Римское и современное уголовное право - Александр Бойко

По мере укрепления княжеской власти, при собирательстве земель возникает нужда в светском законодательстве, и в списки все чаще попадают Эклога и Прохирон. Практически не встречаются в древнейших русских памятниках ссылки на Василики (вероятно, из-за громоздкости, пока непосильной для русских толмачей, или, как полагает протоиерей Цыпин, по той причине, что не были переведены на славянский язык и не вошли в Кормчую книгу)[60]. И уж совсем незаметно влияние Шестикнижия. Это и понятно: в XIV веке благодарный московско-киевский ученик настолько окреп, что был в состоянии самостоятельно изготавливать феодальное законодательство. Что же касается южных славян, то там творение Арменопула имело многовековой спрос – в Бессарабии Шестикнижие Арменопула применялось даже в XX веке.

Первые законодательные памятники русичей, помимо инвокаций[61] с прилежанием первоклассника пестрят ссылками на византийский фундамент. Вот беглый перечень: а) в статье 4 Устава князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных говорится: “И по том возрех в греческии номоканун и обретох в нем, юже не подобает сих тяжь и судов судити князю, ни бояром, ни судьям его”[62];

б) в первой статье Устава князя Ярослава о церковных судах также упоминается “греческыи номоканун” и предписано им руководствоваться “по всем городом и по всеи области, где християнственое” (с.168); в) византийский первоисточник оговорен и в Уставе великого князя Всеволода о церковных судах, и о людех, и о мерилах торговых (“а се изъобретохом в греческом номоканоне”. – с. 250); г) “судити суд свои, суд святительски по святых отец правилу, по манакануну” предписывалось “нареченному на архиепископство Великого Новагорода и Пскова священному иноку Феофилу” по ст. 1 Новгородской судной грамоты (с. 304)…

Этот перечень верноподданнических кивков в сторону Византии служит в нашем представлении самым сильным противоядием от норманнской теории происхождения юридических порядков на Руси, в том числе от самых ядовитых ее адептов. К примеру, современный американский профессор РПайпс утверждает, что “первое государство восточных славян появилось как побочный продукт в результате торговли двух иностранных народов – скандинавов и греков” [46]. Такие ультрапримитивные мысли характерны (и должны быть характерны) именно для американцев, переживающих чувство собственной исторической неполноценности: рождение Северо-Американских штатов состоялось уже в Новое время как результат банальной колонизации пришельцами из Старого Света, большею частью с сомнительной репутацией. Гордиться чинностью происхождения, добротной этнической подкладкой, государственной самостоятельностью коренного населения уж точно не приходится – слишком много очевидных и свежих аргументов. Вот где твердая почва для суждений о том, что государство (США) может выглядеть незаконнорожденным побегом, “побочным продуктом” усилий по уходу от ответственности огромной массы авантюристов и уголовников.

Конечно, сакральная и юридическая культура Византии была привита не на пустое место. У подвоя – восточнославянского этноса – был уже свой фундамент религиозной и правовой ментальности. Речь о ранних формах человеческого общежития, то есть архетипе, который медленно эволюционирует, но и долго живет. Подразумевается огромный пласт культурных отложений – поговорок, сказаний, религиозных мифов, легенд, пословиц, сказок, преданий, а также длинный ряд языческих богов (Сварог, Макошь, Перун, Род, Дажьбог, Хорс, Велес и др.). В них хранятся истоки обычного права Древней Руси, в них нужно искать корни по-иному необъяснимых юридических предпочтений наших пращуров. Несмотря на то, что официальная историография признает в качестве первых достоверных сведений об обычном праве русичей только договоры X века, свидетельств более ранней юридической истории на нашей земле много: а) в самом Договоре Олега с греками 911 года говорится как о существующем “законе русском”; б) достоверно известно, что еще до возникновения Киевского государства на его и сопредельных территориях существовали такие политические образования, как Куявия, Славия и Артания (VIII век), и племенные союзы во главе с Божем и Маджаком (IV–VI века) – неясно лишь, были это полноценные государства или родовые объединения [47]; в) сегодня ученые говорят о еще более раннем государстве восточных славян – Русколани во главе с Бусом Белояром (II–III век), существовавшем в рамках Черняховской культуры [48]; г) архаическое обычное право русичей медленно реконструируется в относительно новых для исследуемого феномена регионах – по раскопкам на Южном Урале (город-храм Аркаим) и Кольском полуострове (гора Нинчурт); д) лингвистическая экспертиза текстов “Велесовой книги”, “Книги Бояна” и других мифологических источников показывает, что “праславянская лексика VI в. уже содержала все основные понятия, относящиеся к суду и судопроизводству; суд, закон, право, правда и т. п. Она отражала также и систему представлений, связанных с правонарушением и наказанием” [49]; е) Прокопий Кесарийский еще в VI веке писал, что у посещаемых им славян “вся жизнь и законы одинаковы” [50].

