Книга страха - Юлия Остапенко

— Гляньте-ка, да это же наша Эм! Мы думали, шляется бог весть где, а нет, она тут, ревёт в уголке. Что случилось, детка моя, кто тебя обидел? Не иначе сучка Дженкли снова выпорола перед всем отделом? Ну так разве тебе впервой, что же ты, сильные девочки не ревут!

Говоря всё это отвратительно весёлым, бойким и очень громким голосом, Люк хлопад её по плечу и одновременно цепко окидывал взглядом, словно нарочно выискивая в её внешнем виде то, по чему можно проехаться. На них уже смотрели все, кто оказался в тот злосчастный момент неподалёку, несколько человек перед лифтом остановились и с любопытством наблюдали за происходящим. Эми внезапно почувствовала себя так, как будто стоит посреди коридора совершенно голая. Совсем голая, и все, каждый видит её кривые ноги, её слишком широкие бёдра, её недостаточно упругую грудь и…

«Если бы ты была в кино, ты бы сейчас гордо ушла, а потом вернулась красавицей», — мелькнула у неё в голове смехотворная, едва не безумная мысль. Она почти видела это: створки лифта медленно — куда медленнее, чем в реальности — расползаются, и из них выходит она, роскошная дива Эми Завацки, со спиной, прямой, как стрела, с золотом локонов, рассыпавшихся по плечам, уверенно и надменно кидающая в шаге ногу от бедра. Эми услышала странный звук и поняла, что это смех, смешивающийся со всхлипом. И что издала его она сама.

Она не в кино.

Эми шагнула в сторону, не сбрасывая ладонь Люка с плеча — у неё не хватило бы на это сил, — просто отступая, как она делала всегда, когда понимала, что больше не может терпеть. И как большинство плохих парней в её жизни, удерживать её он не стал, сразу разжав руку. Она была слишком вялой, слишком тихой и пассивной жертвой. С ней было скучно. И это, быть может, спасало её от чего-то худшего.

Ночью она открыла свой дневник — впервые за прошедшие две недели — и вдруг подумала, что пора съезжать с этой квартиры. Она вполне уже может позволить себе что-нибудь поприличнее — не на Манхэттене, конечно, но где-нибудь в более чистом, безопасном и хорошо пахнущем месте… Мысль из мимолётной стала назойливой и почти невыносимой — так, что Эми захотелось немедленно убраться отсюда, бросив всё, не взяв никаких вещей. Но она не могла — это было бы слишком опрометчиво. Ей и так в последнее время невероятно везёт. А что, если её уволят после окончания испытательного срока? Если это зависит от рекомендаций Дженкли, то Эми совершенно точно знала, что та их ей ни за что на свете не даст…

«…И ещё этот Люк. Боже, мне иногда кажется, что я бы с лёгкостью стерпела всё остальное, если бы не эта паскудная гнида/ И я же ничего ему не сделала. Ничего ему не сделала, дневничок, почему же он так… Ну… — Эми Завацки горько улыбнулась, капнув злой слезинкой на слово «так», тут же расплывшееся чернильным пятном. — А чего ты ещё ждала от плохого парня, детка? Ты же знаешь, какие они. Они такие. Но я бы очень хотела, мой дорогой дневник, да, я бы ОЧЕНЬ хотела, чтобы этот Люк Грендл завтра навернулся с лестницы и откусил свой длинный вертлявый язык! Это то, о чём я сегодня мечтаю, так и запомни».

Следующим днём она проспала — впервые за всё время, пока работала в «Лекстер-Мод». В результате разорилась на такси и только в машине, панически проверяя, всё ли взяла, и бросив мельком взгляд в водительское зеркало, обнаружила, что накрасила только один глаз. От мысли, что сказал бы на это Люк, если бы заметил раньше неё, Эми бросило в холодный пот, и она дрожащей рукой поправила макияж как раз перед тем, как такси зарулило на парковку возле офиса.

На этаже была какая-то странная суета, отличная от повседневной — в ней ощущалось напряжение, возбуждение и сладкий холодный ужас. Такое чувство возникает среди людей, узнавших о беде, случившейся с кем-то, кто им совершенно не дорог. Несмотря на опоздание, Эми сбавила шаг на подходе к кабинету, и помедлила мгновение, прежде чем взяться за ручку и толкнуть дверь.

— Это было ужасно. Я никогда не видела столько крови. А как он орал, о, пресвятая дева! Из больницы сейчас звонили, сказали, ему наложили шестьдесят швов — шестьдесят, с ума сойти! Но они всё равно не уверены в успехе, потому что из-за пробок «Скорая» везла его слишком долго и… Эми! — Крисси, с благоговейным ужасом изливавшая недавние события изумлённой Шейле, круто повернулась и картинно всплеснула руками. — Ну вот ты где, наконец-то! Слышала, что случилось с Люком?

Эми медленно покачала годовой. Очень медленно, думая при этом, что лжёт. Но она не лгала. Она не слышала, что случилось с Люком.

Она просто этого пожелала.

В обеденный перерыв она спустилась вниз и подошла к телефонному автомату на углу. Звонок в пределах города можно было сделать и из офиса, но Эми чувствовала острую необходимость оказаться снаружи.

Она бросила монету в щель и набрала рабочий номер Грейс.

Минуты две она выслушивала восторги по поводу того, как здорово и замечательно слышать «мою Эми», а потом ещё минут десять — обвинения и упрёки, отчего не звонила раньше.

— А я звонила тебе триста раз, Эми, тебя вообще невозможно дома застать, я даже думала, что-то стряслось, тебя что, перевел и в другую смену?

— Нет. Я… у меня новая работа.

— Опять?! Ты же вроде нарадоваться не могла на свою начальницу, что случилось?

— Много чего случилось, — тихо сказала Эми, закрывая глаза. Как сказать… как объяснить, и с чего начать и… можно ли вообще говорить такое? «Грейси, у меня есть тетрадь, в которую я записываю свои желания, и они сбываются. Но как только это происходит, какой-то человек рядом со мной умирает. И мне страшно, Грейси. Мне страшно. Давай я расскажу тебе все, а ты меня успокоишь, что я просто сошла с ума».

Вместо этого она сказала:

— Я соскучилась. Может; возьмёшь как-нибудь бутылочку наливки и заглянешь ко мне вечерком?

— О, конечно, дорогая! Вот только договорюсь с Сэнди, чтобы меня подменила, а то у меня до конца недели вечерняя смена и я не уве…

Конец фразы потонул в визге подшипников и чудовищном грохоте. Эми знала этот звук из фильмов, хотя там он был не таким громким и режущим ухо: яростный скрежет сминаемого металла, когда на огромной скорости врезаются друг в друга два автомобиля. Мгновение над перекрёстком висела неестественная тишина, а лотом поднялся тревожный гул; перемежаемый криком. Но Эми не обернулась. Она вообще не двинулась с места, просто стояла и смотрела на пластиковую стенку кабинки, отстранение слушая голос Грейси, который спрашивал её, что там случилось — стояла до тех пор, пока чья-то рука не схватила её за плечо и не оттолкнула от телефона, чтобы позвонить в 911.