Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ) - Крис Кельм

— Так он что, со своим товаром прямо в город явился?

— Нет, конечно! Обоз остался на левом берегу Удро во владениях барона Обриса. Баррит сам пришел в Хост, точнее, его привези сюда его люди. Совсем плох был. Но теперь уже оклемался, утром снова собирается в путь.

— И ты хочешь… — догадался Ковас.

— Ага. Продадим его Барриту. Думаю, десять корон мы за него получим, товар стоящий. И сами не в убытке, и поручение Венгила выполним. На рудниках барона Луда он долго не протянет.

— Хорошая идея, — поддержал дружка Ковас. — Это, значит, еще по пять золотых на брата. Неплохо.

— Погоди деньги считать. Баррит — скряга известный. Но в любом случае в накладе не останемся.

— Это точно.

Дружки договорились, и меня снова потащили по улицам Хоста.

Вот, значит, какую участь они мне уготовили. Работы на руднике барона Луда. Иными словами каторга и рабство. Уж лучше в реку.

Я начал извиваться, пытаясь, если уж не вырваться, то хотя бы содрать со рта веревку. Крик в ночном Хосте не останется незамеченным.

Но все мои потуги пропали втуне. Только я рыпнулся, как меня чем-то огрели по многострадальной голове. И я в очередной раз отключился.

Удар был довольно чувствительным, поэтому дальнейшие события я помнил смутно, короткими вспышками.

Я лежу на земле лицом вниз, надо мной торгуются двое. Сошлись на шести золотых. Это моя цена…

Скрип. Так скрепят колеса телеги, грохочут по мостовой. Не ошибся, меня подбрасывает на ухабах, пахнет прошлогодней соломой, которая окутывает меня с ног до головы.

— А вы куда это на ночь глядя? — доносится строгий голос с фаверским акцентом.

— Решили не дожидаться утра. Путь предстоит не близкий. — Этот голос мне тоже не знаком.

— Дело ваше, конечно, но кто вам городские ворота откроет, даже не знаю.

— Это конечно, если задаром. А за пару волчков, я думаю, найдутся желающие.

— Может и так. Пойду, спрошу.

Я был о фаверцах лучшего мнения. Куда катится этот мир? Впрочем, чему удивляться — все течет, все меняется…

Тишина нарушается лишь скрипом несмазанных тележных колес. Пахнет дорожной пылью и хвоей…

Меня стаскивают с телеги. Перед глазами мелькают лица, устрашающе-уродливые в отблесках костра. Чувствую запах подгоревшего мяса, навоза, немытых человеческих тел. Меня волокут через поляну. Надрывно стонет отворяемая решетчатая дверь клетки, закрепленной на телеге. Меня приподнимают и забрасывают внутрь. Я падаю на что-то мягкое, подвижное. Меня сталкивают, но потом переворачивают на спину. Надо мной склоняются какие-то люди, но их тут же окутывает туман, и я опять проваливаюсь в небытие…

Я возвращался к жизни медленно, словно по частям. Первым реанимировался слух. Звуки появлялись постепенно, один за другим: скрип колес, топор копыт, лошадиное фырканье, приглушенные голоса, щебет птиц, стрекот кузнечиков. Обычные, казалось бы, звуки, но весь этот сводный хор окружающего мира неимоверно раздражал и вызывал всенарастающую головную боль. Дикая тряска и слепящее даже сквозь прикрытые веки солнце только ухудшали положение. От асинхронного покачивания меня мутило, а малейшее движение причиняло нестерпимую боль во всем теле.

Стон был первым звуком, вырвавшимся из моих уст в тот день.

— Лежи, лежи спокойно, — кто-то вцепился в мои плечи и прижал к деревянному настилу, на котором я лежал. — Тебе противопоказаны резкие движения. Это я тебе как доктор говорю.

Превозмогая боль, я приоткрыл глаза. Закрывая собой слепящее солнце, надо мной склонился юноша, совсем еще мальчишка, лет двадцать, не больше. Внешний вид довольно непрезентабельный: рваная рубаха, чумазое лицо, покрытое царапинами и ссадинами, взлохмаченные светлые волосы. Но он улыбался искренне и открыто, словно беспомощному пациенту в постреанимационной палате.

— Игрок? — спросил я его и не узнал собственного голоса. Слабый, сиплый, с присвистом.

— Ага, Проклятый, как и ты, — улыбнулся он еще шире и тут же поднес к моим губам флягу.

Я глотнул теплой, неприятной на вкус воды. Жидкость с трудом достигла желудка, а уже спустя пару секунд ринулась обратно со скоростью реактивного самолета. Мой благодетель едва успел перевернуть меня на бок, поэтому остатки вчерашнего обеда и сгустки желчи я выплеснул не на себя, а сквозь прутья решетки на дорогу.

