Секта - Андрей Бельтюков

Он поднялся, решительно пересек холл и, повернув ключ, открыл дверь.

Воздух снаружи похолодал. Дыхание облачком срывалось с губ. Но все это не имело значения, потому что идти ему предстояло совсем недалеко. Только до парковочной стоянки.

21.07.

Констебль Холлмен раздраженно швырнул на стол тонкую пачку бумажных листов. Полицейская процедура, включавшая в себя неизбежную писанину, никогда не вызывала у него особого отвращения; но сейчас другое дело.

Во-первых, это была работа Питера Неша. Но, ознакомившись с вариантом помощника, Холлмен понял, что неизбежно отчет придется писать заново. Причем самому, потому что поручить эту работу кому-то еще было невозможно. Гарри Холлмен и помощник констебля Питер Неш представляли всю полицию Бакстона.

Речь шла об отчете и проекте ассигнований из городского бюджета на будущий год. На протяжении нескольких лет Холлмен пытался заполучить в штат третьего полицейского - и каждый раз безуспешно. В этот раз подкинул работу помощнику, надеясь, что извилины двадцатилетнего парня смогут придумать что-то новое. Однако это оказалось пустой идеей. Представить мэру проект, сочиненный помощником, можно только вместе с рапортом об отставке.

Констебль промучился над бумагой весь вечер.

Дважды ему звонила жена, еще надеявшаяся поужинать вместе. Третий раз он не стал снимать трубку. Пусть думает, что он уже выехал. Но только вряд ли совместная трапеза состоится, потому что проклятый отчет наутро должен быть в муниципалитете.

Констебль придвинул настольную лампу и вставил чистый лист в пишущую машинку. В этот момент дорогу за окном лизнул свет автомобильных фар, и Холлмен услышал приглушаемый двойной дверью звук мотора.

Свет фар сделался неподвижен, затем погас - машина остановилась у его офиса. Он посмотрел на часы.

21.28.

Должно быть, это Неш - у него ночное дежурство.

Да, скорее всего, так: однако, возможно, что это подъехал вовсе не Питер.

Холлмену было сорок два года, двенадцать из которых он прослужил в полиции штата. Возможно, он не был лучшим полицейским, но эти годы все же не прошли даром.

Предвидеть важнее, чем видеть.

Только так.

Холлмен оторвался от машинки и выдвинул правый верхний ящик стола. Служебный 38-й лежал поверх папки с надписью: "Мелкие правонарушения". Он развернул револьвер рукоятью к себе и снял предохранитель. Потом поднял глаза на дверь, которая в тот же миг отворилась.

В офис шагнул мужчина в серой спортивной куртке и остановился неподалеку от входа. Поскольку все помещение освещалось лишь настольной лампой, лицо посетителя оставалось в тени. Это не слишком понравилось Холлмену. Он приготовился сказать, чтобы тот подошел ближе.

- Добрый вечер, констебль.

- Добрый вечер, - буркнул Холлмен, вспоминая, что уже слышал этот голос. Слышал совсем недавно. - Что случилось? - Одновременно констебль слегка развернул лампу в сторону посетителя. Он проделал это левой рукой, а правую положил на рукоять револьвера.

Но света все равно было недостаточно. Сейчас Холлмен видел, что перед ним достаточно молодой человек - не более тридцати пяти. Скорее всего, блондин, но это все, что можно было утверждать с уверенностью. Лучше всего были видны дорогие туфли, на которых блестели капли растаявшего снега.

"Мало света".

На мгновение Холлмен оторвал взгляд от стоявшей перед ним фигуры и посмотрел налево, в верхний угол своего кабинета. Потом глаза констебля, покрасневшие от долгих часов за машинкой, опять уставились на вошедшего.

- Я сказал: проходи... - Незаконченная фраза повисла в тишине офиса. Что-то изменилось. Что-то изменилось за ту секунду, когда посетитель был вне поля зрения. Причем столь неуловимо, что Холлмен не сразу оценил ситуацию.

Она действительно поменялась - притом наихудшим образом. Поза посетителя оставалась прежней, однако в правой руке его был пистолет и ствол смотрел прямо в грудь Холлмену.

Навыки полицейского сработали мгновенно: в девяти из десяти случаев они могли спасти ему жизнь.

Он стремительно пригнулся, практически падая с кресла. Свой револьвер он уже держал в руке. Он действовал быстро - и все же недостаточно быстро. В тесном помещении звук выстрела прозвучал удивительно тихо и вязко.

Предвосхищая действия копа - словно он знал их заранее, - мужчина в серой куртке опустил ствол своего "люгера" ниже и нажал спуск. От вертикальной доски письменного стола Холлмена отлетела длинная щепка, обнажившая светлую узкую полосу, похожую на хирургический разрез. В доске появилась дыра; еще одно 255 отверстие, гораздо крупнее, образовалось в животе констебля. Боли не было - только страшной силы удар, потрясший все его тело.

Револьвер выпал из пальцев. В отчаянной попытке Холлмен, каким-то чудом не потерявший сознания, потянулся к оружию, и тогда оказалось, что у него нет ног. А заодно и всего прочего, что располагается ниже поясницы.

Никаких ощущений. Просто ничего.

Пуля, застрявшая в позвоночном стволе, наполовину парализовала его. Возможно, то было благо - ведь он не чувствовал боли. Затем констебль услышал приближавшиеся шаги: человек, который убивал его сейчас, аккуратно обходил стол.

Подтянувшись на руках, Холлмен перетащил тело вперед на несколько дюймов. Револьвер был совсем рядом. В тот момент, когда констебль сжал в ладони его рукоять, шаги смолкли.

"Сзади. За спиной".

Холлмен понял, что у него нет шансов. Но ему не хотелось умирать, умирать так - уткнувшись в пол лицом, словно загнанная в угол крыса.

Крыса.

Этот образ вдруг ярко и неожиданно вспыхнул в сознании, а затем разлетелся на сверкающие сотни осколков - вместе с кусками его мозга.

Он направлялся прочь из города. Впервые с момента, когда он прибыл в Бакстон, ему было хорошо. Действительно хорошо. И на то имелись все основания.

Он выполнил контракт.

Только что. Теперь его путь лежал на Юг - мимо заснеженных холмов Пенсильвании, мимо лесистых равнин Огайо; он остановится в Луисвилле, затем переночует в Атланте. А дальше -дальше уже Флорида.

И вечерние огни на мачтах в порту, неоновый автограф Юга, размашисто начертанный в ночи. Девушка... смуглая и темноволосая... Она что-то шепчет: по мере того как он входит все глубже в напряженное изогнутое тело, шепот перерастает в крик...

Удивительно знакомый.

Крик этот, едва различимый, слышался и теперь - очень слабый, будто раздавался с луны.

Лангелан свернул с Мейн-стрит и, проехав еще квартал, вновь повернул.

Так он недолго колесил по городу, но это была скорее привычка. Никто не мог следить за ним, никто не знал, где он. Все было хорошо... кроме голоса, который никак не хотел оставить его в покое, который, словно отчаявшись, все повторял что-то снова и снова.