Караул устал (СИ) - Щепетнев Василий Павлович

И вот они на вездеходе едут, едут, едут — езды между станциями неделя.

Примерно на половине пути радист не выдерживает, и говорит, что успел перед отправлением передать в эфир, что мы намерены напасть на соседей. Так что поворачивайте обратно, внезапного нападения не будет, нас поджидают во всеоружии.

Некоторые встречают его слова с облегчением, но начальник станции достает пистолет — и убивает радиста.

Убивает — и приказывает закрепить тело снаружи вездехода, на морозе. Мол, каждый человек теперь дорог, каждый человек интересен.

Врач и повар выносят тело наружу, а вернувшись, говорят, что поднимались на наблюдательную башенку и заметили, что в их сторону движется вездеход соседей.

Вот такая, значит, ситуация — закончил я.

— А дальше?

— Всё. Конец. Занавес. Печальная музыка с нотками надежды.

— Это которую ты нам предложил, в фильм?

— Другая. Но смысл тот же. Капелька надежды не повредит.

— Ты нам целый роман рассказал. В двух томах. Как это поместить в оперу?

— Вы сможете, я верю в вас.

После десерта мы расстались. До вечера. Мне нужно в Спорткомитет, девочкам — в «Молодую Гвардию». В Москве жизнь кипит, нужно не идти, а бежать, чтобы за ней угнаться. И потому я поехал на такси: оно быстрее и удобнее. А девочки с городом обвыклись, им на «Матушке» удобнее. А с молодогвардейской издательской «Волгой» ещё удобнее.

К встрече с Миколчуком поспел вовремя. В приемной огляделся в зеркале — сносно. В Москве я опять красавчик, весь в модном, весь в иностранном.

— Рад вас видеть, Михаил Владленович, — поприветствовал меня главный шахматный руководитель страны.

— И я рад, Адольф Андреевич, — изобразил радушие я. Даже не изобразил, оно было вполне натуральным. Так, слегка педалировал, и только.

— Как ваше самочувствие? — спросил Миколчук.

— Рабочее, — не стал распространяться я. В выписке из истории болезни диагноз был выставлен неопределенный: электротравма. Может, я пальцы в розетку сунул, или во внутренности работающего телевизора полез, поди, разбери.

— Ваша заявка на участие в турнире рассмотрена и одобрена, — порадовал меня Миколчук.

— Заявка?

— Помнится, осенью вы говорили, что хотите сыграть весной в турнире. В соцстране, — уточнил он.

— Да, помню, — я и в самом деле помнил, но новогодние события сместили фокус интересов.

— Так вот, я думаю, что этот турнир специально для вас и придуман!

— Какой турнир?

— «Турнир Чемпионов»!

— Признаться, я последнее время мало следил за прессой, был занят другими делами, знаете ли, — попытался оправдаться я. Хотя почему оправдаться? Я и в самом деле был занят. Работал над оперой «2026» — такое у нее рабочее название. Ну, и остальное не забывал. Восстановительную подготовку, реабилитацию. Никто, вообще-то, не знает толком, как восстанавливаться после тяжелого электрошока. Неспешные прогулки, диетическое питание, свежий воздух… Я думал съездить на месяц в Кисловодск, да как-то не получается. Одному скучно, девочки все в делах. А тут турнир меня поджидает! Оно и к лучшему.

— Решение о проведении турнира принято недавно, — утешил меня Миколчук. — Участники — чемпионы стран Варшавского Договора, плюс Куба. Десять человек — от хозяев будут двое. Участвуют Смейкал, Пинтер, Кнаак, всего шесть гроссмейстеров, включая вас. И четверо мастеров. Турнир пройдет в один круг, с тридцатого апреля по шестнадцатое мая. Проходить будет в Варшаве, там в это время прекрасно: не холодно, не жарко, много парков, много исторических мест, музеев…

— Все это хорошо, все это интересно, но меня интересуют условия турнира.

— Польша сейчас столкнулась с определенными трудностями, и потому… впрочем, вам, как чемпиону мира, конечно, будут созданы самые лучшие условия из возможных.

— Ваше «из возможных» как-то не обнадеживает, Адольф Андреевич.

— Вы будете жить в гостиницах «Орбиса», в Польше это вроде «Интуриста». Товарищ Павлов жил, и остался доволен.

Ну, раз сам товарищ Павлов доволен…

— Теперь о пустяках, — сказал я.

