Рывок на волю - Б. Седов

Небо на востоке начинало понемногу светлеть, когда Комяк, побросав в лодку сапоги, автомат и булыжники, оттолкнулся от берега и начал выгребать на середину реки. На Ижму начинал опускаться туман, и это порадовало самоеда. «Сам Бог помогал мне сегодня», – довольно подумал он, отложил в сторону лопашину, пустил лодку по течению и принялся избавляться от сегодняшних трофеев. Выбросил в воду дешевенькие часы «Ракета», зажигалку (пойдут ко дну) и четверть буханки хлеба (сожрут рыбы). Мятую пачку «Примы» засунул в один из кирзачей. Потом плотно набил сапоги булыжниками и вышвырнул их в реку. Следом за сапогами последовал АК-74…

– Соло-о-ома… – донеслось до него издалека, и он, криво ухмыльнувшись, опять взялся за лопашину. – Ря-а-да-а-авой Казанец, бы-ы-ьглядь!!!

«Поблажат, поблажат, решат, что их салага где-нибудь щемит, забьют на все и продолжат гулянку, – предположил Комяк. – А ведь как же я точно все рассчитал – что отправят в караул одного молодого, а остальные будут спать или пьянствовать». Он еще раз ухмыльнулся и подналег на весло, стремясь поскорее причалить к противоположному берегу. Дело было сделано не до конца, хотя, его самая сложная часть уже осталась позади и прошла без сучка, без задоринки. И все же следовало поторопиться, чтобы довести все до логического конца, вернуться поскорей к Костоправу и урвать хотя бы пару часов на отдых.

Когда лодка разрезала носом заросли прибрежного тростника, Комяк уже успел тщательно протереть лопашину, борта и банку[11] от своих отпечатков. Он внимательно осмотрелся – не наследил ли где еще, – перескочил на берег и оттолкнул лодку так, чтобы казалось, что она случайно застряла в тростнике и кувшинках. Мол, пытались беглые зеки запустить посудину чуть посильнее, немного подальше, чтобы ее утащило течением, да только не вышло, промахнулись, ущербные, и она застряла в растительности в пяти метрах от берега. А мочить ноги, чтобы исправить ошибку, никто не пожелал. Плюнули: «Ну и черт с ней! Времени нету с этой калошей возиться. Минут через десять ее и так вытащит оттуда течением», и побежали дальше… Конечно, можно было бы втащить лодку носом на берег, чтобы мусорам уж совсем облегчить задачу, когда они будут отыскивать место, где беглецы ступили на землю. Но с другой стороны, это выглядело бы совсем нелогично. «Неужели эти уроды настолько глупы, что оставляют нам такой явный след? – решили бы в оперчасти. – Не-е-ет, нас явно пытаются наебать. Убедить в том, что их надо искать на одном берегу, когда на самом деле собрались уходить от нас по другому». И все сегодняшние старания пошли бы прахом. Именно по этой причине Комяк так же не стал «терять» трофейный волын около трупа солдата или в лодке. Да ни один мало-мальски сообразительный мент не поверит в такую туфту! А здесь, в Ижме, мусора тертые, и в этом надо им отдать должное.

Потратив пять минут на то, чтобы наскоро перекурить, Комяк отошел от реки и, выбравшись на дорогу Ижма-Ухта, уверенно пошел по ней по направлению к Ухте. Он не особенно беспокоился, что может на этом участке напороться на мусоров. «Все интересы ментов сейчас прикованы к левому берегу, – логично рассудил он. – А у них не так много сил, чтобы держать здесь резерв. Приходится обходиться несколькими стационарными постами, и шансы на то, что я напорюсь на один из них за те жалкие три километра, что должен пройти, практически сводятся к нулю. Так на хрена ж заморачиваться и ломать себе ноги через лес, когда есть дорога. Какая-никакая, раздолбанная и грязная, но все же дорога».

Как и рассчитывал, примерно три километра до узкой, но относительно глубокой речушки, которая пересекала дорогу и тут же впадала в Ижму, он прошел без приключений. Комяк сошел с дороги и метров пятьдесят продирался сквозь густые кусты ивняка, поднимаясь вверх по течению речки вдоль берега, пока не нашел удобное место для спуска в воду. Он сел на большое трухлявое бревно, выгнав из-под него маленькую юркую ящерку, и разделся догола. Одежду связал в тугой узел и оставил на берегу, сам же с «Ка-Баром» в руке решительно шагнул в черную ледяную воду, затянутую зеленой ряской. Ноги сразу ушли в ил чуть ли не по колено. Но так было лишь возле берега. На середине реки дно было песчаным и плотным. Зато вода здесь скрывала плечи и доходила до шеи. С трудом преодолевая течение, Комяк пошел вперед, удаляясь от устья речушки.

