Два месяца и три дня - Клевер Алиса

– Здесь хорошая скорость? – спросила она деловым тоном, очень сухо.

– Почта? – спросил Максим, оживившись. – Зайдите с моего компьютера, так будет проще скачивать.

Когда файлы начали выпадать на экране один за другим, лицо Максима загорелось от нетерпения. Он открыл первое видео и перемотал его до определенного места, когда вся пресс-конференция перекочевала на шестой этаж. Далее он принялся перематывать запись по капельке. Что он ищет?

Марианна стояла у него за спиной, хмурая и злая. Он, не отрываясь, смотрел в экран, но явно не находил того, что искал. Из любопытства Марианна вглядывалась через его плечо в быстро бегущие кадры. Они на шестом этаже, в зале выставки. Он разглагольствует о чем-то, но сейчас Марианне не слышно, о чем, так как запись идет на перемотке. Вот он замолкает, поворачивается и уходит. Куда? Камеры настроены так, чтобы кадр вмещал и автора снимков, и две его работы. Потом он должен переходить к следующей работе, и мальчики повернут камеры за ним. Вот он останавливается в проеме комнаты с инсталляцией.

Максим напрягается, садится прямо и нажимает на паузу. Ага. Вот оно. Значит, он искал именно этот момент. Мотает еще чуть вперед, но камера уже перемещается к фотографии с кровавыми кулаками. Оператор перенастроился и ждет. Максим морщится и загружает следующий файл. Не то. А что тогда «то»?

И тут Марианна вспоминает. Она и внимания-то на это не обратила в день выставки, но сейчас этот момент восстанавливается в ее памяти совершенно четко – уж на что, а на память ей жаловаться не приходится. Она вспоминает, как Максим отошел от двух первых работ и свернул в сторону инсталляции. Журналисты стоят и ждут, чтобы он подошел к кулакам, но он завис в проходе и…

Кажется, в комнате с инсталляцией кто-то был. Точно! Он с кем-то разговаривал, а затем из комнаты с инсталляцией кто-то выбежал и ушел с выставки. Марианна сама этот момент не видела, она как раз разговаривала с редактором канала по поводу размещения информации о выставке в вечерний выпуск новостей. Ей потом оператор рассказал, и она еще удивилась, что там кто-то был. Ведь предполагалось, что этаж будет закрыт для посетителей. Но сразу после этого и произошел весь кошмар. Максим Коршун ответил еще на несколько вопросов, рассеянно и как-то невпопад, а затем вдруг просто ушел из зала и вообще с выставки – никому ничего не объяснил и не остановился ни на секунду, когда его звали. Выбежал из здания и исчез. И телефон отключил, подлец. Марианна потом отдувалась перед прессой.

Итак, что-то произошло в комнате инсталляции. Максим закачивает новую папку, и экран его ноутбука заполняется прямоугольничками. Фотографии выложены в программе в хронологическом порядке, и Максим быстро находит момент, тот же самый момент, когда он отходит от первых двух работ и заходит в проем комнаты инсталляции.

Он кликает на фото. Снимок его спины, ха. Несколько кадров выставочного зала в перспективе. Фотограф решил поснимать, пока ничего не происходит. И – вот оно – фотография общего плана, но не со стороны выставки, а со стороны выхода к лестнице. Стоят журналисты, охранник, и смазанно, не в фокусе – виднеется часть женской фигуры. Какая-то тощая черноволосая пигалица, лица не видно за крупным корпусом охранника, зато отлично видно джинсовое платье и… вот черт, кеды.

Марианна вздрогнула, осознав, для чего Максиму нужны эти кадры.

Потому что кто-то мог случайно заснять там, на выставке, ее. Белоснежку! Это не просто выдуманный им образ. Это совершенно реальная женщина, она была на выставке, убежала оттуда. Да это же ее кеды на фотографии!

Боже мой, значит, Максим Коршун искал на видео какую-то странную девчонку, что выскочила из кабинета инсталляций в музее. Значит, он ее рисовал. И в кедах, и без! Но почему? Он ее знает? Как она туда попала? Белоснежка, надо же!

Если бы Максим сейчас посмотрел на Марианну, он бы заметил, как побелела она от ярости. Но он пожирал глазами смазанный оттиск, не подозревая, что Марианна сейчас, в этот конкретный момент, начинает его ненавидеть. Он думал совсем о другом.

