Шаманы крови и костей - Айя Субботина

  Раш отодвинулся от двери, когда расслышал скрип половиц под тяжелыми шагами. Он не сомневался, что вернулся Арэн. На какое-то мгновение Раш снова посмотрел в сторону окна: может, еще есть шанс?.. Но тут же передумал, стоило вспомнить о Фархи. Если Арэн выведет его, Раша, на чистую воду, и она о том прознает - сестра обязательно сделает все, чтоб те, кто могут выдать тайну ее народа, остались навеки безмолвными.

  Дверь отворилась, впуская внутрь дасирийца, а вместе с ним - крепкий запах хмеля. Но Арэн уверенно стоял на ногах, хоть взгляд его бесцельно блуждал по комнате. Увидев Раша, дасириец выпрямился, стал, широко расставив ноги и загородив собою путь до двери. Карманник подумал, что тот выбрал не самое удачное время показывать свое недоверие: кому как ни дасирийцу знать, что удержать его против силы - невозможно.

  - Я уж думал, что тебя и след простыл, - как-то неуверенно бросил Арэн. Его язык немного заплетался, но хмель не настолько сильно разобрал дасирийца, чтоб махнуть рукой на осторожность.

  - Ты же пригрозил расправой, - попытался пошутить Раш, на всякий случай отступая назад, поближе к окну, ставни которого предусмотрительно оставил открытыми.

  - С каких пор мои слова для тебя вес имеют? Ты же дураком меня считал. Меня, Миэ, Банру... всех, кому говорил, что вышел из пены морской. Вот потеха-то была, да? А скажи мне, у вас, румийцев, есть какой-то особый почет тем, кто облапошит побольше простаков, вроде нас?

  Карманник не стал отвечать. В Арэне говорила злость и разгоряченная хмелем кровь. Каждое слово он вывернет в ту сторону, с которой будет удобнее понимать. Раш отгородился молчанием. Если дасирийцу охота потешиться, он не станет давать ему повода. Хочет зашибить мерзкого румийца? Так пусть сам и ищет, как подступиться, даром что поводов обоз да телега.

  - Отчего ты не сбежал? - Дасириец сел на кровать. Она прогнулась под его весом и жалобно скрипнула.

  - А отчего ты мне горло сразу не перерезал, а? Я же поганый румиец, тварь, которую каждый порядочный человек в Эзершате должен непременно убить. Тебе бы зачлось перед богами.

  - Лучше не напоминай мне лишний раз, и не гневи зазря. Ашлон мне свидетель - я и так еле держусь.

  "Мог бы и не говорить " - мысленно ответил ему карманник.

  После они оба долго молчали. Раш догадывался, о чем думает дасириец: наверняка размышляет над его судьбой. Странно, что ему ночи не хватило, чтоб принять такое очевидное решение. Карманник знал Арэна и знал, что тот лучше разрешит себя удавить, чем предаст честь. Теперь же перед ним стоял выбор убить поганого обманщика-румийца или даровать ему жизнь, но вопреки своим принципам и клятвам. Раш не был уверен, что, будь он на месте дасирийца, не выбрал бы смерть для предателя.

  Когда в окне стало светло и "Лошадиная голова" наполнилась гулом голосов проснувшихся постояльцев, дасириец поднялся, размял затекшие ноги и кивнул в сторону двери:

  - Пойдем, хватит кота за яйца тянуть, - сказал Арэн, и карманник подумал, что едва ли не впервые слышит от дасирийца грубую брань.

