Из огня да в полымя - Светлана Алешина

– Чего орешь-то? – сказал Кузин. – Я знаю, что не убивала. Потому что я сам его и подкараулил на дороге в лесу… Что смотришь? Я в него стрелял! Из того пистолета, который у тебя нашли… Он, можно сказать, покойник… Краевскому останется его только добить, когда он станет не нужен…

– На пистолете нет моих отпечатков пальцев, – воскликнула я. – Я же в руках его не держала!

– Моих отпечатков там тоже нет, – возразил Кузин. – Хотя я его в руках держал. Да там вообще ничьих отпечатков нет. Это же ничего не доказывает. Нашли-то его у тебя, не так ли?

– Зачем вам все это нужно? – спросила я.

– Зачем? – переспросил он. – Ты, наверное, думаешь, что нам ничего не известно о том задании, которое получила ваша группа? Очень даже хорошо известно…

– Откуда вам это известно? – спросила я.

Они, конечно, меня теперь не выпустят уже из рук и расстреляют вместе со всеми заключенными, но мне нужно было знать, где произошла утечка информации? Ведь о том, что наша группа работает на Чугункова, знало ограниченное число людей. Кроме нас троих и Григория Абрамовича – только высшее руководство МЧС.

– Известно… – туманно сказал Кузин. – Предупредили нас…

– Кто?

– Хрен в пальто! – ухмыльнулся Кузин. – Вернее, в генеральских погонах… Тебе-то это зачем? Ты сама уже покойница. Подожди еще немного, я сам тебя застрелю. Не бойся, я стреляю очень хорошо. Еще не было такого случая, чтобы я хотел попасть кому-то пулей в глаз и промахивался. Всегда попадал.

Он крикнул охранникам:

– Отведите ее в пока в карцер!

И, повернувшись опять ко мне, добавил:

– Не забыть бы про тебя, пташка… А то ведь сгоришь в этом нашем карцере, поджаришься…

Охранники поволокли меня к бараку, который стоял в центре лагеря, и швырнули в узкое и темное помещение без окон и без чего бы то ни было, похожего на лавку или скамейку… Комнатенка была очень узкая. Не комната, а какая-то щель между стенами. Я не могла лечь на пол, потому что комната была еще и короткая. Просто шкаф какой-то. Хорошо еще, что я не страдаю клаустрофобией…

Я представила, что проведу в этой камере несколько суток, и меня охватил тихий ужас… Но в ту же секунду я поняла, что сойти с ума не удастся, поскольку мое пребывание в карцере закончится очень скоро. Если Кузин не выполнит свою угрозу и не расстреляет меня, то у меня есть веселая перспектива сгореть вместе с бараком. Выстроен он был из бревен, стену сломать мне не удастся. Да и задохнусь я от дыма неминуемо…

Что же делать?

Думать! Только думать. Ничего другого мне не остается. Или я придумаю, как мне отсюда вырваться, или сгорю вместе с этим мрачным строением…

Но в голову настойчиво лезла одна мысль: когда Кузин отвечал на мой вопрос о том, кто их предупредил, он выразился неопределенно, но тем не менее ясный намек, конкретная привязка в его фразе была – он сказал: «…в генеральских погонах…»

Эта фраза не давала мне покоя. Я вспоминала, кого перечислил нам Григорий Абрамович, когда рассказывал о своей последней поездке в Москву, когда решался вопрос о переходе нашей группы в контрразведку и о нашем конкретном задании.

Среди тех, кого Грэг перечислил, всего два человека имели генеральское звание – это начальник контрразведки МЧС Константин Иванович Чугунков и сам министр. Оба – первые спасатели, друзья Григория Абрамовича… Я не могла поверить, что один из них мог оказаться связанным с ФСБ. Да и смысла в этом не было абсолютно никакого! Бессмыслица какая-то! Все равно, что воевать в буквальном смысле против самого себя!

Может быть, Кузин специально путает след, чтобы сбить нас с толку. А зачем, с другой стороны, ему сбивать нас с толку, если он собирается меня убить? Наверное, рассчитывает, что я попробую установить каким-то образом связь со своими и передать столь важную информацию, чего бы мне это ни стоило… Может быть и так, хотя что-то очень уж сомнительно.

Я все больше убеждалась, что Кузин выполнял план, придуманный не им самим, а кем-то более изощренным. Кузин слишком груб и прямолинеен, чтобы играть столь тонко. За действиями начальника лагеря все больше прорисовывалась фигура полковника Краевского. При всей своей ненависти к МЧС, к нашей группе, которая перебежала ему дорогу в Булгакове, и ко мне лично Краевский отдавал должное нашим способностям и уважал нас как противников. Поэтому не мог он действовать так откровенно, с позиции силы. Кузин, скорее всего, выполнял его инструкции, а задача заключается в том, чтобы окончательно сбить нас с толку.

