Ладушкин и Кронос - Светлана Ягупова

"Возможно, он прав", - подумал Ладушкин и вновь заглянул к Соркину.

В этот раз круглая ставенка времянки, задубев от слякоти, прихваченной морозцем, поддалась со скрежетом, будто была сделана из металла.

И вновь перед Ладушкиным распахнулась бескрайняя ночь, каждая звезда которой сияла своим особым светом. И это множество звезд необычайно притягивало, так, что сердце подступало к горлу. Казалось, еще немного, и оно разорвется от волнения и тревоги перед этим космическим пейзажем, так запросто увиденным не из иллюминатора корабля, а из обыкновенной, ничем не примечательной времянки-развалюхи, неуклюже вросшей в землю. Не отрывая глаз от окошка, он спросил Соркина:

- Почему ты думаешь, что там Кронос?

- Потому что там вселенная! - В голосе Вени прозвучало отчаяние. Оглянувшись, он негромко сказал: - Думаешь, уютно жить на краю вселенной?

- В твоей времянке явный сдвиг пространства, а значит, и времени. Ладушкин осторожно закрыл ставню.

Наконец позвонил Дубров. Через час они сидели на кухне у Ладушкина, пили кофе, и Дубров рассказывал свою аномальную историю. Работал он в песчаном карьере и однажды засорил глаза так, что пришлось обращаться к окулисту. Тот, хотя и дал больничный, почему-то усомнился в его болезни и вместо обычных глазных капель прописал атропин, для проверки зрения.

Жена с дочкой гостили в деревне у родственников, он был один и на следующий день проснулся поздно от какого-то непонятного шума - будто бы собралась где-то рядом толпа, галдит, шумит. Прислушался. Нечто в голове гул? Потер виски, лоб, затылок, и от этого массажа гул уменьшился, зато можно было расслышать голоса, как они выясняют отношения, бранятся или объясняются в любви, смеются, всхлипывают. Истинное театральное представление. Он лежал, не шевелясь, с ужасом вслушиваясь в эту какофонию из мужских, женских, детских, старческих и молодых голосов. Но вот, перекрывая гул, кто-то выкрикнул: "Проснулся!" - и разом все смолкло, затаилось, лишь где-то далеко плакал ребенок. Потом кто-то прокашлялся и с хрипотцой пророкотал:

- Здорово, потомок! Не узнаешь? Это мы, твои родичи в нескольких коленах.

Он резко сел и схватился за голову.

- Тю, скаженный, - ругнулся бас. - Чего мечешься? Не бойся, это я, твой прадед Никифор. До сего часа мирно мы дремали в тебе, а тут какая-то сила пробудила-растревожила. Ты уж извини, если помешали. Да ведь сам посуди чертовски любопытно очнуться после вечного сна.

Дубров вскочил с дивана и побежал на кухню. Прыгающими руками налил в чашку воды, залпом выпил и вновь плюхнулся в постель.

- Ладно, полежи, перевари услышанное, - с добродушной грустью сказал Никифор. - Мы подождем. Только опять же прошу - не паниковать. Чтобы ты и вовсе не струхнул, бабушка с отцом решили тебя не беспокоить, но передают привет - они тоже здесь, рядом, то есть в тебе, в твоей памяти находятся. Позже и с ними поговоришь. Самое главное - не думай, что спятил. Просто что-то такое съел или выпил, отчего мы вдруг проснулись. А может, какое-то лекарство принял. Мне когда-то говорил один мудрый человек, что мы когда-нибудь оживем в потомках. Может, он и есть этот час... Полежи спокойно и припомни, что ты принял. Это важно и для тебя, и для нас. Надеюсь, ты не вздумаешь навсегда распрощаться с нами? Конечно, тебе сейчас не по себе, тебе просто страшно. Но, должно быть, и интересно?

- Да-да, конечно, - прошептал Дубров, ужасаясь тому, что разговаривает как бы сам с собой.

- Ну вот и отлично, - обрадовался прадед. - Верю, что ты не из робкого десятка. У нас в роду знаешь какие лихие парни! И в тебе должна течь кровь отчаянных ребят. Впрочем, ты можешь познакомиться с ними. То есть со своим прошлым. Даю на размышление полчаса. Если очень уж сдрейфил, то распрощаемся.

Тут поднялся возмущенный гвалт - никто не хотел уходить в небытие. Но прадед быстро навел порядок, и все успокоились, выжидая, что решит Дубров. А он, ощутив в себе множество жизней, вдруг проникся небывалой ответственностью. Жутковатый восторг поднимался со дна души. До сих-пор знал прошлое лишь по книгам, и вот, оказалось, носит его в себе...

Он лежал в оцепенении, язык прилип к гортани, мышцы окаменели. Из этого состояния вывел голос Никифора, обычный, человеческий, отнюдь не загробный:

- Ну, так что? Эх, поглядеть бы, как мир изменился!

- Все-таки, что со мной? - пробормотал Дубров.

- Ущипни себя, что ли, - недовольно сказал прадед, угадав его мысли. А ты, оказывается, трус.

Это задело и встряхнуло.

- Так что я должен делать? - как можно спокойней спросил Дубров.

- Ничего особенного. Мы через тебя, твоими глазами смотреть будем. Только показывай, настроившись на нас.

"Глаза... атропин... - сумбурно мелькнуло в голове. - Может, именно атропин пробудил память предков? Господи, чушь какая!"

Он встал, быстро оделся и помчался в клинику.

- Не хочешь, как хочешь, - вздохнул в нем прадед.

Окулист тут же повел Дуброва к психотерапевту. Тот нашел у него редкий случай атропинового психоза, прописал кучу таблеток и запретил закапывать атропин.

По пути домой Дубров рассуждал: проще всего напичкать себя таблетками. А что, как и впрямь говорили предки?

От этой мысли вспотели ладони. В конце концов все в его руках: хочет глотает транквилизаторы, хочет - капает атропин. Первое менее интересно.

Придя домой, он закапал глаза и сел в кресло, готовясь к встрече. В этот раз вовсе не испугался, когда минут через десять услышал радостный возглас прадеда:

- Я знал, что ты не забудешь о нас! Спасибо, дружище. А теперь от тебя требуется лишь одно: смотри вокруг так, будто все видишь впервые. Я в последний раз глянул на белый свет в двадцатом, на Сиваше, когда упал мой конь в озеро и придавил меня, раненного насмерть.

Тут опять все разом заговорили, припоминая, кто, когда, при каких обстоятельствах распрощался с жизнью.

- Сколько вас тут? - поинтересовался Дубров.

- Да прилично, - ответил прадед Никифор, взявший на себя роль парламентера. И по-командирски прикрикнул: - А ну, помолчите! Ишь, раздухарились. Дайте с человеком поговорить. - И опять Дуброву: - Кого тут только не увидишь: предки с незапамятных времен. Кое-кто и не совсем по-русски разговаривает. Оно ведь, знаешь, Русь много кровей смешала в себе. Наверное, и сейчас братается со всеми? А некоторые лепечут что-то и вовсе древнее, первобытное. Я тут буду придерживать их, наводить порядок, чтобы не очень досаждали тебе, а ты все-таки покажи, как жизнь свою устроил.

- Да что тут показывать, - смутился Дубров. - Живем ничего, нормально, вот уже больше сорока лет без войны. - Хотел было сказать о комете, но раздумал: к чему тревожить предков? - Живем в целом неплохо. Детей рожаем, фильмы-спектакли смотрим, строим города и прокладываем дороги сквозь горы и тайгу, радуемся и печалимся. Но бывает, конечно, всякое: кто в космос летит, кто водку глушит.