Дозоры: Ночной Дозор. Дневной Дозор. Сумеречный Дозор - Лукьяненко Сергей

– Твое здоровье.

Коньяк был хорош. Я пригубил его с удовольствием, несмотря на полный сумбур в голове. А Ольга выпила залпом, поморщилась, но вежливо сообщила:

– Неплохой.

– Почему шеф не разрешает тебе принимать нормальный облик?

– Это не в его власти.

Ясно. Значит, наказало ее не региональное бюро, а высшие чины.

– Я желаю тебе удачи, Ольга. Что бы ты ни совершила… уверен, что твоя вина давно искуплена.

Женщина пожала плечами.

– Хотела бы верить. Я понимаю, что легко вызываю сочувствие, но наказание справедливо. Впрочем… давай серьезно.

– Давай.

Ольга потянулась ко мне через стол. Сказала таинственным шепотом:

– Скажу честно: мне надоело. У меня крепкие нервы, но так жить нельзя. Мой шанс – выполнить миссию такой важности, что у руководства не будет выхода, кроме как помиловать меня.

– Где взять такую миссию?

– Она уже есть. И состоит из трех этапов. Мальчишка – мы защитим его и перетащим на сторону Света. Вампирша – мы ее уничтожим.

Тон у нее был уверенный, и я вдруг поверил Ольге. Защитим и уничтожим. Без проблем.

– Только это все мелочи, Антон. Тебе подобная акция поднимет уровень, но меня не спасет. Главное – девушка с черной воронкой.

– Ею уже занимаются, Ольга. Меня… нас от задания отстранили.

– Ничего. Им не справиться.

– Да? – с иронией спросил я.

– Не справиться. Борис Игнатьевич – сильный маг. Но в иных областях. – Ольга насмешливо прищурилась. – А я занималась прорывами инферно всю жизнь.

– Вот почему война! – сообразил я.

– Конечно. Таких выплесков ненависти в мирное время не бывает. Гаденыш Адольф… у него было много поклонников, но его спалили бы в первый же военный год. Вместе со всей Германией. У Сталина ситуация была иной, чудовищно много обожания… мощный щит. Антон, я, простая русская женщина… – мимолетная улыбка показала все отношение Ольги к слову «простая», – всю последнюю войну занималась тем, что прикрывала врагов своей страны от проклятий. За одно лишь это я заслужила помилование. Веришь?

– Верю. – Мне показалось, что она захмелела.

– Сволочная работа… всем нам приходится идти против человеческой природы, но заходить настолько далеко… Так вот, Антон. Они – не справятся. Я – могу попробовать. Хотя полной уверенности нет и у меня.

– Ольга, если все так серьезно, ты должна подать рапорт…

Женщина покачала головой, оправила мокрые волосы:

– Не могу. Мне запрещено общаться с кем-либо, кроме Бориса Игнатьевича и партнера по заданию. Ему я сказала все. Теперь могу лишь ждать. И надеяться, что мне удастся справиться – в самый последний момент.

– А шеф этого не понимает?

– Думаю, что, наоборот, понимает.

– Вот оно что… – прошептал я.

– Мы были любовниками. Очень долго. И вдобавок друзьями, что встречается реже… Итак, Антон. Сегодня решаем вопрос с мальчиком и психованной вампиршей. Завтра ждем. Ждем, пока не прорвется инферно. Согласен?

– Мне надо подумать, Ольга.

– Славно. Думай. А сейчас мне пора. Отвернись…

Я не успел. Наверное, Ольга сама виновата в этом. Не рассчитала, сколько времени ей отпущено.

Это действительно выглядело отвратительно. Ольга задрожала, выгнулась дугой. По телу прошла волна: кости изгибались, будто резиновые. Кожа лопалась, обнажая кровоточащие мышцы. Через мгновение женщина превратилась в смятый комок плоти, бесформенный шар. И шар все съеживался и съеживался, обрастая мягкими белыми перьями…

Полярная сова вспорхнула с табуретки с криком полуптичьим-получеловеческим. Метнулась к облюбованному месту на холодильнике.

– Дьявол! – закричал я, забывая все правила и наставления. – Ольга!

– Красиво? – Голос женщины был задыхающимся, еще искаженным болью.

– Почему? Почему именно так?

– Это часть наказания, Антон.

Я протянул руку, коснулся расправленного, трепещущего крыла.

– Ольга, я согласен.

– Тогда за работу, Антон.

Кивнув, я вышел в прихожую. Распахнул шкаф со снаряжением, перешел в сумрак – иначе просто не увидишь ничего, кроме одежды и старого хлама.

Легкое тельце опустилось на мое плечо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Что у тебя есть?

