Когда рыдают девы - К. Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это важно, – всматриваясь в лицо жены, определил Себастьян. – По какой причине?
– Потому что помимо всего прочего мистер Гоф обстоятельно изучал артурианские легенды. А его дом, Гоф-Холл, расположен неподалеку от Энфилда.
– И от Кэмлит-Моут?
– Именно.
Виконт нахмурился:
– А где обитает мистер Чайлд?
– Кажется, снимает квартиру на Сент-Джеймс-стрит.
– Он не женат?
– Нет, не женат. Пару недель назад Габриель рассказывала мне, что коллега довольно громко высказал пренебрежение к ее выводам относительно Кэмлит-Моут. Да и сам антиквар подтвердил, что в прошлую пятницу они поспорили по тому же поводу. Вот только отпустил при этом несколько туманных намеков, которые показались мне настораживающими – о «тайнах» Габриель.
– Тайнах? Каких именно?
– Он не захотел вдаваться в подробности.
Супруги дошли до кареты. Виконт качнул головой, останавливая лакея, который уже собирался подбежать. Слуга отступил назад, и Себастьян сам открыл дверцу.
– А Чайлд не мог иметь в виду некоего французского военнопленного, с которым мисс Теннисон явно была дружна?
Геро повернулась к мужу со смешанным выражением изумления и недоумения:
– Какого военнопленного?
– Подруга не рассказывала тебе о нем? – Опершись локтем на открытое окошко кареты, Девлин кратко изложил сведения, полученные от слуг в доме Теннисонов. – Ты уверена, что Габриель никогда не заговаривала об этом французе?
– Насколько мне помнится, нет.
Себастьян провел взглядом по затененным чертам лица жены, гладкому овалу щеки, волевой, почти мужской, линии подбородка. Когда-то виконт счел бы, что Геро с ним откровенна. Но теперь знал ее достаточно хорошо, чтобы понять: она что-то скрывает.
– Когда сегодня утром с Боу-стрит пришло известие о смерти Габриель Теннисон, – заговорил он, – я удивился, что ты не изъявила желания отправиться со мной в Кэмлит-Моут. По своей наивности я предположил, будто ты не хочешь ехать, зная, как твое присутствие смущает Лавджоя. Однако ты руководствовалась совершенно иными причинами, правда?
Геро закрыла зонтик, делая вид, что целиком поглощена застегиванием ремешка. Вместо ответа она произнесла:
– Мы условились, что в браке будем уважать независимость друг друга.
– Это так. И все же разве твои цели в данном расследовании не такие же, как у меня? Разве ты не стремишься выяснить, что произошло с Габриель Теннисон и ее маленькими племянниками? Или здесь замешано что-то еще, о чем я понятия не имею?
Жена подняла на него глаза. Солнце осветило ее лицо, но Себастьян не увидел в нем ни обмана, ни хитрости, а только напряженную тревогу.
– Ты уже слышал, что власти обнаружили исчезновение мальчиков?
Девлин молча кивнул.
– Когда я спросила у Чайлда, кто, по его мнению, убил Габриель, он ответил, что вместо того, чтобы заострять внимание на коллегах мисс Теннисон, следует поразмыслить, кто выиграет от устранения детей.
Виконт немного помолчал, припоминая каллиграфический мальчишеский почерк и армию оловянных солдатиков, безмолвно марширующих по залитому солнцем полу. Он отказывался принимать мысль, что мальчики тоже погибли, но сказал только:
– Ты их видела?
– Племянников Габриель? Да, несколько раз. Я не из тех, кто относится к детям с бездумным обожанием, но Джордж и Альфред – они особенные. Мальчики поразительно смышленые и любознательные и настолько полны желания познавать окружающий мир, что общаться с ними – одно удовольствие. Как подумаю, что с ними тоже могло что-нибудь случиться… – Геро запнулась, и Себастьян заметил в ее глазах блеск непролитых слез. Затем она откашлялась и перевела взгляд в сторону, словно смутилась, выставив напоказ свои чувства.
– Что-то сбывается, большее – нет, – негромко процитировал виконт. – Ужель без сомнений лишь те, кто мертвы?
– Что? – непонимающе вскинула голову жена.
– Строки из стихотворения, написанного Джорджем Теннисоном. – Себастьян протянул листочек. – Они тебе о чем-нибудь говорят?
Геро пробежала глазами коротенькую строфу.
– Нет. Но Джордж часто записывал похожие бессвязные отрывки. Сомневаюсь, что это имеет какое-то значение.
– Я слышал, отец мальчиков долгое время болеет. Не знаешь, чем?
