Неразменный пятак - Александр Колупаев

– Спокойно! – успокоил я своих партнеров, – Самоделкин, ищи фонарик, оно все ещё рядом с могилой.

– Саня, оно, что там делает? – Борис, не расставаясь с ружьем, заглядывал через моё плечо на экран прибора.

– Стоит, словно маленький человечек стал на колени, вот смотри – голова, плечи, ног только не видно….

– Я фонарик нашёл, – сообщил нам Серёга.

– Давай, посвети на могилу, но только тогда когда я скажу. Мы отойдем в сторону.

– Да ты что?! Я боюсь! – жался к нам Сергей.

– Ладно, потихоньку, идем все вместе.

Мы стали красться, обходя могилу справа, и приближаясь к ней.

– Свет! – скомандовал я Сергею.

Яркий свет выхватил прутья ограды, венки, желтую глину могильного холмика и на ней – сидящую собаку.

– Это же Джек! Витькина собака, он к нему пришел, вот молодец! – восхитился Самоделкин.

– Джек, Джек, фьють, фьють – позвал он собаку.

Пёс забеспокоился, потряс головой, смешно разбрасывая по сторонам висячие уши, и боязливо отошёл в сторону.

– Идем домой, – я взял камеру и прибор, Сергей с Борисом, тяжелый аккумулятор и мы направились к выходу. Отойдя метров на двадцать, оглянулись. В свете фонарика, у ворот кладбища сидел «сторож», верный пес – Джек и смотрел нам в след.

На мгновение мне, материалисту до мозга костей, показалось, что он просто присел у ног своего хозяина, которого похоронили неделю назад.

«Черная вдова»

В ясный день, если над нашим родным Усть-Каменогорском не плавает плотная пелена дыма с половиной набора таблицы Менделеева, километрах в пятнадцати на юго-западе, можно рассмотреть три острые горные вершины. Называют их по-разному, кто «три брата», кто «три батыра», но, более всего к ним пристало прозвище – «три монаха». У подножия этих грациозных вершин (и как их еще не сняли в кино?), находится несколько озер – так их и зовут «монастырские» Во времена Советского Союза там располагалось несколько оздоровительных лагерей, в которых проводили часть летних каникул старшеклассники сельскохозяйственных промышленных фабрик. Несколько лет подряд бессменным начальником этого летнего лагеря был мой друг, назовем его Александр Петрович. Личность безмерно влюбленная в просторы степей, пионер покорения горных вершин и лесистых перевалов. Нет, путешественником в прямом смысле этого слова, он не был, но побывал во многих знаменитых местах нашей бывшей необъятной Родины.

Настоящие альпинисты стараются покорить вершины, а Александр Петрович, больше коллекционировал подножья гор. А, что? Везде был, свой человек на многих турбазах. Мне довелось поддаться на его уговоры и где пройти, а где проехать половину северного Кавказа. Там, в Баксанском ущелье, в туристском приюте недалеко от Чегема и в палаточном лагере у подножия пика Инэй, слышали мы легенду о «черном альпинисте».

Живет такая легенда у бродяг-путешественников, если вы её не слышали от своих знакомых или от друзей, извольте, я расскажу.

Историю эту обязательно рассказывают у костра, желательно, в кругу новичков.

«Брошен и предан был своим лучшим другом один альпинист. С тех пор бродит его душа неприкаянная и обиженная на весь людской род, среди местных гор. Стал этот альпинист заглядывать по ночам и в наш лагерь. Протягивает в палатку черную, обмороженную руку и говорит унылым голосом: «Дайте хлебушка!» Отказать ему нельзя – заберет с собой. Понятно, что в эту историю мало кто верил, даже новички. Кое-кто, наверное, и посмеивался. И все шли спать по палаткам. А рассказчик, выждав немного, доставал из своего рюкзака припасенную баночку краски… Выкрасив свою руку в черный цвет, он подходил к палатке новичков, просовывал руку внутрь и печальным голосом говорил: "Пожалуйста, дайте хлебушка…"

Интересно, что новички – полчаса назад дружно смеявшиеся – что называется, "клевали". Не было случая, чтобы кто-то не поверил или заподозрил шутку; все начинали срочно и чуть ли – не в панике искать по рюкзакам кусочек хлебушка…

Собственно, это начало истории, а теперь сама история. Как я уже написал спортивно – оздоровительный лагерь у Монастырского озера работал, почти, все лето и поэтому был организован с солидной основательностью. Персонал лагеря подбирал лично Александр Петрович, все его звали, несмотря на молодость, просто Петрович. Подбор этот производил он, сообразуясь с умением работников выполнять многие функции.