Какой смысл, действительно, в том, чтобы рассказывать мне слишком много и потом расстрелять, как обещал Кузин. Зачем вешать на меня попытку убить Григория Абрамовича, а потом опять-таки убивать? Смысл в этом может быть только один. Все, что произошло в последний час, направлено на то, чтобы окончательно дискредитировать нашу группу в глазах нашего начальства, а систему МЧС в целом – в глазах высшего руководства…

Все непонятные события, происходившие с нами сегодня, выстраивались в стройную, последовательную и очевидную систему.

Просто удивительно, какая выгодная для ФСБ картина складывается! МЧС вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными делами, начинает активно вмешиваться в работу органов безопасности и поддержания правопорядка. Причем вмешивается грубо, прямолинейно, словом, непрофессионально…

Для средств массовой информации это просто поэма какая-то! Я представляла уже, как это все будет выглядеть на страницах газет. Сенсация!

В организованной внутри МЧС полутайной структуре – контрразведке – процветают междуусобицы и ожесточенная борьба за власть… Исполнители, читай: капитан МЧС Николаева, готовы устранять своих непосредственных командиров, чтобы занять их место… Командиры групп подкапываются под высшее руководство, читай: подполковник Воротников – под генерала Чугункова…

Все это выглядит очень глупо, но мы сами, по замыслу Краевского, должны настаивать на этой глупости… Причем меня Краевский выбрал на главную роль в своем спектакле: я должна сообщить, что генерал Чугунков работает на ФСБ. Я пыталась убить Григория Абрамовича, ну и все такое прочее.

А ведь так бы оно и могло случиться, сыграй Кузин свою роль более тонко, придай своим действиям больше смысла. Его слова оказались не подкреплены здравым смыслом, это и подсказало мне, что многое в них не соответствует действительности.

Пусть так. Но все это означает в данный момент только одно – поддаваться панике с моей стороны было бы еще глупее.

Раз мне отведена столь активная роль, то Краевский просто не допустит, чтобы я погибла в этом лагере… Я нужна ему как обвиняемая. Это раз. Если Кузин меня расстреляет, как обещал, или я сгорю в этом карцере, комбинация Краевского потеряет изюминку – у него есть неопровержимая улика против меня – орудие неудавшегося убийства, пистолет, найденный у меня (не им, а майором милиции). Отсутствие отпечатков пальцев на нем свидетельствует только о том, что я успела их стереть.

Алиби у меня, можно считать, нет. Кузин может и не подтвердить, что я была у него, когда попала в лагерь первый раз, отправив Игоря и Кавээна на поиски Григория Абрамовича. Даже наверняка не подтвердит! Значит, алиби у меня нет.

Григория Абрамовича, по замыслу Краевского, и не должны были убивать, его нужно было только вывести из строя, тяжело ранить и еще сделать жертвой преступления, которым Краевский хотел связать мне руки…

А сам Григорий Абрамович еще нужен ему в качестве этакого «злодея», затевающего интригу против своего руководства. При этом нужен тоже именно живой. Краевский очень хорошо понимает, что, если не будет виноватого, интерес ко всей этой истории быстро сойдет на нет. Я, по его замыслу, должна от всего отказываться, защищаться, а меня будут нагружать…

Это же целое шоу, которое станет центром скандала. А уж в этом скандале и будут надолго похоронены планы МЧС добиться равноправия с ФСБ и защитить себя от вмешательства в свои дела.

Перспектива безрадостная, поскольку план Краевского пока осуществляется без малейших препятствий и уже выполнен практически на– половину… Но есть и выводы, которые несколько успокаивают. Во-первых, мне не нужно думать о своей безопасности: Краевский не допустит, чтобы я погибла. Кузину меня он передал на «хранение». Перед началом ликвидации лагеря меня должны отсюда извлечь и передать Краевскому, у которого наверняка уже есть санкции на мой арест… Ему нужно было передать своим Григория Абрамовича, а уж потом вернуться за мной.

Григория Абрамовича Краевский не мог оставить без присмотра. Вдруг тот придет в себя и попытается предпринять что-либо, не входящее в планы Краевского. Например, установить контакт с Чугунковым… Григория Абрамовича, скорее всего, сейчас активно накачивают наркотиками, чтобы надолго обезопасить себя от его вмешательства в течение поставленного ФСБ спектакля…