История Русской Церкви. 1700–1917 гг. - Игорь Смолич

Глава I. Становление государственной церковности

§ 1. Церковь и Петр Великий

а) Произведенные Петром Великим преобразования высшего управления Русской Церкви создали ей совершенно новое положение в государстве. Возникает вопрос: каковы же могли быть причины, побудившие Петра предпринять эти изменения? Другими словами, почему существовавшее до тех пор управление Церковью было неприемлемо для Петра? Не лишен значения и вопрос о том, какую роль в реформе церковного управления сыграли личные религиозные воззрения Петра.

Отрицательное отношение к жизненному укладу Московской Руси глубоко укоренилось в сознании Петра несомненно уже в его самые ранние годы. Петр родился 30 мая 1672 г. [112] и был сыном царя Алексея Михайловича (1645–1676) от его второй супруги Натальи Кирилловны Нарышкиной (брак был заключен в 1651 г., † 25 января 1694 г.). Царь Алексей скончался 30 января 1676 г., когда Петру не было и четырех лет. После смерти отца Петр стал свидетелем ссор, которыми была полна жизнь царской семьи в течение всего короткого правления безвольного и болезненного царя Федора Алексеевича (1676–1682) [113]. После его смерти вспыхнула открытая борьба между родней первой супруги царя Алексея — Милославскими и семейством Нарышкиных. Юный царевич, будучи еще ребенком, не мог разобраться в интригах обеих партий. На его глазах случались яростные кровавые столкновения, которые стали для Петра неотъемлемой частью образа Московского государства. 27 апреля 1682 г., в день кончины царя Федора, десятилетний Петр был провозглашен царем перед Красным крыльцом царского дворца. Это произошло главным образом благодаря энергичным действиям патриарха Иоакима (1674–1690). «Хотя во всей этой процедуре не было ни искры законности, — замечает Платонов, — все же бояре были удовлетворены, и Петр стал царем. Форма избрания Петра была незаконна — это очевидно. Неспособность (слабоумие) Ивана, 15–летнего брата Петра, еще не проявлялась, самому же Петру в это время было всего 10 лет. Поэтому приверженцы Милославских имели возможность протестовать против подавления Петром прав старшего 15–летнего брата». Во главе недовольных стояла старшая сестра Петра, царевна Софья Алексеевна (род. в 1657 г.), связанная с Милославскими родственными узами, «личность безусловно очень умная и энергичная, которой душно было в тесной полумонашеской обстановке, окружавшей московских царевен». Она была ученицей Симеона Полоцкого и, следовательно, также испытала влияние западноевропейских идей. «Очень развитое честолюбие Софьи показывало ей возможность в случае воцарения Ивана стать во главе государства опекуншей неспособного брата, заменить ему мать, управлять государством» [114]. Усилия партии Милославских и Софьи имели успех. При их подстрекательстве стрельцы явились утром 15 мая 1682 г. в Кремль перед Красное крыльцо для того якобы, чтобы защитить права царевича Ивана. Два дня продолжался мятеж, повергший десятилетнего Петра в страх как за собственную жизнь, так и за жизнь дорогих ему людей. Конечно, мятежные стрельцы 1682 или 1698 г. — это еще далеко не вся Московская Русь. Однако потрясение, пережитое в мае 1682 г. у Красного крыльца, запомнилось Петру на всю жизнь, породив у него нелюбовь к семейству Милославских и отторжение всего «старорусского», олицетворявшегося «московской партией», всех этих «бородачей» духовного или светского звания, которые позднее открыто или тайно, враждебно или пассивно противостояли его реформам.

В решающие августовские дня 1689 г., когда разрыв между Петром и регентшей царевной Софьей стал очевиден, глава Русской Церкви патриарх Иоаким открыто встал на сторону Петра. Это должно было произвести на Петра хорошее впечатление. Но впоследствии, в ходе процесса против Шакловитого, предводителя стрелецкого бунта, обнаружилось участие в бунте некоторых представителей духовенства и монахов, которые подстрекали стрельцов против Петра. События августовских дней совпали со спором о «хлебопоклонной» ереси, который тогда достиг своей наивысшей точки. Конец спору был положен на Соборе 1690 г., но позднее выяснилось, что отдельные «хлебопоклонники», как, например, Сильвестр Медведев, находили поддержку в кругах, близких к регентше, и в особенности у князя В. В. Голицына. Патриарху стало известно, что в этих кругах вынашивались планы поставить Сильвестра Медведева патриархом [115], это сделало Медведева личным врагом мстительного патриарха Иоакима. Поэтому неудивительно, что Иоаким старался втянуть Медведева и других «хлебопоклонцев» в дело Шакловитого. В результате выходило так, что церковная власть сама усиливала недоверие Петра к духовенству. Патриарх Иоаким умер в 1690 г. Новый патриарх Адриан (24 августа 1690 г. — 15 октября 1700 г.) менее всего подходил на роль человека, способного энергично защищать Церковь перед молодым царем. Адриан, который отвергал все идущее с Запада, занял позицию пассивного неприятия всех новшеств Петра. «Патриарх Адриан, — пишет его биограф, — подчеркивал лишний раз Петру Великому, что даже патриарх малодеятельный и непопулярный не будет искренним его сотрудником, так как главная обязанность патриарха — отстаивать привилегированное status quo Церкви, идущее из глубокой древности, что расходилось с видами великого государственника и идейного поборника централизации — Петра Великого». Поэтому патриарха Адриана можно «считать одним из виновников, толкнувших государя на церковную реформу, выразившуюся в отмене патриаршества и учреждении Святейшего Синода» [116].