  Арэн распахнул дверь, предлагая Рашу выйти первым, что карманник и сделал. Проходя мимо него, он слышал, как скрежещут его зубы, видел вздутые желваки. Потребовалось закрыть глаза на все страхи и собственную злость, лишь бы не поддаваться желанию унести ноги. Ночью, когда Раш размышлял над призрачным будущим, он ставил гораздо больше на свое спасение, чем поставил бы теперь. Что-то скажет Миэ? Хани... Карманнику не хотелось видеть ее, не хотелось заглянуть ей в глаза, когда откроется правда. Напоминанием, словно тревожный набат, звучали в памяти ее слова: "Не говори никому, что темное во мне взяло верх..." Ее полный доверия взгляд. Как она посмотрит на после, когда Арэн выложит правду? Времени гадать осталось ровно пара шагов до двери. Мимо проскочила девчушка прислужница, чуть не вывернув на дасирийца кувшин с водой. Она тут же взялась извиняться, на что получила пожелание поцеловать харстов зад. Карманник усмехнулся, постучал в дверь комнаты, которую заняли девушки, и подумал, что зря все-таки не сбежал.

  Послышалась возня, грохот перевернутого табурета, в дверном проеме показалась сонная Миэ. Она зевнула, осматривая обоих, точно не могла вспомнить, что за люди перед ней.

  - Чего вас принесло в такую-то рань? - недовольно проворчала она. - Дайте зад хоть отлежать на мягком, а то у меня уж там мозоль скоро будет, задеревенеет чего доброго - кому я такая нужна буду?

  - Я к тебе с румийцем - зад может обождать, - рявкнул Арэн, и втолкнул Раша в комнату.

  Удар был таким сильным, что карманник не устоял на ногах и, сделав несколько широких шагов, упал к ногам Миэ. Таремка попятилась.

  - Ошалел ты что ли?! - прикрикнула она на дисирийца. - Надрался как скотина, зенки вон красные. Зашибешь же его, Рашу и так досталось, оставь парня в покое и скажи толком, про какого румийца ты бормочешь, а то я решу, что ты умом ослаб совсем.

  Раш поднялся на ноги, избегая смотреть на всех трех девушек в комнате. Услыхав про ремийца, северянка Бьёри пискнула и вцепилась Арэну в руку; карманнику показалось, что она то и дело осеняет себя охранными знаками.

  - Этот вот румиец и есть, - сказал Арэн.

  Карманник слышал, как дасириец сплюнул. Его зазноба снова пискнула, пробуждая в Раше гадливость. И что только Арэн в ней нашел? Ладно бы красавица, а так мало что здоровая, точно лошадь молодая, так еще и постоянно то ноет, то слезами пол мочит.

  - Я Раша только вижу,- непонимающе произнесла таремка.

  - Так о нем и речь идет, - подтвердил Арэн.

  Раш видел, как рука дасирийца дернулась в его сторону, но в этот раз карманник не дал себя поймать. Отклонился в сторону, обошел раскрытый сундук с женской поклажей, и остановился в углу комнаты. Если Арэну есть охота почесать кулаки, так пусть попробует его достать сперва. Из угла выходов мало, да только и подойти к тому, кто там оборонятся, задача не из легких. А насколько Раш помнил все уловки дасирийца, победа тому достанется нелегко. Но это если ни Миэ, ни Хани не встанут на его сторону. И если в таремке Раш сомневался - угадать наперед, что сделает Миэ всегда было занятием бесполезным - то северянку сразу записал дасирийцу в помощники. С одного боку - она северянка, ненависть к румийцам в ее крови течет, этого не переделать, а с другого - она не простит обмана. У нее больше, чем у остальных есть право ненавидеть его и желать смерти. Раш бы, поменяйся они местами, удовлетворил свою злость только кровью.

  Карманник коротко осмотрелся, пользуясь замешательством остальных. Миэ молчит и сосредоточено обкусывает ногти, дасириец хмур, как грозовое облако, его девчонка заливается слезами и дрожит, чуть стены ходуном не ходят, а Хани смотрит - молча, безжизненно, словно ослепла. Раш прогнал желание подойти к ней и сказать что-то, чтобы она поняла. Но что сказать - не знал. Да и не нужны северянке его речи, он помнил упрямство Хани так же хорошо, как ожоги на своем теле.