– Ониксовый амулет я разрядил. Ты можешь его наполнить?

– Нет. Я лишена почти всех сил. Оставлено лишь то, что необходимо для нейтрализации инферно. И память, Антон… еще оставлена память. Как собираешься убить вампиршу?

– Она без регистрации, – сказал я. – Только народными средствами.

Сова издала хохочущий клекот.

– Осинка до сих пор в ходу?

– У меня ее нет.

– Понятно. Из-за твоих друзей?

– Да. Я не хочу, чтобы они вздрагивали, переступая порог.

– Тогда что?

Из выдолбленного в кирпичах гнезда я достал пистолет. Покосился на сову – Ольга внимательно изучала оружие.

– Серебро? Для вампира очень болезненно, но не смертельно.

– Там разрывные пули. – Я выщелкнул из «Desert Eagle» обойму. – Разрывные серебряные пули. Калибр ноль сорок четыре. Три попадания нашпигуют вампира так, что он станет беспомощным.

– А далее?

– Народные средства.

– Я не верю в технику, – с сомнением отозвалась Ольга. – Я видела, как восстановился оборотень, разорванный на клочки снарядом.

– И быстро он восстановился?

– За трое суток.

– А я о чем говорю?

– Хорошо, Антон. Если ты не доверяешь своим собственным силам…

Она осталась недовольна, я это понимал. Но я не оперативник. Я штабной работник, которому поручили поработать в поле.

– Все будет хорошо, – успокоил я. – Поверь. Давай сосредоточимся на поисках приманки.

– Пошли.

– Вот здесь все и произошло, – сообщил я Ольге. Мы стояли в подворотне. Разумеется, в сумраке.

Порой мимо проходили люди, смешно огибая меня, пусть и невидимого.

– Здесь ты убил вампира. – Тон Ольги был донельзя деловым. – Так… понимаю, друг мой. Зачистил мусор плохо… впрочем, не важно…

На мой взгляд, никаких следов от упокоившегося вампира не осталось. Но я не спорил.

– Тут была вампирша… здесь ты ее чем-то ударил… нет, плеснул водкой… – Ольга тихонько засмеялась. – Она ушла… Наши оперативники совсем потеряли хватку. След четкий до сих пор!

– Она обернулась, – мрачно ответил я.

– В летучую мышь?

– Да. Гарик сказал, что она успела в последний момент.

– Плохо. Вампирша сильнее, чем я надеялась.

– Она же дикая. Она пила живую кровь и убивала. Опыта у нее нет, а вот сил – хоть отбавляй.

– Уничтожим, – жестко сказала Ольга.

Я промолчал.

– А вот и след мальчишки. – В голосе Ольги послышалось одобрение. – А и впрямь… хороший потенциал. Пошли посмотрим, где он живет.

Мы вышли из подворотни, двинулись по тротуару. Двор был большой, окруженный домами со всех сторон. Я тоже чувствовал ауру мальчишки, хотя очень слабую и спутанную: он тут ходил регулярно.

– Вперед, – командовала Ольга. – Сверни налево. Дальше. Направо. Постой…

Я остановился перед какой-то улицей, по которой медленно полз трамвай. Из сумрака я так и не выходил.

– В этом доме, – сообщила Ольга. – Вперед. Он там.

Дом был чудовищный. Плоский, высоченный да вдобавок еще стоящий на каких-то ножках-опорах. При первом взгляде он казался исполинским памятником спичечному коробку. При втором – воплощением болезненной гигантомании.

– В таком доме хорошо убивать, – сказал я. – Или сходить с ума.

– Займемся и тем, и другим, – согласилась Ольга. – Знаешь, у меня в этом большой опыт.

Егор не хотел выходить из дома. Когда родители ушли на работу, когда хлопнула дверь, он немедленно почувствовал страх. И в то же время знал: за пределами пустой квартиры страх превратится в ужас.

Спасения не было. Нигде и ни в чем. Но дом создавал хотя бы иллюзию безопасности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мир сломался, мир рухнул вчера ночью. Егор всегда честно признавал, ну, не при всех, а для себя самого, что он не храбрец. Но и трусом, пожалуй, тоже не был. Были вещи, которых можно и нужно бояться: шпана, маньяки, террористы, катастрофы, пожары, войны, смертельные болезни. Все в одной куче, и все одинаково далеко. Все это реально существовало и в то же время оставалось за гранью повседневного. Соблюдай простые правила, не броди по ночам, не лезь в чужие районы, мой руки перед едой, не прыгай на рельсы. Можно бояться неприятностей и в то же время понимать, что шанс в них влипнуть весьма невелик.