Микстура от косоглазия - Дарья Донцова

– Бабушки решили оставить тебя в покое? – хихикнула я.

– Нет, – буркнул Женька, – я побил их тем же оружием.

– Это как? – изумилась я.

– А на похоронах подошел к каждой и мило поинтересовался: «Ах, когда же вы станете следующей»! – рявкнул Женька. – Очень хорошо помогло, мигом охоту приставать потеряли. Имей в виду: кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет…

– Вилка! – заорала Кристина, влетая в кухню. – Чего расскажу!

Томочка уронила половник, я от неожиданности откусила слишком большой ломоть свинины и чуть не подавилась, а Марина Степановна укоризненно заявила:

– Девочке неприлично издавать такие громкие звуки! Девочку украшает нежный голосок.

Я с трудом проглотила кусок свинины. Интересно, своей невестке, эстрадной певице Лоре, с зычным, густым басом, Марина Степановна тоже повторяет эту фразу?

Но нашу Кристю трудно сбить с намеченного пути. Девочка плюхнулась на диван и радостно заверещала:

– У нас очень интересные суставы в указательном пальце!

– Да? – вежливо изобразила интерес Томочка. – И что в них такого?

Кристя захихикала:

– Оказывается, если ты всунешь палец в горлышко пивной бутылки, то назад ни за что не вынешь!

– Господи! – подскочила Марина Степановна. – Зачем мне палец туда совать!

– Почему же палец не достать? – удивилась я. – Если он внутрь пройдет, то и наружу можно вытащить.

– Нельзя, так нам Алиса Евгеньевна сказала, биологичка!

– Глупости, – рявкнула Марина Степановна, – ваша учительница ненормальная!

– Вовсе нет, – рассердилась Кристина, – она классная! Эх, видели бы вы, какой у нее пирсинг в ноздре.

– Что в носу? – не поняла Марина Степановна.

– Сережка, – вздохнула Тамарочка.

– Что?!

– Серьга.

– Ну и ну, – покачала головой мать Вована, – дожили! Вот какие люди детей учат! Естественно, что от них ничего, кроме глупостей, не услышать! Палец из бутылки не вынуть! Бред!

– А вот и нет! – заорала Кристина.

– Да, – топнула ногой Марина Степановна, – идиотизм!!!

Так, сейчас Кристина закричит: «Вы сами кретинка!» – и тихий, мирный вечер превратится во вселенский скандал. Но девочка, против ожидания, не накинулась на обидчицу любимой преподавательницы с кулаками. Кристина вскочила и вылетела в коридор. Я перевела дух, Томочка, предусмотрительно не принимавшая никакого участия в споре, стала заваривать чай.

– Отвратительно, – злилась Марина Степановна, – серьга в носу! Чему такая особа научит!

Я уткнулась в тарелку, надо бы уйти к себе, да жаль оставлять Тамарочку одну с этой гарпией.

– Здрасьте всем, – сказал папенька, входя в кухню, – во, девки, сварите креветочек.

С этими словами он швырнул в мойку два шуршащих пакета, а потом водрузил на стул сумку, в которой звякали бутылки.

– Никакого пива! – сердито сказала я.

– Ну, доча, – заныл Ленинид, – не вредничай, и вообще, мне доктор прописал!

Я удивилась, несколько дней назад папеньку скрутила боль в желудке. Ленинид понесся к докторам и пришел очень грустный.

– Язва у меня, – шепотом сообщил он, – вот до чего жисть довела! Эх, мало хорошего я видел, одни зоны!

Я хотела было справедливо возразить папеньке, что в тюрьму он каждый раз попадал по собственной инициативе. Очень прошу вас, не подумайте, что Ленинид был диссидентом, борцом за социальную справедливость. Нет, мой родитель – банальный вор, правда бросивший криминальную стезю. Сейчас он честно трудится на мебельной фабрике. Впрочем, имея такую жену, как Наташка, не забалуешь. У нее хуже, чем на зоне: даже шагать вправо или влево не понадобится, достаточно лишь подумать о чем-то крамольном, и сразу расстрел без предупреждения. Поэтому я ответила отцу:

– Не стенай. Язва сейчас лечится за неделю, пропьешь курс таблеток, и здоров.

Папенька тяжело вздохнул и теперь не забывает при каждой возможности вспоминать язву.

Ленинид вытащил из сумки «Клинское».

– Что же тебе сказал доктор? – поинтересовалась Томочка.

– Если уж очень захочу выпить, то ни водку, ни коньяк, ни вино, а чуток пива, – ответил Ленинид. – Эх, хорошее дело!

Марина Степановна брезгливо отодвинулась от стола.

– Хотите глоточек? – радостно предложил ей папенька. – Не познакомились мы. Здравствуйте, Ленинид, отец Вилки…

Уж не знаю, что собралась ему ответить мать Вована, судя по ее сжавшимся в нитку губам, ничего хорошего, но тут в кухню влетела Кристина и заорала:

– Вот!

