Снежная сказка - Ирина Дедюхова

— Маш, а что ты думаешь по поводу этого Деда Мороза? — ответил вопросом на вопрос Анатолий.

— По поводу этого Деда Мороза я думаю, что такие методы в политической борьбе — крайняя безответственность! — категорически заявила Мария. — Это, Анатолий, политический экстремизм! С такими проявлениями общество должно бороться! И тут я целиком поддерживаю распоряжение владельцев «Рошаля» — взять с поличным этих политических спекулянтов на склонности общественности к новогодним мистериям прямо на входе. А если не удастся, то вообще того…

— Ты, Маша, это точно знаешь? — уточнил Толик.

— Толя, я сама слышала разговор администратора с капитаном Серегиным, когда меня начальник охраны к нему отвел документы проверить. Членский билет у меня, видите ли, просроченным оказался! Видите ли, взносы я полгода не платила! Я так и не была здесь полгода! Что это за свинство — отравлять женщине праздник какими-то мерзкими денежными подсчетами? Я им так в лицо и сказала! Я заявила, что если они меня сегодня не пустят, то завтра весь город будет обклеен листовками!

— Маша, я заплачу, успокойся! Лучше скажи, что они там говорили у администратора? — взмолился Арбазумян.

— Короче! Администратор доложил капитану, что у них будет вовсе не Дед Мороз, а Санта-Клаус, а в Снегурочек они нарочно оденут весь свой политически инертный женский персонал. У зала вип-персон будет выставлена дополнительная охрана… Слушай! Администратор сказал в трубку, понизив голос, чтобы я не услышала: «Точка оборудована на здании нефтяной компании «ТНК-инкорпоретед» у парапета над шестым окном у западного угла!» Точно! Я, Толя, сама все слышала!

— Маша, ты когда в Деда Мороза верить перестала? — поставил ее в тупик неожиданным вопросом Анатолий.

— Последний раз я видела настоящего Деда Мороза в яслях, — задумчиво сказала Мария. — А ты что, веришь, что это все… по-настоящему?

— Не знаю, Маша, — честно ответил Анатолий. — То верю, то сомневаюсь… Не знаю! Но мне хочется их спасти, понимаешь?

— Понимаю, — тяжело вздохнула Мария.

Они подкрепились в баре нижнего ресторанного зала для храбрости, заключив под коньяк с лимоном временное политическое соглашение о совместной борьбе. Анатолий направился к мужскому туалету, а Мария — разведать ситуацию в мраморный вестибюль клуба.

Ну, и первым, с кем она в вестибюле столкнулась, был поэт местного разлива Сержио Борхес, по паспорту — Виктор Ефремович Кургузкин.

— О! Манюня! С наступающим, пламенная и несгибаемая ты наша… э-э… электоратка! — разлапил он перед нею пьяные объятья.

— Отстань, Витька! Не до тебя! — отмахнулась от него Мария, высматривая главного секьюрити с говорилкой возле уха.

— А если не до меня, тогда до кого?.. — не унимался поэт. — Признавайся, ты Арбазумяна на колонку в газете раскрутила, да? Маня, не всем же повезло с этим армяшкой в одном классе учиться. Надо все же и о других думать все же… Маня, я хочу писать тебе в колонку обличительные стихи! Я требую свободы слова! Когда музы говорят, тогда молчат… эти… ну, такие… страшные… и ужасные…

— Отвянь, идиот! Если ты сейчас же не замолчишь, не прекратишь меня дезавуировать, я тебе это место, которым ты стишки придумываешь, кувалдой отобью, понял? — не на шутку разозлилась Мария.

— Так бы и сказала… Вообще-то, ведь не чужие люди, чтобы вот так… при всех… в вестибюле… — обиделся поэт.

А надо сказать, что Борхес ее у входа в бархатный холл стреножил, то есть напротив центрального входа в вестибюль и, соответственно, у главного входа в клуб. Из-за плеча поэта Мария, как в дурном сне, видит, что к этому входу, неторопливо маневрируя, подъезжает белая шестерка, из которой, ничего не подозревая, неторопливо выгружаются Дед Мороз со Снегурочкой, ставят преспокойно шестерку на сигнализацию, а потом еще и шины пинают на предмет — не надо ли подкачать?

