала не осталось и следа.

– Ой! Кажетсь-ся, й-я не вовремь-мя, и вы еще не… договорили. – Она медленно перевела ошарашенный взгляд с лица кузена, на Гера. Вздрогнула от вида первого, ужаснулась от второго и громко сглотнула. – Хоть-тя и так понь-нятно, что… слов у вас обоих уже нет, но…

– Кука! – выдохнул многоликий радостно, как никогда, и отбросил родственничка в сторону. – Надо поговорить…

Он старался скрыть угрозу за добрым взглядом, тихим приятным голосом, открытой улыбкой, но бестия почувствовала надвигающуюся взбучку, да и вид избитого Даррея вряд ли ей что-то хорошее посулил.

– Нет-нет, совсем не надо! – Мелочь слетела на ближайшее дерево, распласталась по коре.

– Вот как?

– Дя! Не прерывайтесь из-за мень-ня, – произнесла поганка, мотая головой и хлопая ушами. Затем, заметив приближение многоликого, эти самые уши стремительно скрутила и выдала: – Й-я просто мимо проходила. – Несколько шагов вверх по стволу, и доверительное: – Хозь-зяин, не стоит нарушать свои планы…

– Свои и не нарушу, – пообещал Гер, протягивая к ней ладонь, медленно, но неотвратимо.

– А мои? – неожиданно полюбопытствовала нежить и сжала его руку в кулак, накрыла сбитые костяшки лапками, невинно заглянула в глаза, разыгрывая новую карту. – Й-я первый выходной еще не отгуль-ляла, а уже очень хочу взь-зять второй.

– Кука…

– И третий, – заявила мерзавка. – И даже два, ведь ты так и не зовешь мень-ня, – тихий вздох и едва различимое: – Симпать-тяшкой.

Да уж, для симпатяшки у нее очень неплохо получилось его от темы увести.

– Теневая! – рыкнул разозленный многоликий, но эффекта не добился. Лопоухая мелочь вздернула нос и со слезами на глазах заявила:

– Хозь-зяин бь-бяка! Все! Ухожу от тебь-бя…

И растворилась в воздухе. Удивленный Дао-дво остался стоять. Второй раз за утро его выбивает из колеи какая-то малявка, и второй раз он не знает, что сказать. Стоит столбом. Секунду, вторую, третью…

Кука появилась на его плече так же неожиданно, как и исчезла. Подтянулась на хвосте, оперлась лапами о его щеки и, заглянув в глаза, с улыбкой уточ– нила:

– Вернусь завтра, – короткий чмок в нос и веселое: – Так что не напивайсь-ся сильно! И закусывай…

Поганка! Вместо тонкого тела он схватил уже воздух, сжал пальцы до хруста, медленно выдохнул. Подожди, разберусь с тобой.

Более не тратя свое время на кузена, Герберт развернулся и ушел.

Глава 4

Гад! Урод, свинья! Тупица, придурок, болван! Метаморф дерганый! Кретин многоликий, идиот, сволочуга! Псих!

Все это и не только я повторяла как молитву третий час кряду, штудируя книгу по играм Смерти. В первые тридцать минут по возвращении я металась по комнате, срывая с себя мокрую одежду, заваривая домашний чай, что остался со вчерашнего дня в бутылке, и понося рыжего на чем свет стоит. Но едва успокоилась и согрелась, взялась за самообразование и засела за талмуды, и что ни строчка, так опять вспоминала о своем раздражении.

Урод! Самодовольная сволочь! И что, трудно ему было все человеческим языком объяснить? Обязательно следовало доводить до белого каления, гадости говорить и в заводь к пираньям кидать? И пусть объяснил доходчиво, не поймет лишь дурак, но… обидно! До чего же обидно и досадно. Ведь не сдержала гнева, решилась отплатить, подставила куку и выдала личность дарителя.

Вот же упертая скотина кареглазая! Похуже нашего барана Гошки… Если бы не он со своим показательным выступлением или обучением, я бы ни за что, я бы никогда!

На фоне этих размышлений читать о смертях и опасностях, поджидающих игроков на играх, было не так уж и страшно. Во-первых, я злилась и не стопорилась на кровавых истинах, во-вторых, мысль о том, что все оставались живы, утешала. Пусть они, потеряв не одну сотню лет, были этому мало рады, я как человек, живущий всего лишь раз, особой горести не видела. Уцелели, и на том спасибо. Да и вообще, мужикам там было легче, а вот женщинам на играх приходилось туго. Они явно отбивались и от зверья, и от ловушек, и от мужиков, принявших поспешное решение продлить род, так сказать, во избежание исчезновения вида. А как еще объяснить то обстоятельство, что у участниц спустя девять месяцев после рождались девочки с невероятным даром Смерти. Мальчики тоже рождались, и весьма не слабые, но девочки…

Их заметили во время третьего столетия игр, когда одна из участниц нечаянно лишила жизней всю свою группу, а затем отчаянно и прочих игроков. Первая открывшаяся из смертьнесущих не знала о могуществе своего проклятья и о собственной уязвимости не ведала. Когда ее скрутили, оборотница была опустошена и едва жива. О дальнейшей ее судьбе не говорилось ни слова. Вторая обладательница дара – наследница горцев, попав на игры, о нем не рассказала. Таясь, прошла через все испытания, а на балу в честь игроков напала на императора, но осушила его телохранителя. Далее о ней – ни слова, о ее группе – лишь пара строк. Кого-то осудили на десять лет, кого-то лишили пары-тройки жизней. Вот и получается: если мою даровитость на играх раскроют, то парням несдобровать, а обо мне и говорить нечего, сразу ликвидируют. К слову, встречи с третьей смертьнесущей владыка империи Рагра ждать не стал. В тот же год все обладательницы дара были выявлены, обследованы и смертельных способностей лишены. Как именно – умалчива– ется.

Действительно, зачем рассказывать о том, что всех половозрелых незамужних девушек быстро к кому-нибудь пристроили с обязательным условием забеременеть в кратчайшие сроки, дабы дар Жизни устранил дар Смерти. С тех пор на игры стали набирать замужних, рожавших, в крайнем случае девиц, имевших связь с мужчиной. Вероятно, полагая в последнем случае, что если любовник не помер, значит, никто другой тоже не помрет. И, кажется, я знаю, почему привратники меня в городок смертников пропустили и к какому типу отнесли. Неприятно, зато на руку.

На этом мои размышления прервал тихий стук в дверь и вопрошающий голос Бруга: