Не проходите мимо. Роман-фельетон - Борис Привалов

У Веры избранника сердца еще не было. Правда, ей с завидным постоянством поклонялся некий доцент-пигментолог, специалист по загарам Н. Е. Андертальц. С ним Вера познакомилась во время первого бракосочетания своей приятельницы. Н. Е. Андертальц вел бродячий образ жизни. Вечный курортник, он переезжал из одного целебного местечка в другое, ревизуя пляжи и физиопроцедуры. Открытки, присылаемые доцентом Вере, являлись вещественным доказательством его любовной тоски. Разные по форме, они были несколько однообразны по содержанию.

То это был бушующий поток, и подпись на открытке гласила: «Гудаута. Водопад «Мужские слезы». Тираж 25 тысяч экземпляров». Наискось через весь водопад экономным врачебным почерком (таким шрифтом обычно заполняются аптекарские сигнатурки) шла надпись: «Вера, мое солнышко! За последнюю неделю водопад «Мужские слезы» стал соленым и полноводным, так я тоскую! Забронировал две путевки с видом на пляж. Н. Е. Андертальц».

То открытка изображала обломок скалы, похожий на вырванный зуб. Обломок носил поэтическое наименование — «Замок коварства и любви». «Нахожусь в Кисловодске, — сообщал Н. Е. Андертальц, — умираю от своей любви и вашего коварства. Забронировал две путевки с видом на Эльбрус».

Может быть, Вера с большей благосклонностью отнеслась бы к своему наиболее постоянному поклоннику, если бы он не был пожилым человеком с ученой степенью и двумя детьми. К тому же Вера переживала нелегкие дни. После того как она окончила десятый класс, все Калинкины, единым фронтом, повели на Веру наступление и заставили ее подать заявление в институт. Но аттестат, в котором наряду с пятерками были и тройки, к сожалению, твердой гарантии зачисления в студенты не давал.

— Не беспокойся! — предупредила Вика. — Я тебя устрою без экзаменов в институт иностранных языков. Инязычница! Ах, это будет звучать!

Успокоенная Вера решила поехать на несколько дней в деревню на семейный праздник — годовщину брака отца и матери. Поздно вечером личная закусил-удиловская машина доставила Веру Прохоровну в Горелово.

Все Калинкины, кроме Нади, уже спали. В притихшем доме слышалось только тиканье часов да приглушенный Надин смех: она читала глубокомысленное произведение модного романиста, который был уверен в том, что он хорошо знает колхозную деревню.

— Это мне, наверное, снится! — сказала Надя, увидя на пороге Веру. — Вера приехала в село! Ах, какие краски! Что за оперение!

— Что же, прикажешь мне ходить в таком сарафане, как у тебя? — фыркнула Вера.

Утром будущая инязычница проснулась позже всех. Ее разбудил чей-то смех.

Вера Прохоровна выглянула в окно и увидела… себя. Она стояла среди улицы и снисходительно оглядывала местных жителей. На ней была сине-оранжевая кофточка с чудо-птицами на груди, красный башлык, голубые танкетки на пробковом ходу и сумка в виде турецкого барабана. Глаза скрывались за дымчатыми светофильтрами.

— Какая вы, Верочка, интеллигентная, не то что ваша сестрица, — охала базарная торговка бабка Трындычиха. — У нас на селе таких красивых девок нонче не бывает! Сразу видать — культура!

В этот момент Вера номер два сняла очки и с ударением произнесла:

— Значит, культуру сразу видно?

— Эх, Надюшка! — на ходу переключилась Трындычиха. — Обрядилась, как индюшка, ходит, хвастает! Тебя эвон птицы пугаются, за чучело принимают!

Вера не шутя разозлилась на Надю. Высмеять ее, первую красногорскую красавицу, перед всем селом? И зачем она вообще приехала сюда?! Кончилось тем, что Вера попросила у мамы какой-нибудь старенький сарафан: на улице в ультрамодных красногорских нарядах появляться было уже рискованно.

Гостья прожила в Горелове всего два дня. Вспомнив, что Викина любимая маникюрша уходит в отпуск, Вера укатила в Красногорск лакировать ногти. И хотя она обещала вернуться на следующий день, в деревне ее больше не видели.

Фельетон седьмой. Мечты по дороге

Белый фаэтон № 777, похожий на летний мужской полуботинок, тихо и плавно катился по тенистым улицам Красногорска. С Ново-Кондовой автомобиль свернул в Античный переулок.

Альберт Бомаршов вез Веру Калинкину в загс — подавать заявление о регистрации брака. А через неделю они снова поедут туда — уже расписываться.

Момент был торжественный. Жених и невеста безмолвствовали. Казалось, им не хватало слов, чтобы выразить все охватившее их счастье. Видимо, им было о чем помолчать.

Светофор возле универмага зажмурил зеленый глаз, и Альберт затормозил.

