Люди в джунглях - Эрик Люндквист

Или, говоря словами самих капиталистов: предприимчивость дальновидных голландцев заставила меня вместе с горсткой туземцев проделать блестящую работу по освоению новых земель. Наш труд способствует прогрессу здешнего края и его народа. И обеспечивает лесом Китай и Японию, которые так нуждаются в древесине.

Отдыхая в объятиях джунглей, я отчетливо понимал, что этн слова — ложь. Нас подстегивал чистоган.

Когда повседневная сутолока не застилала мне глаз, я видел, как куются цепи, чтобы всех нас превратить в рабов компании. Видел, как расставляются предательские ловушки. В миниатюре я видел, как возникло эксплуататорское общество Запада.

Кругом — зеленые джунгли. Все оплетено лианами и колючим ротангом. На Западе джунгли — серые. Мы можем вырваться из зеленых джунглей. Мы можем вырубить лес на берегу реки или моря, и откроется солнечная поляна. Мы можем расчистить участок земли, засеять его, собрать урожай и послать к чертям всех десятников. Можем стать свободными.

Из серых джунглей парангом не пробьешься. Там все оплетают лианы совсем иного рода: страх перед завтрашним днем, борьба за кусок хлеба, классовая ненависть, нищета и погоня за «благоденствием». В серых джунглях вся жизнь — сплошное рабство для масс. Они рабы машин и других людей. Там огромная махина не дает своим рабам времени осмотреться, одуматься, разорвать заколдованный круг. И это называется цивилизацией.

Конечно, кое-кому удается, поразмыслив, вырваться на волю. Но масса не понимает их, когда они рассказывают о том, что увидели, называет безумными тех, кто рвет узы.

… И вот теперь я полным ходом превращаю смуглых детей джунглей в таких же рабов.

Когда приезжал директор компании, мы с ним тщательно обсуждали, как это лучше делать. К тому времени я уже изучил своих людей и знал их слабости. Знал, что их женщины ленивы и падки на побрякушки и кофе. Знал, что мужчины легко увлекаются азартными играми, и это увлечение переходит во всепоглощающую страсть. Знал, что, раз увидев на экране, как белые мужчины безобразничают, дерутся, убивают, крутят любовь, они будут стремиться увидеть это снова и снова.

В итоге мы решили открыть доступ на остров китайским лавочникам. Они торговали одеждой и лакомствами, но больше всего золотыми безделушками. Мы позволили открыть тайные игорные притоны. Раз в месяц, после получки, всем рабочим разрешалось целые сутки играть вволю. За ночь банкометы выуживали у игроков заработанные тяжелым трудом гроши. Мы решили также показывать фильмы и возможно дороже брать за билеты. Открыть бильярдные залы. Индонезийцы обожают бильярд. К сожалению, они мусульмане, вина не пьют. Не то мы, открыв кабаки, в кратчайший срок завершили бы процесс приобщения их к цивилизации.

Во всех этих «благородных» начинаниях женщины — мои союзницы. Женщин здесь мало, и они знают себе цену. Супруг, который не может дать жене все, чего она пожелает, как правило, быстро теряет ее. Женщины не работают. Большинство из них только играют в кости да пьют кофе. Мужчины трудятся не покладая рук, чтобы угодить им. Кичливость и половой инстинкт заставляют мужчин идти на все ради своих женщин. И помогают рыцарям чистогана делать мужчин рабами.

Стало обычным, что мужчина забирает большие авансы, чтобы купить женщине побрякушки; нередко с целью сманить жену у другого. Однако, получив таким путем женщину, счастливец, как правило, не может долго удержать ее. Она уходит к другому, а у покинутого любовника остаются долги, которые достаточно надежно привязывают его к компании.

Бакар один из многих. После каждой получки он проигрывает весь свой заработок. Потом приходит просить аванс, а то не на что жить.

— А зачем ты так живешь? — спрашиваю я. — Сбрось эту лямку, расчисти клочок земли, посей что-нибудь и выстрой себе дом!

— У меня нет жены, туан. Я не хочу торчать один в хижине. Сначала надо побольше заработать, чтобы жениться. Может, в следующую получку выиграю сотню-другую.

И хотя цивилизация делает здесь еще только первые шаги, у нас уже есть, так сказать, свои кадры прочно привязанных к компании рабочих. Они но могут уйти, когда вздумается, их не пускают долги или женщины, которых им надо содержать. Джаин доволен. Считает, что дела идут на лад. Туан увидит, мы их научим жить, дай срок!

Да уж, мы их научим… Выряжаться в нелепую одежду. Обвязывать шею галстуком и вставлять золотые зубы. Обзаводиться все новыми и новыми так называемыми запросами и работать, работать, работать…

А еще, твердит Джаин, нам нужны китайские рабочие. Без них мы никогда не добьемся пяти тысяч. К тому же их легко обратить в неволю. Они употребляют опиум. Опиум привяжет их надежнее, чем что-либо другое. Рабы опиума станут нашими рабами. Это очень даже хорошо, считает Джаин. Ни он, ни я и никто из рабочих-малайцев не употребляют опиума, нас этой цепью не привяжешь. Джаин утверждает, что, снабжая китайцев опиумом, мы не только себе, но и им делаем услугу. Возможно, он и прав. Ведь воевали же англичане с китайцами, чтобы заставить их употреблять опиум. Так что, наверно, это очень хорошо, надо только взглянуть на дело с правильной стороны.

Да, все зависит от того, как посмотреть на дело… Если посмотреть правильно, то компания, которую я представляю, — истинный благодетель. Ведь мы даем нашим смуглым братьям возможность зарабатывать деньги, так что они могут удовлетворять свои запросы, становясь все более «высоко» развитыми людьми. А наших желтых братьев мы обеспечим не только заработком, но и опиумом, на который они смогут расходовать свой наработок.

Словом, к ним можно ключ подобрать. Иное дело даяки — с ними куда сложнее.

Даяки прибывают к нам группами по двадцати-тридцати человек. Всегда с вождем во главе и всегда с намерением заработать на швейную машину или на ружье. Собрав необходимую сумму, они сразу же возвращаются в родную деревню. Это даяки-бахау и даяки-каяны, большей частью из долины реки Булонган, свободные люди, твердо знающие, чего хотят; приветливые, веселые, радушные, одаренные, с развитым чувством юмора. Я отлично ладил с ними, когда жил среди них в их собственной стране. Сейчас они мне уже не так нравятся. У меня нет времени посидеть с ними у костра или в хижине и поболтать о подлинных ценностях жизни. Я вижу их только мельком, когда контролирую участки и ругаю за то, что они сделали мало. Еще больше я бранюсь, если они спустя несколько месяцев собираются ехать домой.

— Куда вы спешите, черт возьми? Вам плохо здесь? Или я слишком много платил вам, и вы уже успели разбогатеть? Останьтесь хотя бы еще на месяц-другой!

— Нет, туан, нам пора возвращаться. Плохо жить так далеко от дома. И мы уже заработали на ружье нашему вождю.