Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

— Я решил, что хочу быть ее отцом.

Бо и Катрине пригласили его попить с ними кофе, и теперь чашка Бо застыла в воздухе между ртом и столом. Он в ярости посмотрел на Сёрена.

— Что ты решил? У тебя нет на это никаких прав, — он с силой опустил чашку на стол, и звук заставил Майю вздрогнуть.

— Бо, — осторожно сказала Катрине. — Давай сначала выслушаем Сёрена, — она взглянула на Сёрена и почти незаметно улыбнулась. Бо отошел к окну и встал там, дрожа всем телом.

— Я знаю, что у меня не получится делать это каждый день, — продолжил Сёрен, — да наверняка даже и не каждую неделю, но я хочу присутствовать в ее жизни реально, а не быть джокером, которого теоретически, быть может, когда-нибудь введут в игру, если возникнет такая потребность. Я хочу быть частью ее жизни с самого начала. У вас с Бо семья, — сказал он, глядя на Катрине, — и я прекрасно понимаю, что он будет занимать в сердце Майи место отца. Он будет играть с ней по вечерам, когда она возвращается из детского сада, будет читать ей на ночь, и это его она возненавидит, когда станет тинейджером, — Катрине легко улыбнулась. — Он вне всякого сомнения будет для нее главным человеком в жизни, — Бо немного расслабился. — Но я не хочу отступать в тень, я хочу принимать участие в ее жизни, и если вы мне этого не позволите… — в этом месте он набрал в грудь побольше воздуха, — тогда я буду действовать через суд.

В гостиной воцарилась мертвая тишина. Бо продолжал стоять к ним спиной, но Катрине ответила:

— Хорошо, Сёрен. Ладно.

Бо не повернулся, даже когда Сёрен уходил.

С тех пор Сёрен приходил к ним раз в неделю. Майя теперь спала не все время, и Бо оттаял. Сёрен очень старался ему понравиться. Каждый раз, приходя к ним, он расспрашивал Бо и выслушивал его рассказы о неподатливых подгузниках, беспокойной ночи или что Майя, кажется, улыбнулась. В действительности ему хотелось связать Бо узлом и вышвырнуть его из окна.

Однажды в ноябре он застал Катрине и Майю дома одних. Катрине кормила ребенка, и Сёрен сам поставил чайник. Когда Майя наелась, Катрине сделала кофе. Сёрен тем временем менял Майе подгузник и переодевал ее. Катрине внезапно спросила из кухни, как там Вибе. Раньше они полностью избегали личных тем, главным образом потому, что Бо всегда демонстрировал желание выпроводить Сёрена как можно быстрее, и это естественным образом уменьшало желание поговорить по душам. Поэтому сперва он ответил уклончиво, но когда Катрине вернулась в комнату и подсела к нему на диван так, что Майя оказалась между ними, он вдруг рассказал ей историю целиком. Об отношениях с Вибе, которые начались в юности, а теперь разладились, потому что Вибе так горячо хотела ребенка, а он нет, об Эльвире, которая умерла, так и не узнав, что они с Вибе расстались, хотя и продолжают встречаться, о Кнуде, который пытается жить по-старому и приглашает их к себе каждое воскресенье на семейный обед, не зная, что Вибе и Сёрен живут поврозь и просто делают вид, что они пара, чтобы не огорчать Кнуда еще больше. Когда Сёрен закончил, он взял Майю на руки и встал с ней у окна. Они стали рассматривать машины. Майя открывала и закрывала рот, и Сёрен рассказал ей, что синий «Форд Фиеста» только что проехал на красный свет.

— Ему повезло, что папа занят тем, что возится со своей малышкой, — прошептал он, — иначе бы я вкатил ему штраф.

Катрине спросила, знает ли Вибе вообще о существовании Майи. Сёрен долго сомневался, прежде чем отрицательно покачать головой.

Выйдя от Майи и Катрине час спустя, он решил, что дальше откладывать нельзя. Катрине дала ему фотографию Майи, которую он положил в свой кошелек, под водительские права, и теперь отступать было некуда. Кнуд должен узнать, что они с Вибе больше не вместе, и они оба, Кнуд и Вибе, должны узнать о существовании Майи. Он с ужасом представлял себе реакцию Вибе, это и так понятно, но ему вдруг ужасно захотелось рассказать старому перцу, что тот стал прадедом. Он позвонил Вибе, чтобы подтвердить, что их воскресная договоренность в силе, и она ответила, что не планировала ничего другого и рассчитывала, что они ужинают на Снерлевай, как обычно. Потом он позвонил Кнуду. Никто не взял трубку. Чуть позже он позвонил снова, и опять никто не ответил. Вечером он начал волноваться и поехал на Снерлевай. Он звонил не меньше пятнадцати раз, но никто не брал трубку.