— У-у, свинья, — поморщился двигавшийся верхом мужчина в легких доспехах и хлестнул плетью по прутьям клетки.

Прежде чем мой молодой опекун вернул мое тело в исходное положение, я успел разглядеть еще троих всадников и две телеги с установленными на них клетками. В них сидели люди, человек по пять-шесть в каждой.

Улегшись на спину, я склонил голову направо и увидел еще троих обитателей клетки, в которую меня запихнули минувшей ночью. Они сидели, опираясь спиной на решетку и прижав колени к груди. Только так, иначе в клетке не хватило бы места раненому, то есть мне.

— Гады, — зло сверкнул глазами парнишка. — Работорговцы хреновы… Возьми, глотни еще воды.

Я отказался.

— Ты как себя чувствуешь?

— Выжатым в центрифуге, — ответил я, подобрав наиболее правильное определение.

— Не удивительно. У тебя, скорее всего сотрясение мозга. На первый взгляд ничего серьезного: кости целы, в теменной области легкая гематома, шишка на лбу. Через неделю и следа не останется.

— Ты на самом деле доктор?

— Третий курс хирургического факультета, кафедры пластической и реконструктивной хирургии, — ответил он и отвесил игривый поклон.

— Студент, значит. Как звать тебя, студент?

— Я Асаржан, начинающий хилер. Можно просто Ас. А тебя как звать?

— Ильс.

— Приятно познакомиться, Ильс. В последнее время нечасто встретишь человека из прошлой жизни.

Я усмехнулся его фразеологическому обороту. А потом взглянул на соседей по клетке. За все это время они не проронили ни слова. Два мужика лет под сорок и парень одного с Асом возраста. На вид — крестьяне. Взгляды затравленные, полные безнадеги.

— Местные? — спросил я Аса, кивнув на соседей.

— Ага, неписи. Банда напала на их село, многих убили, уцелевших — в оковы, село сожгли.

Говорил он об этом буднично, как будто каждый день становился свидетелем произвола и человеческой смерти. А может быть, так оно и было? Это я три года просидел в лесу и понятия не имею, что в мире творится.

— А ты сам как здесь оказался? — спросил я его.

— Поймали, — тяжело вздохнул он, а потом объяснил подробнее.

Ас успел поиграть в Найроване всего три месяца. Начинал хилером, достиг тридцать шестого уровня, попал в только что образовавшийся клан «Пурпурных лент», а тут случилось Затмение. Их клан, базировавшийся в Даресе, здорово потрепали неписи. Уцелевшие, с погоней на хвосте, решили пробиваться в Брошенные земли. Ас, утративший все свои навыки бафера, был слабым бойцом. А когда сломал ногу — стал большой обузой. Так что «друзья» оставили его на постоялом дворе где-то на берегу Актри ничтоже сумняшеся. Наверное, Ас по природе был хорошим человеком, незлобивым. Он не стал осуждать соклановцев, решив, что лучше погибнуть одному, чем всем. Он даже собирался задержать погоню, хотя понятия не имел — как это сделать. Но хозяева постоялого двора отговорили, спрятали его на сеновале. А потом выходили и проводили с Богом.

Оставшись один, юноша хотел продолжить путь на северо-восток, но уже скоро понял, что в одиночку ему до Брошенных земель не добраться. Очень трудно преодолеть восемь сотен километров через земли, охваченные войной, в которой люди и неписи убивают друг друга. Так что пришлось вернуться в Найрован. В королевстве, по крайней мере, было спокойнее. Неписи угомонились. Некоторые все еще косились, припоминая старые обиды, но многие относились к Проклятому юноше где-то в промежутке между равнодушием и недоверием.

Однажды Асу повезло. В одной из деревень ему волей-неволей пришлось вскрывать гнойник на спине у местного старосты при помощи обыкновенного ножа. Операция прошла успешно, старик оклемался, рана затянулась. Парню предложили остаться в деревне на правах лекаря, потому как местную знахарку задрал в лесу вепрь. Работа, конечно, не по специальности, но лучше, чем совсем ничего. Решил согласиться, по крайней мере, попробовать. Пришлось вспомнить все то, чему его когда-то учили. Подвел итоги — ужаснулся. Не так уж много полезного, насущного. Поэтому в свободное от работы время бегал по соседним деревням, перенимал опыт у местных целительниц, травниц, людей с навыками и жизненным опытом. Потом уже сам ходил по лесам и полям в поисках травок и корешков, сам составлял смеси, делал мази, порошки, настойки. За три года стал уважаемым человеком.