Мария логическим путем догадалась, что это именно те, кого все ждут, поскольку в буфете с Арбазумяном она все же не до такой степени упилась, чтобы Санта Клауса от родного в доску Деда Мороза не отличить. И тут Круглова остатками стеснительности, изрядно подрастраченными в политической борьбе, почувствовала, все в «Рошале» вылупились на них с Борхесом, так влияло их непринужденное поведение на окружающих. Даже повар-китаец высунулся полюбоваться на них из кухни. На минуту Мария пожалела, что она уже взрослая, что уже не учится в шестом классе, не ходит в строгой форме и сатиновом передничке…Никто не обращал на Деда Мороза и Снегурочку. Все ждали от журналистки Кругловой и поэта Борхеса очередного публичного представления. Суки. Впрочем, возможно, зная о снайпере, все решили нарочно в ту сторону не глядеть и перед праздником себя не расстраивать. Однако времени на колебания и запоздалые размышления у Марии уже не оставалось, — приехавшие, с любопытством озираясь по сторонам, направлялись непосредственно в вестибюль… «Их же сейчас, как бобиков пришьют!» — поняла Круглова. Она чувствовала кожей, что и они с Борхесом, и вновь прибывшие будто на ладони хорошо просматриваются в объектив прицела, а красный кафтан Деда Мороза станет отличной мишенью, как только тот отойдет от машины еще на пару шагов.

Но тут что-то рвануло на улице! Все сразу стало красным — вообще все! А потом побагровело и обсыпалось зелеными звездами! Выглянув из-за плеча своего пиита, Маша увидела, что какой-то затрапезный мужичок кучно шмаляет ракетами и петардами по крышам всех многоэтажных зданий возле клуба. У мужика чувствовалась за плечами крепкая военная выучка, подготовился он к артобстрелу основательно: вся шипящая и светящаяся пиротехника взлетала у него с геодезической треноги на вращающемся штативе. Как только с крыши компании «ТНК-инкорпорейтед» раздался мат и крик: «Ты что же это, сука, делаешь?», мужичок крутанул штатив, и снаряды стали взрываться точно над парапетом у шестого окна. При этом баба, подносившая ему снаряды с детских санок, мстительно шипела, как просроченная ракета: «Жги их, Славка! Вдарь им, родной!»

По опыту ясельного периода и по рассказам очевидцев Мария знала, что ей надо продержаться только до того момента, когда Дед Мороз достанет гармошку, а Снегурка ударит в бубен. Она сделала глубокий вздох и с криком: «А ты не помнишь, как занял у меня последние 18 рублей и исчез на полгода?», неожиданно нанесла Борхесу меткий удар дамской сумкой на цепочке. Поэт побледнел, пошатнулся, и, закачавшись вокруг оси собственного тела, сделал несколько неверных шагов от главного входа, пытаясь закрыть голову руками…

Боковым зрением Мария уловила начавшееся продвижение всех секьюрити из вестибюля, холла и от прохода к вип-залу — в их сторону. Тогда она стеганула любимого еще раз, окончательно загоняя его в тупик у гардеробной, подальше от входа, где за вошедшими ряженными уже закрывались тонированные стекла. Поэт жалобно выл с надрывом на весь вестибюль при каждом ударе: «Маша! Машенька! За все меня прости!», инстинктивно отползая от выхода, но, главным образом, от Маши.

— Прекратите безобразие, прошу вас! Убедительно прошу вас в последний раз! — пытаясь перехватить сумку, надрывался возле Машки главный секьюрити, не слушая, что ему панически верещала в ухо говорилка. Но все-таки оперативная связь несколько отвлекала его, мешала сосредоточиться, поэтому он пропустил парочку точных ударов сумкой по переносице. Как только он безжизненно повис на стойке гардеробной, прекратить дебош стало делом чести всего персонала клуба «Рошаль». Визжащую, воющую, царапавшуюся Марию, отбивавшуюся ногами и измочаленной сумкой, захотели взять живой буквально все, включая повара-китайца!

А Дед Мороз со Снегурочкой будто забыли о губной гармошке и бубне! Они с любопытством рассматривали елку, зачарованные ее аккуратной роскошью, поэтому не могли видеть крадущийся прямо к ним за портьерами милицейский наряд во главе с капитаном Серегиным…

Не видела этого и Мария Круглова. Но только потому, что на нее опять накатило. В такие моменты наката ей уже было ни капельки не жалко ни себя, ни Борхеса. В такие моменты ей хотелось только отстреливаться от всех из автомата короткими очередями и, задыхаясь на ходу, как можно громче исполнять старинный русский романс «Он говорил мне: «Будь ты моею!», как в давнишнем фильме, который они смотрели в культпоходе в шестом классе…

Прождав лишние десять минут, Анатолий матюкнулся и пошел в кабинку переодеваться. Еще в баре, выпивая с Машкой, он почувствовал нехороший ледок под ложечкой. Такое чувство всегда возникало у него, когда его друг и адвокат Вадик Гарфункель вляпывался в очередной сюжет по уши.

Из кабинки он вышел уже облаченный в костюм Дедушки Мороза. Поймав пробегавшую мимо Снегурку, он торжественно приказал ей: «Отведи-ка меня в зал вип-персон, внученька!»