— О пустяках?

— Командировочные. Призовые. Сопровождение.

— Командировочные хорошие, сопровождать вас будет Евгений Иванов, отлично знает Польшу, польский язык, польские нравы. Кандидат в мастера спорта по шахматам, между прочим. Если понадобится — окажет помощь посольство. А призовые… Пятнадцать тысяч за первое место.

— Это недурно, — признал я. — Для Польши, конечно.

— Пятнадцать тысяч злотых, — охладил мои восторги Миколчук.

— Это будет… — стал вспоминать курс злотого, когда-то виденного в ежемесячной колонке «Известий» — это будет около трех тысяч рублей.

— Немного больше, — поправил Миколчук. — Годовая зарплата хорошего токаря — за две недели.

— Может, тогда токаря туда и послать? Шучу, шучу. А бонус?

— Какой бонус?

— Чемпиону мира полагается бонус. Гонорар за участие, не зависящий от занятого места.

— Насчет бонуса мне ничего не известно.

— А вы поинтересуйтесь, поинтересуйтесь. Десять тысяч злотых — минимум. Вперед.

— Побойтесь бога, Михаил Владленович! Для Польши это огромные деньги! А для вас — пустяк.

— После секвестра на сбережения такие деньги вовсе не пустяк. Это первое. И мне понадобятся деньги на текущие расходы в Польше, значит, они вернутся в польскую экономику, это второе. И, наконец, невыплата бонуса — это неуважение ко мне, как к чемпиону мира, и неуважение к Советскому Союзу, гражданином которого я являюсь. В общем, Адольф Андреевич, если мои условия по какой-то причине неприемлемы, я, конечно, поделать с этим ничего не смогу. Но поеду не в Варшаву, а в Кисловодск. Поправить здоровье. По рекомендации лучших врачей нашей страны.

— Мы посмотрим, что с этим можно сделать.

— Посмотрите, посмотрите, — и расстались мы не так сердечно, как встретились.

Расстались, и я позвонил в «Молодую Гвардию», девочкам. Потому что на дачу Стельбова на такси запросто не доедешь. А они пока жили там. Хотя в мае ремонт нашей квартиры должен завершиться.

Ну, а на даче было, как на даче. Не по-весеннему холодно, даже морозно снаружи, и тепло и радостно внутри. Я привез фильмоскоп и дюжину лент, и мы с мелкими смотрели сказку о Рыбаке и Рыбке. Большим экраном и в цвете.

Пусть привыкают. Это лучше телевизора: дает простор воображению. А воображение — именно то, что отличает человека от животного.

Ми и Фа остались довольны. И остальные, думаю, тоже.

Нужно чаще встречаться.

Глава 7

30 апреля 1979 года, понедельник

Перед праздником

День выдался напряженный. Сначала перелёт из Москвы, но это ладно. Утро, я бодр и свеж, взлетели из Шереметьево в девять пятьдесят, приземлились в Окенце в десять ровно, бонус часовых поясов. Нас, меня и товарища Иванова, встретил представитель организаторов турнира, пан Стрикульский. Получив багаж и пройдя таможню — довольно быстро, — мы уселись в «Полонез», и поехали в отель.

Ехать было недалеко, из окна автомобиля, родственника наших «Жигулей», видимость была посредственная. Серое небо, легкий дождик, машин, в сравнении с Москвой, немного, пешеходы… а кто их разберет, пешеходов, на скорости пятнадцать метров в секунду.

«Гранд-Отель» с виду походил на «Москву». Не один в один, скорее, отдаленно, но всё же, всё же.

Номер нам дали один на двоих. То есть он был рассчитан на одного, но поставили вторую кровать, мол, в тесноте, да не в обиде.

Но я обиделся.

— Пан Стрикульский, вы действительно считаете, что я буду жить в этом номере?

— Это очень хороший номер!

— Возможно. Но я однозначно обозначил условия моего участия в турнире. Если организаторы не в состоянии их выполнить, то почему они не сообщили об этом заранее?

— Мне об условиях ничего не известно, — ответил пан Стрикульский.

— Очень жаль. Во всяком случае, прошу передать оргкомитету мое неудовольствие.

— Вы сами сможете передать оргкомитету ваше неудовольствие, открытие турнира состоится через… — пан Стрикульский посмотрел на часы, — через два с половиной часа.