На то, чтобы преодолеть приблизительно триста метров, ему, передвигающемуся со скоростью паралитика, потребовалось чуть ли не полчаса. На середине речушки мешало течение и, чтобы хоть немного ослабить его сопротивление, приходилось двигаться боком, словно крабу, а ближе к берегам глубокий ил не желал выпускать ноги из своего вязкого плена. Выбраться же из реки и идти посуху было нельзя. Нельзя ни в коем случае! Ведь у мусоров есть собачки. Так пускай они с этими своими собачками прогуляются три километра от того места, где сейчас торчит намертво застрявшая в тростнике белая лодка, до берега этой речушки и на этом умоются! И не смогут найти больше ни единого следа. И придут к логичному выводу, что беглецы, добравшись до этой речушки, решили подняться по ней вверх по течению, чтобы сбить со следа собак, потом где-то вышли на берег и углубились в парму. Вот пусть и ищут, козлы, здесь. А не там, где они совсем не нужны.

Когда Комяк достиг старой раскидистой осины, опустившей свои нижние толстые ветви к самой воде, он чувствовал, что путешествие по реке его основательно вымотало. Но даже на кратковременную передышку не оставалось времени. Уже окончательно рассвело, а в селе, возможно, уже обнаружили труп Казанца. Скоро на Ижме поднимется хипеж. А ведь еще предстоит через нее переправиться. И сделать это обязательно незаметно.

Комяк взял в зубы нож, оперся на одну из ветвей и, отжавшись на руках, оседлал осину. Потом перебрался на соседнюю ветку. Еще на одну. Все выше и выше, пока не поднялся над землей метров на десять. Там к одной из ветвей, совершенно не заметные снизу, были прочно приторочены нейлоновыми веревками резиновая лодка, два коротких весла и баллончик со сжатым воздухом. Комяк разрезал веревку и, прихватив свой добычу, ловко спустился вниз. Устроившись на нижней, самой толстой, осиновой ветви, он отточенными профессиональными движениями присоединил баллончик к надувному клапану одноместной резиновой лодочки – такой, какие входят в спасательные комплекты летчиков морской авиации, – и буквально за доли секунды она туго наполнилась воздухом. Комяк спустил лодку на воду, бросил в нее обрезки веревки и весла, потом, так и не выпуская из зубов нож, осторожно спустился сам. Пока он вставлял в специальные петли весла, лодку уже развернуло и понесло течением вниз по реке.

По пути он утопил не нужный уже баллончик и прихватил свою одежду, оставленную на берегу. Но одеваться не спешил – вдруг его засекут, когда будет переправляться через Ижму, и придется уходить вплавь. Голому это не в пример легче, нежели одетому и обутому. Вот только была одна незадача – комары, – и пришлось на какое-то время бросать весла и искать в ворохе пожитков флакон с репеллентом. А так, не считая этой краткосрочной заминки, все шло на удивление гладко, и суеверный самоед даже начал слегка беспокоиться: уж не преддверие ли все это каких-либо больших неприятностей.

Но все обошлось как нельзя лучше. Достигнув устья речушки, Комяк обнаружил, что Ижма плотно укрыта туманом. Даже не было необходимости в том, чтобы выждать хотя бы десять минут, прислушиваясь и приглядываясь – а не крутится ли кто поблизости? Можно было смело грести вперед, заботясь только о том, чтобы не плескать по воде веслами и чтобы течением не снесло к деревне, которая от устья находилась всего в километре. Самоед перекрестился и снова взялся за весла…

Первое, что он сделал на берегу, – это распорол ножом круглый борт лодки и, пока из нее выходил воздух, перетащил свои вещи и весла в густые прибрежные кусты. Потом вернулся к реке и остатками лодки, которая превратилась в бесполезный кусок резины, тщательно затер следы своих босых ног на прибрежном песке.

– Вот и все, – удовлетворенно прошептал он и пошел в кусты одеваться.

И в этот момент сквозь густой, словно сметана, туман, до него пробился звук лодочного мотора. Сперва чуть слышный, очень далекий, он приближался с каждой секундой и вдруг смолк. Над рекой повисла тяжелая первозданная тишина.

«Пришвартовались в деревне», – определил самоед, натягивая сапоги. Потом до него донеслись отголоски человеческой речи. Говорили, вернее кричали, нестройным хором. «Какие же там между ними сейчас творятся разборки! – злорадно подумал Комяк. – Кому-то теперь светит дисбат, а кто-то останется без погон». Ему очень хотелось подобраться поближе к селу и поглядеть, что же там происходит, но он был профессионалом, и пустое мальчишеское любопытство для него осталось в далеком прошлом. Вместо этого он тщательно обработал антидогом ноги и место, где только что переодевался. Потом повесил на шею прибор ночного видения, проверил, на месте ли ПМ и «Ка-Бар», подхватил под мышку весла и остатки от лодки и пошагал в глубь тайги в сторону от деревни.