– Нет. Хотя мне мало что известно о семье Габриель. Родители у нее умерли еще до нашего с ней знакомства. Ее брат довольно приятный человек, хотя, как и все адвокаты, чрезмерно поглощен своей юридической практикой. У него в Кенте есть небольшое имение, он сейчас там и находится. Насколько мне всегда казалось, Габриель с братом неплохо обеспечены, но не более того. И все же, по-моему, у кого-то из их родни имеются солидные средства. Недавно обретенные.
– Господи Боже, – протянул виконт. – Не состоит ли мисс Теннисон в родстве с Чарльзом Теннисоном-д'Эйнкортом?
– Кажется, это ее двоюродный брат. Ты его знаешь?
– Учились вместе в Итоне, но он на несколько лет младше.
Тон мужа выдал больше, чем тот намеревался сказать. Геро усмехнулась:
– И ты считаешь упомянутого джентльмена напыщенным, льстивым о… – леди Девлин запнулась и бросила покаянный взгляд на каменные лица ожидавших слуг.
– Очень скучным? – услужливо предположил Себастьян.
– И это тоже.
На какой-то неожиданно интимный момент их взгляды встретились, и супруги обменялись заговорщицкими улыбками. Затем Девлин ощутил, как улыбка начинает тускнеть.
В течение последнего года с небольшим д'Эйнкорт являлся членом парламента от Линкольншира. Этот яростно консервативный тори быстро сумел снискать расположение той части парламентариев, которую направлял отец Геро, лорд Джарвис.
– Почему меня не покидает смутное чувство, будто ты о чем-то умалчиваешь? – обронил Себастьян.
Геро приняла предложенную мужем руку и ступила на подножку ожидавшей кареты.
– Разве я могла бы так поступить?
– Да.
Гортанно хмыкнув, Геро изящно расправила вокруг себя юбки серо-синего прогулочного платья.
– Распорядись, пожалуйста, чтобы кучер отвез меня домой.
– Ты едешь домой?
– А ты?
Мягко улыбнувшись, виконт закрыл дверцу экипажа и кивнул кучеру. Он немного постоял, провожая взглядом карету жены, поворачивавшую на Тоттенхем-Корт. А затем отправился на поиски напыщенного льстивого зануды, который величал себя Теннисоном-д'Эйнкортом.
ГЛАВА 12
Чарльз Теннисон-д’Эйнкорт сидел в читальной комнате клуба «Уайтс», удобно расположившись в одном из кожаных кресел-бочонков, когда к нему подошел Девлин.
Достопочтенный член парламента был гораздо светловолосее своей кузины, стройным, изящно сложенным, с тонкими чертами лица, высокими скулами и такими узкими губами, что казалось, их и вовсе нет. На столике перед джентльменом стоял стакан бренди и лежал развернутый свежий номер консервативной газеты «Курьер». Когда виконт занял кресло напротив, д’Эйнкорт коротко взглянул на него и демонстративно вернулся к чтению.
– Примите мои соболезнования в связи со смертью вашей родственницы, мисс Габриель Теннисон, – заговорил Себастьян.
– Как я понимаю, Боу-стрит привлекла вас к расследованию этого прискорбного случая? – поинтересовался д’Эйнкорт, не поднимая глаз.
– Если под «прискорбным случаем» вы подразумеваете убийство мисс Теннисон и исчезновение вверенных ее попечительству детей, мой ответ – «да».
Д’Эйнкорт нарочито неспешно потянулся к своему бокалу, сделал глоток бренди и вернулся к газете.
– Мне любопытно, – продолжал Себастьян, подавая знак проходившему мимо официанту принести выпивку, – насколько близкое родство между вами и мисс Теннисон?
– Мы с ней являемся – пожалуй, правильнее сказать «являлись» – двоюродными братом и сестрой.
– Выходит, пропавшие мальчики – это…
– Мои племянники.
– Сыновья вашего брата?
– Верно.
– Должен признаться, я несколько удивлен, что в данных обстоятельствах застаю вас в клубе спокойно читающим газету.
– В самом деле? – вскинул голову парламентский деятель, подергивая тонким носом. – Интересно, чем вы предлагаете мне заняться вместо этого? Помчаться за город и метаться по кустам в Энфилд-Чейз, словно шугающий зверя загонщик?
– По-вашему, дети могут отыскаться именно там? На Кэмлит-Моут?
– Откуда, черт подери, мне знать? – отрезал д’Эйнкорт и снова погрузился в чтение.
Себастьян вгляделся в узкий профиль собеседника. Девлин смог бы вызвать в памяти немногих младших соучеников по Итону, но этого помнил хорошо. Подростком д’Эйнкорт был одним из тех прилежных с виду учащихся, которые, чтобы снискать расположение преподавателей, беззастенчиво подхалимничали и выказывали до тошноты притворное рвение. Зато в отношениях с однокашниками он проявлял безжалостность и мстительность и быстро приобрел репутацию пакостника, который сделает – и скажет – все, что угодно, лишь бы заполучить желаемое.