Клеймо тирана (СИ) - Попова Любовь

Глава 17

Наверное, если бы он выключил свет, я бы сошла с ума. Но мне повезло. Я смотрела не в темноту, а на полки с хозяйственными припасами. И уже решила, что конкретно средства этих брендов выкину. Я поднимаю глаза к потолку, дергаю руки, в надежде, что ремни слезут с крюка, но они сидят так плотно, что хочется выть от досады. Как герои в блокбастерах спасаются легко из таких ловушек. Все врут. Сволочи.

Руки затекают, а во рту столько слюны, что она уже стекает по подбородку и капает на грудь. Я стараюсь не реветь, но слезы все равно катятся по щекам.

Я не знаю сколько нахожусь в этом подвешанном состоянии.

Ненавижу его. Ненавижу себя, что так легко поддалась на его эротические манипуляции. Меня извиняет лишь то, что я была полностью обездвижена, пока он толкал в меня свои толстые пальцы.

Вздрагиваю и выкидываю все мысли из головы, стоит двери скрипнуть.

Натягиваюсь струнной, в ожидании. Сейчас, как бы я не хотела убить Зверева, меньше всего я бы хотела увидеть кого — то другого. Представить перед кем — то другим в подобном виде.

Так что как только маленькое помещение наполняет его терпкий запах я прикрываю глаза от облегчения.

Не дергаюсь, расслабляю тело, притворяясь если не спящей, то точно недвижимой.

— Вера, — басит он и как бы мне не хотелось возмущенно замычать, я стискиваю зубы и проглатываю все нецензурные слова, которыми наградила его, пока висела в полной темноте. — Вера, ты как?

Он снимает меня с какого — то крюка, поднимает на руки. Я даже надеюсь, что моя хитрость сработала и он может быть даже начнет если не беспокоится, то запаникует. Так что даже задерживаю дыхание. Может быть он вытащит кляп и мне удастся вгрызться ему в горло? Ну а вдруг?

— Нет, Вер, это так не работает. Это только в фильмах люди могут поверить в смерть живого человек.

Я продолжаю не дышать и сохранять спокойствие.

— Впрочем, если хочешь, могу отнести твое мертвое тело Андронову, говорят даже это его не сильно останавливает.

Я не выдерживаю, распахиваю глаза, возмущенно бурча сквозь кляп.

— Ты врешь.

— Не понимаю, что ты бурчишь. Готова быть послушной?

— Ага, держи карман шире, — продолжаю говорит в кляп, и получается смешное мычание.

Он усмехается, продолжая держать меня как пушинку. Выносит за дверь, и я замечаю человека в костюме.

— Спасибо, — только кивает он и получает такой же короткий ответ от мужчины, который тогда увел меня в комнату Леона. — Прикрой перед Черкашиным, я вернусь быстро.

Он выносит меня через черный ход, подносит к машине и щелчком открывает ее и почти роняет меня на заднее сидение. Я уже хочу пихнуть его ногой, но не успеваю, он скручивает их веревкой. Так ловко, словно делает это каждый день. Оставляет меня лежать перетянутой гусеницей и садится за руль. Сразу газует, срывая машину с места.

Долго везет меня по городу.

Даже связанная, я все равно засыпаю, чувствуя, как кровь возвращается к рукам, как кожа согревается от печки.

Пока засыпаю, продолжаю повторять все плохие слова в адрес монстра, что едет за рулем, уверенно лавируя на поворотах. Прикрывая глаза лишь различаю его руки, уверенно держащие руль. Они могли бы даже показаться мне красивыми с их длинными, крупными пальцами, минимум растительности и ровными квадратными ногтями. Могли бы, если бы принадлежали не насильнику и убийце.

Перед сном одна только мысль беспокоит меня. Что теперь мне нужно искать новую работу. Вряд ли Рината потерпит такое отношение.

Открываю глаза, когда слышу, как поворачивается ключ в замке. Мы уже у квартиры, куда он вносит меня, укладывает на кровать, где всю неделю я ждала его появления.

И что теперь, как с ним договориться, когда единственное желание — это вылить на него тот поток ядовитого сознания, который бурлит во мне?

Сейчас. Сейчас. Как только он меня развяжет.

Я готовлюсь, сжимаю кулаки.