«Вина» патриарха Адриана состояла, собственно говоря, в том, что он все еще отстаивал традиционное для Московского государства мировоззрение, которое хотя и разделялось всем духовенством, но отнюдь не всеми исповедовалось столь открыто, как то делал патриарх Никон (1652–1667) полвека назад. Мы знаем, что патриарх Адриан пытался даже в своих «статьях» и окружных посланиях напомнить молодому царю о том, что священство (sacerdotium) стоит выше царства (imperium). После Никона это была единственная попытка одного из иерархов официально возобновить такого рода требование перед государем. Предшественник Адриана, патриарх Иоаким, хотя и был куда энергичнее и деятельнее, чем Адриан, не высказывал подобных мнений, больше заботясь о практической стороне дела, нежели о теоретических дискуссиях [117]. Хотя решения Собора 1675 г. были победой духовенства, но добиться фактической ликвидации Монастырского приказа патриарху Иоакиму удалось только в 1677 г., после смерти Алексея Михайловича: правление молодого царя Федора было более благоприятно для планов Иоакима. В сущности, основанием для всех разногласий между светской и церковной властью являлся вопрос о Монастырском приказе, т. е. вопрос чисто практический, а не принципиальный. Вообще говоря, дело было одинаково важно для обеих сторон. Боярство и служилые люди стояли в этом вопросе всецело на стороне светской власти. Привилегии, которыми пользовались церковные и монастырские имения, равно мешали как правительству, так и обществу. Этот вопрос поднимался и обсуждался в течение почти двух столетий (начиная с 1503 г.), но его всегда пытались решать полумерами в пользу той или другой стороны. Характерно, что с решением именно этой задачи были связаны первые мероприятия молодого Петра в области церковной политики, когда он в 1697 г. издал указ ежегодно представлять расходные книги в дворцовое ведомство. Другими словами, церковное, епископское и монастырское землевладение снова оказалось под контролем государства [118]. Было бы неправильно рассматривать этот указ как нечто совершенно новое или как действие, направленное против церковного управления. Предпринятый Петром шаг просто продолжал политику прежних государей, которые в трудном финансовом положении снова и снова пытались решить щекотливый вопрос о церковных вотчинах. С. Ф. Платонов замечает, что при жизни своей матери, Натальи Кирилловны, Петр обычно мало использовал свою власть, предоставляя действовать ей, т. е. фактически — ее приближенным. После того как 25 января 1694 г. царица умерла, «волей–неволею Петру приходилось самому браться за дела и слушать доклады по текущему управлению и внешней политике». Так началось правление Петра. Предпринятый в следующем году безрезультатный поход на Азов, а затем вторичный поход в 1696 г., закончившийся взятием города, стоили денег. «В своей политике Петр следовал московской традиции… Способы борьбы не отходили от старых форм», — говорит С. Ф. Платонов [119]. Ясно, что, как только возник вопрос о финансировании военных действий, московские дьяки сразу вспомнили о традиционных для правительства методах изыскания средств. Поэтому едва ли можно говорить о личной инициативе Петра и новой церковной политике уже в то время. Если рассмотреть меры, предпринятые Петром еще при жизни патриарха Адриана, то станет видно, что меры эти были те же, что и при его отце, царе Алексее Михайловиче. Так, требуя перевести престарелого митрополита Трефилия Нижегородского (1697–1699) на Крутицкую епархию вместо предназначавшегося на это место патриархом Холмогорского архиепископа Афанасия (1682–1702), Петр действовал вполне в духе самодержавия XVII в. [120] С той же точки зрения следует смотреть и на приказ Петра назначить на Рязанскую кафедру молодого Стефана Яворского (7 апреля 1700 г.). В августе 1700 г. был арестован Тамбовский епископ Игнатий, который оказался замешанным в деле Талицкого; его допрашивали в Преображенском приказе и по расстрижении сослали в Соловецкий монастырь. Здесь уместно напомнить о том, что и в XVI–XVII вв. смещали епископов, а однажды — даже патриарха Никона. Не оправдывая действий Петра, все же заметим, что два последних года XVII в. чрезвычайно ожесточили царя, столкнувшегося с противодействием своим реформам. Особо глубокое впечатление произвел на него стрелецкий бунт 1698 г., который, как замечает С. Ф. Платонов, лишил его самообладания и был причиной «неимоверного озлобления его против своих антагонистов» [121]. Разногласия между Петром и патриархом Адрианом из–за царских указов о брадобритии и введении немецкого платья на первый взгляд могут показаться пустяками, но в глазах Петра они выглядели весьма важными, ибо обнаруживали неприятие церковной иерархией реформ. Памфлеты о «царе–антихристе», выступление монаха Авраамия, лично вручившего Петру свои «тетради», в которых он критиковал действия царя, наконец, семейные обстоятельства Петра — пострижение в монахини царицы Евдокии в июне 1699 г. и заточение ее в монастырь — все это вновь обострило отношения царя с патриархом [122].