Из дверей универсального магазина выходили воодушевленные красногорцы. Те, кто хотя бы частично удовлетворил свои покупательские запросы, везли и тащили в семейные очаги плюшевых мишек, эмалированные тазики, чопорные пылесосы, рулоны мохнатых туркменских ковров и рижские полированные гарнитуры.

На тротуаре в ожидании транспорта стояли зеркальные шкафы. Возле них с самодовольными улыбками на устах суетились бывшие покупатели, перешедшие в ранг владельцев. Зеркал было так много, что солнечные зайцы разбежались по всей улице.

«Вот здесь, на углу, мы впервые увидели друг друга!» — с умилением вспомнила Вера.

Она так ярко и отчетливо представила себе тот день, словно все произошло не полтора месяца назад, а вчера. Вот так же, щедро отражая проходящих и проезжающих, стояли зеркальные шкафы. Поливная машина окропила было тротуар, но шкафовладельцы подняли такой крик, что поливальщик сложил свои водяные крылья и испуганно умчался. Мокрый асфальт улицы дымился.

Белый фаэтон одиноко стоял на перекрестке. Когда молодой человек за рулем увидел Веру (а она сразу заметила, что он обратил на нее внимание), то так растерялся, что пропустил зеленый свет. Он пришел в себя лишь после тою, как глаз светофора снова стал алым.

«Сколько в нем нежности и страсти! — с любовью подумала Вера об Альберте. — Как изысканно вежлив, как благороден был он в день знакомства! Ах, как жаль, что родители не могут оценить по достоинству эту утонченную душу!»

Ну, конечно же, Альберт не мог проехать мимо такой очаровательной девушки! Высокая, ясноглазая, она шла по тротуару, и почти все мужчины, по крайней мере так казалось ему, восхищенно смотрели ей вслед.

— Я должен во что бы то ни стало познакомиться с этим пупсиком! — молвил юный Бомаршов.

Альберт помнил все так, словно это случалось сегодня утром. Он не мог оторвать взгляда от стройных ножек девушки.

— Ах, боже мой! Ну как же познакомиться? Каким способом?

Способов знакомства с помощью автомобиля Альберт Бомаршов имел на вооружении всего три.

…Увидев красивую девушку, Альберт судорожно тормозил машину и восклицал:

— Дорогая, когда я увидел вас, я сразу забыл все правила уличного движения! Скажите, где здесь левый поворот?

Обычно незнакомка отвечала, что точно не знает. И тут он завязывал беседу о коварстве уличного движения, опасных поворотах, рискованных переходах и неукротимой езде на красный свет.

Углубление знакомства было уже делом голой техники, как любил говаривать его друг поэт Дамоклов.

…Второй способ назывался почему-то «бродвейским». Авто тормозилось так, будто сдерживаешь горячего необъезженного мустанга: гикая и произнося ругательства на иностранных языках. Особым шиком Альберт считал, если при этом одно колесо машины залезет на тротуар.

— Хэлло, крошка! — широчайшим жестом распахивая дверцу, кричал он в данном случае. — Я не могу спокойно держаться за баранку, когда такие красотки ходят пешком! Мой фаэтон у ваших ног! А ножки у вас такие, что, глядя на них, хочется просить вашей руки! Садитесь, я довезу вас до Ниагары, а может быть, и дальше!

Весь расчет строился на быстроте и натиске. Большое значение имела ошарашивающая голливудская улыбка. Чтобы добиться нужного оскала, Альберт тренировался перед зеркалом три с половиной месяца. При «бродвейском» способе встреча не могла окончиться ничем. Ошеломленная жертва или безропотно влезала в машину, или сразу звала на помощь ближайшего милиционера. Во втором случае спасали только третья скорость и четыре колеса.

…Последний способ был мягким и гуманным. Он назывался «кинолирическим» и был рассчитан на полную потерю бдительности среди девушек.

Роскошная машина бесшумно останавливалась на десять метров впереди намеченного объекта. Из авто выходил эксцентричный молодой человек и начинал чрезвычайно озабоченно присматриваться к прохожим. Когда ничего не подозревающая девушка приближалась, то молодой человек очень учтиво, с тысячью извинений и легкими полупоклонами просил уделить ему минутку времени. Затем он рекомендовался ассистентом какого-нибудь знаменитого кинорежиссера:

— Мы снимаем картину «Ты постой, постой, красавица моя». Очень любопытная фольклорно-песенная лента… Жена режиссера, как вы, вероятно, понимаете, уже в летах. Врачи ей запретили играть молоденьких. А роль юной героини словно для вас написана. Между нами, вы созданы для экрана! Такие ресницы! Глаза! Овал лица! Вам прежде никто этого не говорил? Не может быть! Значит, вы жили доселе в кругу эгоистов, чуждых эстетике!.. Учтите: я ничего не гарантирую, будут еще просмотры и пробы. Вы познакомитесь с режиссером и всем съемочным коллективом. Но мне кажется, вы именно то, чего до сих пор недоставало нашему кинематографу! Будьте добры, ваш адрес, телефон, имя, фамилию, семейное положение… Я доложу на худсовете. И на-днях вызовем вас на прослушивание…