Сёрен нашел Кнуда на кухне, тот сидел на стуле и смотрел в окно на сад. На коленях у него лежала фотография Эльвиры в рамке, а на кухонном столе стояли два пакета с продуктами, которые, судя по всему, у Кнуда не было сил разобрать. Сёрен осторожно обнял его.

— Сегодня совсем плохо? — спросил он, осторожно забирая у Кнуда фотографию. Эльвира была на ней старухой в морщинах, зато выглядела неотразимо живой. Кнуд повернул голову и посмотрел на Сёрена пустым взглядом.

— У меня рак, — сказал он и криво улыбнулся. — Вот так вот.

В воскресенье они ужинали на Снерлевай, как обычно. Вибе предложила приготовить еду и сделала лазанью и овощной салат. Это было абсурдно. У Кнуда был рак желудка, опухоль дала метастазы в печень, с этим ничего нельзя было поделать.

— А я-то думал, что рак не заразный, — сухо сказал Кнуд. Он не выглядел ни испуганным, ни расстроенным, наоборот — он хвалил еду, съел две порции и предложил им выкурить по сигарете.

— Ты же не куришь! — удивленно сказал Сёрен.

— Курю, — возразил Кнуд, — с сегодняшнего дня.

Все трое закурили, стряхивая пепел в тарелки. Вибе и Сёрен бросили курить больше десяти лет назад, и теперь они все трое закашлялись, как неопытные подростки. Они рассмеялись, и Вибе вдруг сказала:

— Ты же хотел с нами о чем-то поговорить, Сёрен, нет? — она посмотрела на него пристально. — Мне так показалось.

Теперь и Кнуд тоже смотрел на Сёрена.

— Нет, — ответил Сёрен. — Ты, наверное, неправильно поняла. Я ничего не хотел.

18 декабря, когда Майе было два с небольшим месяца, Бо, Майя и Катрине уехали на рождественские каникулы в Таиланд. Сёрен ненавидел даже мысль об этом. Таиланд был далеко, они собирались три недели жить в какой-то гостинице на острове, и он был уверен, что к тому времени, когда они увидятся снова, Майя совершенно его забудет. Катрине ходила по квартире и собирала вещи, когда он зашел пожелать хорошего Рождества. Бо, к счастью, не было дома. Сёрен подарил Майе самый маленький на свете браслет с кулоном в виде клевера.

— Она слишком маленькая для того, чтобы носить браслеты, — улыбнулась Катрине. Сёрен наблюдал за тем, как она складывает крошечные одежки в открытый чемодан.

— Может, вы все-таки останетесь дома? — внезапно спросил он.

Катрине рассмеялась и спросила, рассказал ли он своей семье про Майю. Сёрен собирался соврать, но пауза, которую он выдержал, оказалась на долю секунды длиннее нужного, и Катрине покачала головой:

— Как долго ты собираешься делать тайну из своей дочери?

Сёрен встал у окна, держа Майю на руках, теперь на красный проехал «Опель-микра».

— Я расскажу им в Рождество, — сказал он. — Когда все свободны и спокойны.

— Я бы хотела познакомиться с твоим дедушкой, — сказала Катрине.

Он обернулся и посмотрел на нее:

— Правда?

— Да, — ответила Катрине. — Очень бы хотела. Если ты наберешься сил и все расскажешь, — она подмигнула Сёрену, — может быть, мы могли бы пообедать как-то все вместе, когда мы вернемся домой.

— И Бо? — спросил Сёрен, подмигивая в ответ.

— Ну да, конечно, и Бо, — улыбнулась Катрине.

Сёрен кивнул. Он положил Майю на овечью шкуру на полу, и она лежала, размахивая руками и ногами и высунув кончик языка. У нее начали выпадать волосы, она с любопытством смотрела на Сёрена синими глазами. Следующие полчаса Сёрен и Катрине пили кофе и разговаривали ни о чем, потом Сёрен поднялся, чтобы уходить. Он поцеловал Майю в мягкий лоб и потискал маленькую ногу, такую теплую и живую под тонким комбинезоном.

Перед Новым годом Сёрен и Вибе поехали на недельку в Швецию, где Вибе одолжила у своего коллеги заброшенный дом в лесу. Здесь Сёрен собирался все ей рассказать, а потом, по возвращении, признаться и Кнуду. Лес за домом казался бескрайним, снег от прыжка белки или порыва ветра осыпался с веток россыпью кристаллов. Сёрен колол дрова и рассматривал лес, на мгновение он почувствовал страстное желание изменить свою жизнь раз и навсегда, это казалось так просто и возможно. Они с Вибе играли в настольные игры, читали, разговаривали об Эльвире, о том, что это первое Рождество без нее, и о Кнуде, который держится молодцом и настоял на том, чтобы они уехали. Сёрен дважды звонил домой, заставал только автоответчик, и был уже на волосок от паники, когда внезапно обнаружил у себя в телефоне сообщение от Кнуда. Все в порядке. Вибе и Сёрен потрясающе мало говорили о своих отношениях, как будто им удалось достичь молчаливого перемирия.