Первые апостолы - Александр Мень

Однако время идет, и на исходе третьего года старейшины дамасской общины теряют терпение. Они решают своими средствами избавиться от Савла.

Около 37 года город был передан римлянами во владение набатейского царя Ареты IV. От его лица в Дамаске стал править этнарх, или наместник[25]. Когда ему доносят, что некий иудей сеет волнения в народе, этнарх велит найти Павла и отдает приказ охранять все ворота. Но друзья Тарсянина ночью спускают его по стене в большой корзине, и ему удается уйти из рук стражи.

Он мог бы возвратиться на родину, в Тарс, но сначала нужно, преодолев себя, побывать в Иерусалиме, где он "гнал Иисуса", гнал Его Церковь.

x x x

Обратный путь из Сирии в Иудею - пытка для Савла. Ведь сюда он направлялся с горделивым чувством, что борется за правое дело, а теперь идет с сознанием вины, вспоминая о Стефане, зная, что в Иерусалиме одно имя неистового фарисея внушает назарянам ужас.

Савл возвращается один. В пути он спрашивает себя: как примут его новые единоверцы? Не сочтут ли его обращение коварным ходом лазутчика, который, проникнув в их среду, намерен их погубить? И первая же встреча с учениками показывает, что опасения были не напрасны. Павла сторонятся, с ним не желают говорить; ни одна душа не верит в его искренность. Все помнят о его участии в деле эллинистов, хотя лично с ним знакомы немногие.

Полный горечи, Павел уже готов покинуть город. Верующие правы: на их месте он сам мог бы думать так же.

Но тут на выручку Тарсянину неожиданно приходит Иосиф Варнава, попечитель Иерусалимской церкви. Этот киприот, скромный и самоотверженный, проявляет удивительную чуткость. Он сумел разгадать Павла, понять, что его приход к вере - великое приобретение для братьев. А дело Божие Варнава ставит на первое место. После разговора с Тарсянином он почти насильно ведет его к апостолу Петру.

Впервые два будущих столпа христианства оказываются лицом к лицу. Рыбак из Капернаума и ученый раввин. Коренной израильтянин и человек, воспитанный в греческом мире. На первый взгляд такие разные. Но Христос соединит их...

Павел знакомится и с Иаковом, Братом Господним, но ни с кем из Двенадцати больше не ищет встречи. Зато в доме Марии он проводит с Петром две недели. Все это время они беседуют и молятся вместе. Фарисей согрет сердечностью Кифы. Апостол не превозносится перед новообращенным, не гордится тем, что знал Иисуса в дни Его служения. Ведь прежде всего им дорого не то, что Мессия жил на земле, а что Он живет с ними здесь, сейчас, всегда.

Вместе с Петром Павел посещает Дом Божий; и именно там - во время молитвы - он вновь захвачен чувством близости Христа. Снова в сердце фарисея звучит Его голос. Теперь ему окончательно ясно его призвание. В Иерусалиме слово Тарсянина не найдет отклика, Господь посылает Савла "далеко, к язычникам"[26].

Язычники... Многоликий мир народов, не ведающих Бога, издавна угрожал Израилю, который от него отгораживался, пытался его игнорировать. В этом окружении ветхозаветная Церковь сознавала себя чем-то вроде ковчега, обуреваемого со всех сторон волнами потопа. А если и были попытки прозелитизма, то цель их заключалась в принятии отдельных людей на борт своего корабля, в превращении их в иудеев.

Но вот теперь по воле Мессии границы Церкви расширяются. То, к чему предназначен Савл, уже не просто "спасательная операция", ограниченная отдельными душами. Перед ним глобальная задача: идти в самую гущу языческого мира и просветить его, насколько возможно, светом Евангелия...

Тем временем в синагогах эллинистов люди едва верят своим ушам: они узнают, что человек, вдохновлявший поход против их заблудших братьев, стал одним из назарян. Их возмущению нет предела: они считают, что Савл заслуживает той же участи, что и Стефан. Одним словом, в любую минуту Тарсянин может ждать нападения. Братья решают, что ему нельзя оставаться в Иерусалиме. Они провожают его в более безопасную Кесарию и советуют вернуться в Тарс.

Впервые он вступает на борт корабля - уже христианином.

Павел в Тарсе

Приехав в родной город, Павел, по-видимому, сразу же рассказал семье о совершившемся в нем перевороте, но сочувствия не встретил. Во всяком случае мы больше ничего не знаем о его домашних[c]. Они, вероятно, перестали помогать ему, но, к счастью, Савл мог сам прокормить себя. Среди фарисеев было принято зарабатывать на жизнь ручным трудом. В мастерской отца Павел научился делать палатки, которые хорошо разбирались поставщиками армии и торговцами.

