Нелюди - Джон Руссо

— Это стрела из арбалета! — воскликнул один из агентов.

— Они промахнулись! — с облегчением сказал другой. — Он будет жить.

Но Спенсер сильно сомневался в этом. Он помнил «фирменный стиль» СОА — пули, отравленные цианистым калием.

— Носилки! Скорей носилки! — крикнул он полицейским и санитарам, которые устроили за зданием аптеки пункт неотложной медицинской помощи.

Но прежде чем врачи успели подбежать к несчастному, он сильно затрясся в судорожных конвульсиях и через несколько секунд умер. Спенсер нагнулся к трупу и вытащил стрелу. Она оказалась изнутри полой. Когда он перевернул ее, из отверстия вытекло несколько капель мутной желтоватой жидкости. Но характерного запаха горького миндаля Джим не ощутил. Значит, это не цианистый калий, а что-то совсем другое.

В аптеке зазвонил телефон, и Спенсер бросился туда. Из трубки послышался истерический хохот полковника Мао:

— Это яд гремучей змеи! — весело сообщила она, будто речь шла о какой-нибудь совершенно невинной шутке.

Глава шестая

Джейни Стоун старательно пропалывала огород и одновременно прислушивалась, не подъезжает ли отцовский пикап. Она уже порядком вспотела под палящим солнцем, которое стояло сейчас почти в зените, и это означало, что приближается полдень. А значит, скоро приедет на обед папа.

Джейни отложила в сторону мотыгу и подошла к Блэки, чтобы немного поиграть с ним. На полпути она воровато оглянулась в сторону дома: ей совсем не хотелось, чтобы мать увидела, как она тайком устраивает себе перерыв. Джейни было очень обидно, что вместо настоящего праздника в поместье Карсон ей сейчас приходится заниматься таким скучным и надоедливым делом, как прополка грядок.

— К черту! — громко сказала девочка и вытерла со лба пот.

С сегодняшнего дня мать запретила ей носить просторные ковбойки, в которых было гораздо удобней, да и намного прохладнее. С утра на нее напялили узкую клетчатую блузку и простые джинсы вместо любимого холщового комбинезона. Как ни странно, но из-за этой старомодной блузки Джейни еще больше стала похожа на маленькую девочку, потому что блузка сидела на ней как мешок, не оставляя никаких признаков того, что под тканью скрывается растущая грудь.

— Джейни погладила пса, и он, как заведенный, завертелся возле нее, а потом бросился к дому, с громким звоном натянув свою длинную цепь, которая вскоре остановила его и даже отбросила немного назад. Блэки проголодался. Он раньше всех чувствовал приближение обеденного времени и начинал вести себя так, будто его вообще никогда не кормили.

Входная дверь дома открылась, и девочка, позабыв о собаке, бросилась назад к грядкам и схватила мотыгу. Но на этот раз мать почему-то не стала ругать ее, а медленно подошла к огороду сама.

— Джейни! — нахмурилась Сара Стоун. — Бабушка опять ничего не ест. Я приготовила кукурузные лепешки и суп из чечевицы — все, что она так любит, но она из моих рук ничего не берет. Ты должна пойти к ней и попробовать ее накормить.

— Но… — начала было Джейни, указав рукой на еще непрополотые грядки и втайне надеясь, что мать оставит ее в покое и позволит закончить работу в огороде вместо не очень приятной процедуры кормления бабушки.

— Никаких «но», — строго перебила мать. — Бабушка тратила на тебя все свое время, пока была здорова; она даже со мной так не возилась, когда я была маленькой. Может быть, у тебя получится кормить ее, и если она с этим смирится, то с сегодняшнего дня это станет твоей постоянной обязанностью.

Вытерев руки о джинсы, девочка нехотя побрела к дому. Если ей придется кормить бабушку каждый день, то она больше никогда — никогда в жизни! — не попадет в поместье Карсон. Кормление занимало уйму времени и на самом деле было еще сложнее, чем кормление из ложечки грудного ребенка. Каша и суп постоянно стекали с подбородка старухи, и надо было каждую минуту вытирать ей рот. А когда она раскрывала его, то становились видны ее гнилые желтые зубы и густая вязкая слюна между ними, похожая на блестящую паутину.

Джейни неоправданно долго мыла руки, пытаясь хоть немного потянуть время, но при этом старалась, чтобы ни одна капля воды не упала на натертый линолеум. Потом очень медленно, как преступник, поднимающийся на эшафот, зашагала вверх по лестнице в бабушкину спальню, приготовившись погрузиться в затхлую атмосферу этой душной каморки, где всегда так противно пахло, что ей иногда казалось, будто бабушка уже умерла.

Воздух в комнате был неимоверно спертым, но несмотря на это, Мэри Монохэн лежала под толстым стеганым одеялом. Она молча смотрела в сторону двери, и как только завидела внучку, ее бледные тонкие губы чуть-чуть приоткрылись, и на морщинистом лице появилась призрачная улыбка, от которой Джейни стало не по себе.

Девочка поставила поднос с лепешками, супом и чаем на старый шаткий стул возле кровати, потом сама пристроилась на краешке перины рядом со старухой и взяла ложку.

— Привет, бабуля! — звонко сказала она, стараясь казаться веселой и жизнерадостной. — Мама сварила суп из чечевицы, он так вкусно пахнет! Хочешь, я тебя покормлю немного?

Бабушка с трудом открыла рот и ее впалые щёки задрожали. Джейни опустила глаза и зачерпнула ложкой несколько зерен чечевицы, плавающих в густом коричневом бульоне.

— Слишком поздно… дитя мое… Слишком поздно…

Услышав слабый бабушкин голос, Джейни от неожиданности выронила ложку, и та со звоном упала на поднос. Девочка уставилась в подернутые пеленой мутные старушечьи глаза, загоревшиеся вдруг каким-то зловещим огнем. Потом, вспомнив, что доктор Чак велел им сразу же начинать говорить с бабушкой, как только она сама произнесет добровольно хоть одно слово, Джейни заплетающимся языком пролепетала:

— Ч-что поздно, б-бабушка?

Неожиданно старуха энергично подалась вперед и яростно схватила девочку за обе руки, опрокинув поднос с тарелками на пол.

— Слишком ПОЗДНО, дитя мое! Беги! БЕГИ! Огромные змеи! Они уже на пути… чтобы погубить нас!

Глава седьмая

Доктор Чарльз распряг в загоне Молнию и пошел в дом умываться после верховой прогулки. Он мог бы сделать это и на кухне, но Бренда и Мередит были так заняты предстоящим ужином, что завалили посудой все столы и обе раковины, и Чарльз решил не мешать им. Поэтому он пошел наверх в ванную и заодно решил переодеться в чистую рубашку.

Войдя в спальню, он не удержался и включил телевизор. Обычно перед приездом пациентов Чарльз обходился без последних известий, но теперь телевизор тянул его к себе, как магнит. Он никак не мог выкинуть из головы инцидент с заложниками, будто его исход был каким-то тайным образом связан с его собственной жизнью, хотя по трезвому размышлению Уолш пришел к выводу, что это не так. «Нет тут никакой связи, — убеждал себя измученный доктор. — Даже если принять во внимание мой дурацкий сон». Но все равно любопытство взяло верх и он не смог отказать себе в просмотре выпуска новостей.