Сын президента - Фэй Уэлдон

Только один из каждых пяти учеников миссис Пелотти жил в семье, где мать занималась хозяйством, а отец ходил на работу. Остальные возвращались из школы в пустой дом или их воспитывал кто-нибудь один: отец или мать, или дед и бабушка, или старшие братья или сестры, или приемные родители. У всех была крыша над головой, и обувь — обычно кроссовки — на ногах, но редко когда обувь приходилась им по размеру, а крыша — по вкусу.

Изабел и Хомер отдали Джейсона в школу миссис Пелотти потому, что считали это своим долгом, и потому, что ему там понравилось. Друзья посылали детей в платные школы, где ходили в ярких спортивных куртках и начищенных ботинках на шнурках, и эти друзья обвиняли Хомера и Изабел в том, что они принесли Джейсона в жертву социалистическим, или каким-то там еще, принципам. Изабел и Хомер говорили, что не хотят, чтобы Джейсон вырос со страхом перед жизнью, а для этого он не должен быть от нее в стороне. И, как может общество измениться в лучшую сторону, спрашивали они себя и друг друга, если имущие классы будут цепляться за привилегии для своих детей. Миссис Пелотти, рассуждали они, нуждается в их помощи.

Но, похоже, в это утро миссис Пелотти вовсе не нуждалась в помощи.

— Понимаете, — сказала Изабел. — Он стал кусаться.

— Ну и что? — сказала миссис Пелотти. — Я бы на его месте тоже стала кусаться. Вы слишком много с ним разговариваете. Вы спрашиваете его совета. Вы забываете, что он еще мал, чтобы его дать. Вы обращаетесь с ним, как со взрослым. Ему только шесть лет. Естественно, что он кусается. Словами ему вас ни в чем не убедить. Что ему остается делать?

— Мы еще в чем-нибудь провинились? — спросила Изабел.

— Да, — ответила миссис Пелотти. — Вы всегда опаздываете. Приводите его вовремя и забирайте вовремя. Вы с мужем тратите столько времени, обсуждая, когда чья очередь, что забываете о ребенке. Ну, что ж, ведите его к этим шарлатанам, если вас это позабавит и у вас есть лишние деньги. Не думаю, что это причинит много вреда. У вас есть ненужные вещи? На следующей неделе в школе будет дешевая распродажа. Я в последнее время больше сил трачу на добывание денег, чем на уроки. Но у меня нет выбора.

— Миссис Пелотти, — сказала удивленно Изабел. — Я никогда не опаздываю.

— Один из вас опаздывает, — сказала та. — Возможно, ваш муж. Вы оба так заняты, что ничего не замечаете.

Покончив с этим, Изабел пошла на работу. Миссис Пелотти была не права. Джейсона почти всегда приводили и забирали вовремя, но у миссис Пелотти была манера подстегивать как детей, так и родителей, сильно преувеличивая факты и отправляя тех и других домой с каким-нибудь практическим доступным им заданием. Если тебе пять лет, ты учился завязывать на ботинках шнурки, если тридцать пять — учился не опаздывать.

— И не волнуйтесь, — крикнула вдогонку Изабел миссис Пелотти. — У Джейсона все в порядке. В полном порядке.

Изабел стало легче, угроза отодвинулась. Если доктор Грегори будет играть чисто косметическую роль, ей удастся, показав ему Джейсона, успокоить Хомера, а самой воздержаться от каких-либо признаний. Все еще обойдется.

Вечером Изабел и Хомер пошли в гости к соседям, и на экране телевизора опять был Дэндридж Айвел; он ходил по студии, с легкостью неся — так, во всяком случае, могло показаться зрителям — вес мировых проблем на своих могучих плечах. На этот раз Изабел не могла выключить программу, поскольку Лоренс, как всегда, с нетерпением ждал девятичасовые новости. Пришлось смотреть на Дэнди. Он перестал ходить и повернулся лицом к камере. Заговорил. Голос был низкий, сильный, отчетливый. Изабел подумала, что он немного пополнел, но это ему идет. Лицо его кажется красней, чем она помнила, но, возможно, все дело в американской пленке, дающей искажение цвета при приеме в лондонской студии, и даже, если это не так, чего еще, в конце концов, можно ожидать от политика. Деловые люди обедают слишком сытно, вопреки собственной пользе. Темные проницательные глаза, чуть грустные, говорящие о тяжелых уроках жизни, выученных и усвоенных им, по-прежнему излучали ум и очарование; уголки рта по-прежнему чувственно изгибались, но это не вызвало у Изабел ни желания, ни ревности, пусть губы его все так же хороши. Дэнди казался ей сейчас подобным пейзажу, висящему на стене в детской: когда-то ребенком ты очень его любил, но теперь, став взрослым, видишь его настоящую цену — кричащие краски, нарушение пропорций. Однако, поскольку он пробуждает воспоминания о любви, невинности и восторженном изумлении, лучше совсем о нем позабыть, повернуть к стене. Изабел не хотела о нем думать. Остальные, судя по всему, хотели. Картинка-то оказалась примитивом, и на редкость ценным.

«Политика конфронтации изжила себя, — говорил Дэндридж Айвел. — Мы оставили позади эру «измов»: капитализм, коммунизм, социализм. Мы все — одна раса, раса людей — человечество, и мы должны научиться смотреть друг на друга с добротой. Доброта, вот что должно пронизывать наши отношения друг с другом: белых с черными, нации с нацией, штата с гражданином, мужчины с женщиной, родителя с ребенком. Мы должны вступить в новую эру — эру милосердия. Я имею в виду не мягкость или пассивную терпимость, которая сходит за участие, нет, я говорю о милосердии, с которым отец относится к ребенку: оно включает в себя строгость, дисциплину и, прежде всего, любовь».

— Интересно, кто пишет для него речи, — сказал Лоренс под впечатлением его слов.

— Он сам, — не подумав, откликнулась Изабел. — Во всяком случае, так я где-то слышала, — добавила она.

Дэнди был помолвлен с девушкой по имени Пиппа Ди, — теннисной звездой и пловчихой. Судя по клипам, она была хорошенькая, приветливая, пышущая здоровьем и, на вкус европейцев, без всякой сексуальной привлекательности. По происхождению полька, она унаследовала от своих предков широкое крестьянское лицо, цветущее, благодаря хорошей пище, правильному образу жизни и уходу за зубами, — большеглазое, курносое, с высокими скулами и впалыми щеками. Дэнди Айвел и Пиппа Ди! Смех, да и только. Для лондонцев. Однако все сошлись во мнении, что сама смехотворность этого союза будет способствовать успеху Айвела на выборах. Казалось, выжидая подходящего момента, чтобы явиться в своем истинном виде, власть захотела показать пока другой облик: невинный, простодушный, улыбающийся.

— Джимми Картер тоже когда-то казался смешным, — сказал Хомер. — Мелкий продажный политикан. И киноактер Рональд Рейган многим казался шуткой. А кончилось тем, что обоих их пришлось принять всерьез. Пиппа Ди в качестве первой Леди многих приведет в восторг. Джеки Кеннеди принесла в Белый дом французскую кухню, Пиппа Ди, возможно, принесет теннисные корты и плавательные бассейны. Айвела ждет победа.