Я с удивлением посмотрела на нее и улыбнулась. На ее пальце висела бутылка.

– Кристина! – сердито сказала Томочка. – Мы все поняли. Пошутила, и хватит. Вынимай палец.

Девочка покачала головой:

– Не получается.

– Отвратительное поведение! – процедила Марина Степановна, прижимая к себе Никитку. – Хотя чего ждать, если бедный подросток живет в такой семье! Вы и этого младенца испортите!

– Немедленно вытащи, – обозлилась я.

Кристя попыталась выдернуть палец, но ничего не вышло.

– Ерунда, – рявкнула Марина Степановна, – потряси сильней!

– Что случилось-то? – засуетился Ленинид.

Я быстренько ввела папеньку в курс дела, Томочка так и этак пыталась вытащить Кристин палец.

– И правда ничего не выходит, – выдохнула она, – рука, наверное, отекла.

– Да разбейте бутылку, – посоветовала Марина Степановна.

Мы подвели Кристю к мойке, и я осторожно ударила по бутылке разделочной доской. Но толстое стекло устояло.

– Мне больно! – заорала Кристя.

– Если даже раскокаем бутылку, горлышко останется на пальце, – засуетилась Томочка, – получится эффект неснимающегося кольца.

– Кристя, одевайся, поедем в травмопункт! – рявкнула я.

Кристя пошла в прихожую.

– Все равно бред! – кипятилась Марина Степановна. – Что влезло, то и вылезти должно! Не верю! Девочка придуряется.

Ленинид вышел в коридор.

– Где полис Кристинки? – спросила я. – Нас без него не примут.

Томочка побежала к себе в спальню. Никитка весело агукал, прыгая на руках у Марины Степановны. И тут в кухню вернулся Ленинид, тихим шагом пересек помещение и молча сел на табуретку. Меня что-то кольнуло, я подняла глаза, глянула на папеньку и заорала:

– С ума сошел!

На пальце у него висела бутылка.

– И правда не вылезает, – грустно сказал он, – вертел-вертел, никак!

– Немедленно ступай за пальто, – прошипела я, – потом побеседуем!

В метро мы произвели фурор. Правда, сначала Ленинид и Кристя, стесняясь окружающих, прикрывали бутылки, но потом им надоело так сидеть. Пассажиры, увидав сладкую парочку, зашушукались. Наконец одна тетка не выдержала и спросила:

– Рекламируют чего? Не пойму никак.

– Нет, – ответила я, – пальцы в горлышко засунули, указательные.

– Зачем? – влезла в разговор девочка, одетая в клочкастую шубейку.

Я глубоко вздохнула и стала объяснять ситуацию. На этом мои мытарства не закончились. Ленинид и Кристя перестали стесняться и принялись рассказывать вновь входящим, каким образом на их пальцах оказались бутылки. Каждый раз рассказ вызывал одну и ту же реакцию: «Не может быть, если туда вошел, то и назад непременно должен выйти».

В травмопункте я ввела парочку в кабинет к доктору. Тот внимательно выслушал «анамнез».

– Понятно, – протянул врач, – сначала ребенок, а потом его дедушка засунули пальцы в горлышко, что ж, бывает.

С абсолютно равнодушным лицом он начал мыть руки. Кристя и Ленинид прижались друг к другу, им явно стало страшно, а у меня возникло очень неприятное ощущение, ну как у главы семейства олигофренов. Вытерев пальцы, врач подошел к Кристе и сделал быстрое движение. Она вскрикнула, палец выскочил наружу. Через секунду та же процедура была проделана с Ленинидом.

– Свободны, – сообщил хирург, – Анна Ивановна, кто следующий?

– Мальчик трех лет с ластиком в носу, – ответила медсестра, потом повернулась ко мне: – Чего стоите?

– Но у них пальцы похожи на сардельки, – робко сказала я.

– А вы чего хотели! – рассердился хирург. – Теперь только часа через три отек спадет.

– Почему?

– Ступайте себе, – сурово заявила медсестра, – недосуг болтать, очередь сидит. Постеснялись бы, взрослые люди, не дети ведь, а глупостями занимаетесь!

Естественно, на обратном пути Ленинид и Кристя болтали без умолку и довели меня почти до бешенства.

Томочка открыла дверь и затряслась от хохота.

– Тебе смешно, – вздохнула я, – прикинь, как все в метро веселились.

Но подруга застонала и замахала руками. Столь бурная реакция всегда спокойной, даже слишком уравновешенной Тамары очень удивила меня.

– Там, – сквозь приступ хохота бормотала Томочка, – там…

– Что, где? – засуетилась я.

– Иди в кухню, – простонала подруга, по ее лицу текли слезы.

В полном недоумении я побежала туда и вначале не обнаружила ничего интересного. Никитка сидит в стульчике и колотит пластмассовым молоточком по столу, Марина Степановна стоит у окна. Я хотела было спросить у Томочки, зачем она отправила меня сюда, но тут мама Вована повернулась.