Проповедь Павла в местных синагогах также имела мало успеха: о церкви Тарса он нигде не упоминает. По-видимому, он разделил жребий многих пророков, отвергнутых в собственном отчестве. Но эти годы, проведенные на родине, не были для будущего апостола бесплодными. Собственно, тогда и сложился тот Павел, которого мы знаем как учителя веры.

С одном стороны, он, казалось бы, не изменился. Он не пережил обращения в том смысле, как это бывает с людьми, перешедшими из одной религии в другую. Это по-прежнему был человек несгибаемой веры, готовый отдать себя Богу до конца. Став христианином, Павел не считал зазорным называть себя фарисеем. Воспитанник Гамалиила осмыслил свой путь в свете отеческих традиций.

Что означало для него Евангелие Иисуса Христа? Прежде всего - новый этап, или фазу, того же единого Откровения, начало которого восходит к праотцу Аврааму. Но если раньше небесная воля открывалась только в Законе и в учении, переданном пророками и мудрецами, то ныне Сам Бог говорит с людьми через Помазанника. Мессия, как и надеялись многие учителя, принес "новую Тору", новый Закон[27]. Старое прошло. Миновал "прежний мир", наступила последняя мессианская эра.

Однако, с другой стороны, откровение Христово дало Павлу неизмеримо большее: живой опыт благодати, которая преображает душу. Она открыла ему Христа как "спасающую Силу Божию".

Быть может, и раньше требовательная совесть Савла заставляла его признать, что человек не в состоянии исполнить все, что предписывает Закон. Теперь же единение с Господом Иисусом снимало бремя вины, давало внутренний мир - ни с чем не сравнимый. Это доказывало, что в лице Мессии Бог принимает грешников, "оправдывает" их, приобщает к Своему свету.

Пребывание в Тарсе было для Савла временем новых встреч со Христом и новых пророческих озарений. "Знаю я о человеке во Христе, - писал он позднее, - что он четырнадцать лет назад - с телом ли, или вне тела, не знаю, Бог знает - восхищен был до третьего неба. И знаю об этом человеке..., что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку невозможно выразить"[28].

Источником духовной силы Павла была жизнь во Христе. Именно он, "не знавший Господа по плоти", постиг и раскрыл сущность Евангелия, как никто другой до него. В этом великий урок и упование Церкви.

Глава четвертая

САМАРЯНЕ, ПРОЗЕЛИТЫ, ЯЗЫЧНИКИ

Палестина - Сирия, 36-43 годы

Св. Филипп и а п. Петр в Самарии

Неожиданное обращение Павла, отставка Кайафы и приезд в Иудею прокуратора Марцелла вернули жизнь Церкви в мирное русло. Кроме того, над всей страной нависла угроза, и внутренние религиозные конфликты отошли на задний план. Осенью 37 года солдаты провозгласили императором двадцатипятилетнего Гая Калигулу. Его любили за воинскую храбрость, но скоро оказалось, что новый цезарь настоящее "чудовище", как стали называть его сами римляне[1]. Психически больной человек, маньяк и садист, он всерьез возомнил себя богом и потребовал, чтобы в честь него всюду строились алтари и храмы.

В империи со времен Августа к этому уже привыкли, но евреи, разумеется, воспротивились приказу и отправили в Рим депутацию во главе с писателем Филоном, надеясь добиться отмены распоряжения. Калигула встретил посланцев издевательствами и велел, чтобы наместник Сирии Петроний поставил царскую статую в самом иерусалимском Храме. Если потребуется, ему разрешалось применить насилие. Иудея закипела, народ готов был взяться за оружие. Петроний оттягивал время, понимая, что если он выполнит волю Калигулы, войны не миновать. Агриппа, внук Ирода Великого, живший при дворе императора, убеждал его не идти на крайние меры. И наконец, все вздохнули свободно, когда 24 января 41 года Гай был убит заговорщиками и на престол возведен Клавдия.

За это время, полное тревожных ожиданий, многие назаряне возвратились в Иерусалим и жили там, не испытывая притеснений. И тогда-то до них дошла поразительная весть: эллинист Филипп, один из Семи, впервые крестил в Самарии людей неиудейского исповедания...

Историки и биографы Савла Тарсянина часто склонны видеть в нем главного инициатора обращения язычников, чуть ли не единственного, кто "вывел Церковь на широкие просторы мира". На самом же деле он отнюдь не первый вдохновился мыслью о проповеди народам. Начало ей было положено эллинистами, покинувшими Иерусалим после гибели Стефана. Шла их миссия концентрическими кругами: от самарян к прозелитам и, наконец, к язычникам. Они были уверены, что надо спешить, чтобы до нового явления Христа разнести повсюду весть о Нем.