Ее в этих материалах не было. Ни один кадр не запечатлел ее лица, так быстро она пробежала. Только вот этот обрывочный контур. Максим рисовал Белоснежку всю ночь – после того как она приснилась ему. Бледное лицо с манящими, ярко-красными, чуть припухшими губами, и этот удивительно нежный, женственный взгляд, полный сострадания – бездонная синева глаз, залитое слезами юное лицо эльфийки. Но проснувшись, он так и не смог воспроизвести ее образ. Он сделал множество эскизов, и на каждом ее лицо выглядело не так, как надо.

Он хотел увидеть ее снова.

Максим перебрал все файлы. Ничего. Камеры не были настроены на нужный ракурс. Только разговоры операторов в тот момент, когда он отошел от них. Один из операторов назвал Максима «зазнавшимся козлом». Максим сделал вид, что не услышал, а Марианна ухмыльнулась про себя – так ему и надо. Через некоторое время файлы кончились, он пересмотрел все.

– Других нет? – спросил он. Марианна сухо качнула головой – нет.

– Что-нибудь еще? – спросила она, стараясь скрыть свои чувства. Как же приятно, что этот зазнавшийся козел не нашел того, чего искал! «Козел» какое-то время молчал, раздумывая.

– Да, – заявил он, к ее удивлению. – Мне нужен кот.

– Что? Кто? – Марианна уставилась на Коршуна, и неприятное подозрение обожгло ее. Он, должно быть, ненормальный. Естественно! Он просто псих – и это все объясняет. И то, как трудно с ним договариваться, и то, как меняется его настроение, и, главное, то, с каким равнодушием он отнесся к ее предложению… самой себя.

– Кот, – повторил он громче. Марианна не реагировала, вникая.

– Какой кот? – спросила она медленно.

– Любой. Вы можете найти мне кота? Или мне придется потратить время, предназначенное для интервью, чтобы пойти поискать себе обыкновенного дворового кота? Или какого угодно породистого.

Псих! Марианна вышла в холл и вызвала лифт, проклиная сам факт, что ей приходится работать с этим чокнутым. На что ему кот? Съесть его? Побрить? Сфотографировать? Может быть, котики его успокаивают? А что – многие сейчас тешатся тем, что глазеют на котиков, чтобы поднять себе настроение. А он их, предположим, снимает. Черт, где она должна взять ему кота? Впрочем, коты не редкость, можно одолжить у подруги. Одно радует – этот смазливый придурок не затребовал у нее крокодила.

8

Чудес не бывает. Экзамен по химии Арина сдала едва-едва на четверку, да и то благодаря репутации. Тихая, усидчивая, смышленая, она просто утратила вдруг способность удерживать в голове что-то, кроме шальных серых глаз, улыбки с подвохом, расправленных широких плеч. Реальность казалась смазанной, нечеткой, а мысли о невозможном отказывались покидать ее сознание, терзая ее и поддерживая огонь, сжигающий все ее силы. Что, если бы он ее поцеловал? Каково это – целоваться с таким человеком, как Максим Коршун? Нежный, медленный поцелуй, как в «Призраке» с Патриком Суэйзи, когда они вместе с Деми Мур лепили горшок из глины? Или полный отчаяния, страстный, за гранью жизни и смерти, как в «Титанике», стоя на вершине тонущего корабля? Скорее обжигающий и опасный, несущий беду, как в «9 1/2 недель».

И следующая мысль: «Какая же ты глупая! Никогда и ничего. Невозможно».

Это изматывало похлеще рабского труда на галерах. Перечитав учебник дважды, Арина так ничего и не запомнила. Да и собой она напоминала теперь давно не кормленного бездомного котенка. Она растерянно смотрела на преподавателя синими глазами-блюдцами на худом бледном лице.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовался преподаватель. – Ведь вы были на всех лекциях? Это что, из-за работы?

– Наверное… – Арина потупилась, страшно смущаясь. Две ночи подряд ушли у нее на зряшные разговоры о сыне одного олигарха, будь он неладен. И на пустые мечты. Как сказать это преподавателю?

– Вы не должны работать в ночные смены, Ариночка, – преподаватель смотрел на нее с явной жалостью. Этого только не хватало. – Вам нужно учиться, в первую очередь. Хотите, я порекомендую вас деканату? На следующий семестр там будет нужен секретарь на кафедру вирусных инфекций. Вы умеете печатать?