Так много лет подряд в качестве поварихи ездила одна очень оригинальная дама. Назовем её Катерина. Однако, все в то время находились под обаянием киноленты «Семнадцать мгновений весны» и поэтому быстро переделали её имя на свой лад. Все звали её просто – повариха Кэт. Если ваше воображение рисует статную и дородную особу, не спеша хлопочущую у плиты, уймите пыл своего воображения. Повариха Кэт – гибкая и изящная, еще бы, почти с трех лет специализировалась на бальных танцах! Кроме того остроумный собеседник, заводила всех веселых дел, душа любой компании и по совместительству культмассовик лагеря.

На открытие второго сезона лагеря, был приглашен и я. Не стану описывать праздник Нептуна, традиционный забег в гору на приз-шоколадку, лично от самого Петровича, а перейду сразу к ночному костру, который состоялся сразу после ужина. Повариха Кэт с помощью приставленных помощников быстренько справилась со своими обязанностями и теперь напевала под гитару туристские песни. Костер горел часов до одиннадцати. Как то само собой все утомились после бурного дня, придвинулись к мерцающим углям и внимали разным историям. И вот тут, Петрович выдал новый вариант «черного альпиниста»:

– Жила, когда то в этих краях прекрасная девушка. Многие джигиты были просто без ума от её красоты. Но любила она простого пастуха. Понятное дело – вся родня, воспротивилась их свадьбе! Решил отец отдать её в жены богатому хану. Перед свадьбой одела красавица белые одежды, взобралась на высокий утес вон того среднего «Монаха» и бросилась вниз! Слушатели стали вздрагивать и поёживаться как от холода, придвигаться поближе друг к другу, бросая робкие взгляды в темноту, вокруг костра. А под конец рассказа Петрович, блистая своей фантазией, сообщил, что душа девушки не успокоилась и бродит в окрестностях тенью. Многие местные пастухи видели её легкую, как бы скользящую над землей фигурку, в черных одеждах и прозвали её «черная вдова». Просунет она руку в дверь и говорит печально-замогильным голосом ….

Тут я обратил внимание на повариху Кэт. Тоненьким прутиком подгребала он к себе почерневшие головешки от костра и отбрасывала их незаметно под ближайший кустик.

Наконец все разошлись спать. Тут и там замерцали фонарики, красиво подсвечивая пологи палаток. Почти в полной темноте, мы с Петровичем, нашли запасы изрядно уменьшившихся угольков и затаились у палатки новичков.

Наше небольшое ожидание было не напрасным. Из палатки поварихи Кэт выскользнула стройная женская фигурка в черных развевающихся одеждах. Легкий, скользящий шаг, больше похожий на балетный танец, сразу выдал нам имя «черной вдовы».

Через минуту в палатку к новичкам, просунулась черная рука и печальный, замогильный голос попросил:

– Дайте, пожалуйста, мне… хлебушка-а –а …, – а секундой позже на плечо «черной вдовы» кто-то положил сзади черную руку, и столь же печальный голос спросил:

– А зачем тебе-е-е… мой хлебушек?

Говорят, такого женского вопля «Монастырские горы» не слышали со дня своего сотворения.

Когда отцветет папоротник.

Спросите жителя любой русской деревни, той, что располагается в глубинке, вдали от шумных городов и оживленных трактов. Спросите: «Какой старинный праздник считается самым загадочным и таинственным?» Почти любой, не задумываясь, скажет: «Ночь накануне Ивана Купалы».

Из дремучей глубины веков восходит к нам этот таинственный и загадочный праздник славян, полный обрядов и тайн. Овеян он и необычными легендами и преданиями.

Одну из них поведала мне, еще деревенскому мальчишке, моя бабушка.

Не спеша, чуть надтреснутым от старости голосом, рассказывала она окружившей её ребятне и разинувшей рты от изумления и благоговейного страха, легенду древнюю, словно славянский бог Сварог, легенду о колдовских чарах таинственного цветка папоротника.

– А цветет та папорота только однову ночку, как раз на Ивана Купалу, да ровно в глухую полоночь раскроет свои лепестки. Их у неё семь, и кажный свое волшебство имает! Один – любой замок, любые оковы разрежет, какое жалезо не возьми…. Другой, допустим, заговор какой хошь сымет ежемоментно! Третий, скажем, наоборот, приворожит, присушит, да так, что и до самой смертушки не опустит. А есть еще черный лепесток, тут как повернется, либо твово недруга со свету сживет, али сам ни за что ни про что сгинешь! Но главная колдовская сила в том цветке папрота – это вот такая: любой клад откроет. Забогатеешь, знамо дело, враз и заживешь – сыт и пьян и нос в табаке!