Эти данные, безусловно, свидетельствуют о том, что до рецепции греко-римского права у восточных славян давно шел внутренний процесс правогенеза, имелась устная (и, возможно, письменная) кодификация обычного права. В чем же дело, откуда нужда заимствования? Просто греко-римские стандарты оказались более совершенными, а, главное, пригодными для регулирования разросшегося товарного оборота и усиления светской власти. Тут уж языческие авторитеты – Сварог или Дажьбог, Перун и Велес – делу не помогут. Не нужно лишь ничего абсолютизировать. Языческая мифология и обычное право восточных славян играли, как и полагается, важную правообразующую роль. Без них византийская прививка была бы невозможна. Столь же состоятельна мысль о существенном влиянии варяжских порядков, прежде всего торговых, в новгородских и псковских феодальных республиках, и юридических регламентов Золотой Орды в центральных землях.

Отстаивая живучесть и производительность древнеславянского архетипа, не стоит исключать влияние соседей. Оспаривая мысли о механическом восприятии скандинавской юриспруденции, неразумно искать только азиатские корни нашего прошлого.[63] До самого последнего времени вся правящая элита России поклонялась одной иконе – вашингтонской. В связи с этим еще более забавны следующие геополитические и общекультурные миниатюры. На Кавказе, около дагестанского города Избербаш, природа сложила из горных пород тысячетонный профиль АС.Пушкина При этом великий национальный поэт смотрит прямо на Восток. Вот незадача для реформаторов и токующих рядом СМИ – как развернуть горный массив в нужном геополитическом направлении? Пересмешник и одновременно философ Диоген, предвосхищая бархатное поклонение восточных европейцев XX века Статуе Свободы в Гудзоновом заливе, оставил нам импозантный намек. Как свидетельствует известнейший историк античной философии, проходя мимо женщины, благоговейным образом распростершейся перед статуей Бога, Диоген предупредил ее: “Бог вездесущ! Ты не боишься, что он зайдет сзади?” [51]. Как верно пишет Олег Иванович Чистяков, “древнерусское законодательство выросло из обычного права, а обычаи уходят корнями глубоко в историю народа. Да, в древнерусском праве встречаются нормы, аналогичные западноевропейским. Иногда здесь имело место и заимствование. Однако чаще сходные нормы порождались просто сходными общественными отношениями” [52].

При всей источниковедческой недосказанности ясно одно: процесс обогащения древнерусского обычного права византийским был длительным, сложным и не вполне односторонним.

1. О длительности. Казалось бы, при развитом торговом обмене, религиозном и династическом любопытстве, переходящем в интерес, надо было поступать русичам по банальным правилам современного промышленного шпионажа; перевели оптом Corpus Juris Civilis – и вся недолга. Ан нет: медленно, в несколько столетий, с приливами и откатами, с непременной переделкой, транспортировались на русские просторы юридические порядки южан. Судорожного голодного сглатывания импортной пищи не было. Знать были тому веские причины. Мы видим их в следующем:

а) у рецепиента и потребителя не было тождественных (пригодных для прямого законодательного заимствования) условий – социально-экономических, культурных, военно-политических… Ритуальные ссылки на византийские истоки не должны смущать сегодняшних историков права и простых читателей; древнерусская элита властвовала на иной почве, не могла игнорировать пространственно-временные и социальные координаты, механически копировать греко-римские нормативы;