Провинция - Владислав Владимирович Кузнецов

я принялся чертить на чистом листе технический план с линейкой, соблюдая все пропорции, имея все необходимые данные. С этим я провозился ещё полдня. Закончил работу вечером, перед самым уходом. Всё это время Гузель недовольно поглядывала на мой прогресс, негодуя про себя за мою медлительность. Но в данном случае я работал медленно, потому что хотел всё сделать точно, красиво и правильно. По итогу и я, и Гузель были очень довольны результатом.

Увидев мою работу, Гузель поручила мне сделать технический план ещё двух объектов. Один из них находился на другом конце города, поэтому с ним мы пока повременили. А вот второй находился в шаговой доступности от нашего здания. Я отправился туда сразу после утренней планёрки с прежним набором инструментов. Последний раз то помещение занимал супермаркет. Он съехал, когда стороны не смогли договориться о сумме аренды. При мне это помещение так и осталось несданным, но после моего увольнения, я видел, когда проезжал мимо, что туда заехал автосалон японского производителя.

Это здание по площади было самое большое из всех, которые мы имели. Его общая площадь была известна документально, и, чтобы избежать лишних разговоров с Гузель, я решил подогнать свои данные под правильную цифру. Длина основного зала составляла более пятидесяти метров, ширина более двадцати метров. Той же пятиметровой рулеткой я шёл по всему периметру метр за метром, на глаз расставляя отметки. Не удивлюсь, если на сей раз погрешность моих замеров исчислялась метрами.

Закончив замеры, я отправился в офис. При входе я встретился с Раимом, тот был обозлён на весь мир. Мы перекинулись парой слов, из которых я понял, что Раим идёт увольняться к Игнатьеву.

Заходя в кабинет, Гузель чуть ли не с порога спросила меня:

— Что там за шум в коридоре?

— Раим на что-то ругается. Он хочет уволиться, — отвечаю.

— Он хочет уволиться с тех пор, как я здесь работаю.

Я сел чертить техплан, а Гузель вышла из кабинета, услышав новую ругань Раима. Спустя десять минут она вернулась в слезах, села за компьютер и, похныкивая, продолжила работу.

Следующим утром, на планёрке, Игнатьев отчитал Раима за неподобающее поведение, в частности за то, что довёл Гузель до слёз.

— Ты человек южный, а так ведёшь себя, — говорил он. — Я думал, у вас там принято уважительно относиться к женщинам.

Что именно произошло между ними, я не знаю, но они померились через три дня. А Раим так и не уволился, хотя ещё не раз грозился это сделать.

14

После нескольких случаев, связанных с памятью моих достопочтенных стариков-коллег на утренней планёрке появилось новшество. Теперь Раим, перед тем как сесть на своё место, запускал аудиозапись с ноутбука, выставляя микрофон в нашу сторону. Дело в том, что не были выполнены работы, которые Игнатьев, по его словам, распорядился выполнить на одной из последних планёрок. Никто, кроме самого Игнатьева про эти распоряжения не слышал. Но Игнатьев был точно уверен, что распоряжение он давал, и для предотвращения подобных ситуаций впредь у него на столе однажды появился микрофон. Я еле сдержал смех, поняв, что происходит.

Как всегда передо мной отвечала любовница Игнатьева о своих бухгалтерских вещах. Затем заговорила её мама о срочной необходимости закупить чистящие порошки для технического персонала, чтобы отмыть заброшенную гостиницу. Это моя первая работа, где была ежедневная утренняя планёрка. Возможно, так заведено во всех компаниях, но уж слишком много формальностей, слишком много времени уходит на разговоры. Пятнадцать человек ждут одного. У кого-то ждут Камазы, у кого-то ждёт бригада. Работа пятнадцати людей стоит, пока одна жалуется на отсутствие чистящих порошков для технического персонала. Камазы ждут порошки. Рабочие бригады ждут, пока архитектор объяснит неспешным голосом все свои задумки. На нас всех лишь я, Гульшат и Лиля отвечали кратко и по делу.

— Вадим, что у вас?

Перед каждой планёркой я чуть ли не репетировал свой ответ. Стандартно я отвечал о заслугах прошедшего дня и о клиентах, планирующих прийти накануне. Иногда Гузель меня просила о чём-либо оповестить Игнатьева, иногда он просил передать что-нибудь ей. Не думаю, что в этом было много смысла, учитывая, что Гузель каждый день поднималась к Игнатьеву лично на индивидуальную планёрку. А перед этим она спрашивала меня:

— Михаил Васильевич что-нибудь передавал? Что-нибудь важное озвучивали?

А потом поднималась к Игнатьеву и проводила там одна столько же времени, сколько длится вся планёрка.

Чаще всего на старика было жалко смотреть. Потому что каждое утро пятнадцать человек несли с собой в его кабинет плохие новости. Люди не укладывались в установленные Игнатьевым сроки, возможно, сроки были слишком суровыми, я знать не могу, но сути это дело не меняет. Игнатьеву приходилось слышать практически ото всех и всегда о невыполненных работах.

Я, например, не сдал ни одного помещения, которое могло бы существенно увеличить доход компании. Архитектор не радовал идеями, Гульшат предрекала проигрыши в судах, баба из отдела кадров не могла найти человека на должность администратора гостиницы, которую пытаются восстановить. Техника ломалась, требуя дополнительных денег, инженеры не могли воссоздать производство бордюра. На всё это Игнатьев реагировал внешне спокойно, но я видел, как внутри у него вскипала кровь, которую он подавлял, отворачиваясь в окно, откуда било солнце так, что приходилось щуриться. Когда Игнатьев успокаивался, он бросал из рук свою любимую бумажку, когда он вновь начинал расстраиваться, брал её снова в руки и крутил, вертел её всеми пальцами, а потом снова ударял взор в окно.

Не знаю, о чём он думал в этот момент, видимо, мирился с закатом своего бизнеса, сил и жизни. Он был очень стар и определённо очень богат, это я точно знаю. Он мне как-то сказал, когда вызвал к себе, что ему пришлось продать акции морского порта в Калининграде за 80 миллионов, потому что нынешний бизнес приносит ему мало денег. Игнатьев мог спокойно уйти на безбедную пенсию, но продолжал управлять тонущем кораблём, зная, что в любой момент может всё бросить. Наверное, эта мысль его и успокаивала. Наверное, об этом он думал, глядя в окно.

15

Из всего списка объектов меня больше всех интересовали заводы мясной, молочной,