Леон вдруг достает из кармана что — то продолговатое. По телу проходит прохладная дрожь. Я знаю, что это.

Еще один щелчок по нервам, и в его руках оказывается нож с блеснувшим в темноте лезвием

Устал со мной мучиться? Готов убить? Зачем тогда вез?

Не знаю почему, но я словно вижу этого мужчину впервые. На ум приходят слова Коли о том, что он кого — то убил. Он может. Одним движением сильной руки свернуть шею. Одним ударом ножа вспороть брюхо. Ему бы подошла роль дровосека, который спас красную шапочку, такой он сейчас опасный и мощный.

Только вот он не спасатель, а злодей. И только ему известно, как он хочет применить этот нож ко мне. Я сглатываю, когда он касается лезвием обнаженной кожи на животе, раскрывая собственный пиджак, впиваясь взглядом в грудь.

Мне дико страшно. Мороз по коже. Мурашки поднимают волоски ровным строем, а сердце еще немного и просто порвет грудную клетку, как часто и громко стучит в тишине нашего общего дыхания.

И скорее всего только по этой причине соски так призывно торчат, так дико ноют.

Другой причины быть не может. Не может же быть?

Глава 18

Хочу завыть в кляп, но лишь жду, что он сделает дальше, боясь теперь не смерти, а того, что происходит с моим порочным телом. С сосками, что буквально кричат о возбуждении. Острие ножа не причиняет боль, лишь завораживает блеском и той силой, что тянется из него энергетической волной. Нож скользит все ниже, доходит до линии юбки.

Грубые пальцы Леона тянут юбку, а нож делает на ней разрез. Я шумно выдыхаю, как легко он это сделал, как легко ему порезать и меня.

Юбка расходится на двое, оставляя меня перед ним полностью обнаженной. Он ножом чертит невидимые линии, заставляя испытывать почти панический ужас вперемешку с возбуждением.

Он ведет острием по волоскам на лобке, ниже, по бедру, спускается все ниже. В пару движений перерезает веревки на ногах. Инстинкт, проснувшийся мгновенно, вынуждает лягнуть его, но одно ловкое движение, и я лежу на животе, внезапно жалея, что поддалась на уговоры коли и взяла не велюровую ткань.

Тяжелая рука гладит от стоп, бедер, до самой задницы, затем ведет выше, по ткани собственного пиджака, к волосам, которые собирает пятерней и сильно тянет, вызывая проклятый стон. Как, как черт возьми он это со мной делает. Разве модно бояться, ненавидеть и желать одновременно? Момент и кляп сам валится изо рта, момент и руки свободны.

Его вторая рука бросает нож и тянется к заднице, проходится между половинок, находя позорно влажные, скользкие губы. Он проводит по ним пальцами, собирает соки и раскатывает их по моему лицу, цепляя губы. Я чувствую задницей его вздыбленную ширинку и с ужасом понимаю, что больше не боюсь вторжения, скорее испытываю дурацкое любопытство.

— Продолжим? — хрипит он возле уха, а я теряюсь, не могу и слова сказать, лишь открываю рот, выдавая новую порцию стона. — Ты же мокрая как течная сука. Не так уж и сильна оказалась твоя любовь к ублюдку Коленьке.

Сволочь. Мерзкий придурок. Скотина.

— Он не больший ублюдок, чем ты, — толкаю бедрами, врезаясь в его пах, и он тут же встает.

— Где деньги, которые дали Коле?

Я вздрагиваю, хочу возмутиться, не говорить ничего, но вспоминаю, как Андронов шипел «ты мне должна» Хотя бы избавиться материально от его влияния будет уже много. Показываю рукой направление. Леону даже стула не нужно, чтобы забросить руку на антрисоли шкафа и достать сумку.

Он бегло осматривает содержимое, выкидывая мои пятьдесят тысяч. Застегивает и уходит.

Лежу лицом вниз, слушая как он уходит, так ничего больше мне и не сказав.

Я поворачиваюсь на бок, сжимаясь в позу эмбриона и наивная тихо плакать. От облегчения, что этот вечер закончился так, а не на столе ресторана между пьяным сбродом. От ужаса, что испытывала желания продолжить тот кошмар, что продолжил Леон. От стыда перед Колей которому сегодня мысленно изменила. От того, что скорее всего он скажет продолжать в том же духе, только чтобы вырваться из тюрьмы.